— Я не думаю становиться домушником! — без тени улыбки сказал Александр. — Он вроде просил привести блондинку… я ею стану.
Брови Яны удивленно взлетели вверх, она никак не могла понять, шутит он или всерьёз. Лицо Александра было серьёзно и непроницаемо. Юмор в нём начисто отсутствовал, он для тех, кто живет во власти страхов…
— Я стану той голубоглазой блондинкой, кою хочет поиметь тот хмырь! — повторил он, по–прежнему оставаясь серьёзным.
— Ты!.. — недоверчиво усмехнулась девушка. Всего она могла ожидать от него, но только не этого. Вспомнив, что этот парень зря слов не бросает на ветер, она прикрыла рот ладонью. Зеленые глаза стали круглыми. — Зна–а–чит, это ты был тогда в женском туалете!.. Ну, блин! Ну, блин! — удивлению девушки не было предела. — Ну-у, если так, то более элегантной сучки в тех местах никогда не бывало! У меня тогда ни капельки сомнений не возникло, даже прокладку хотела стрельнуть. А ты — «У меня сейчас не мои дни». Ха–ха–ха! — Яна упала на постель, корчась, катаясь по ней от неудержимого хохота. Александр терпеливо ждал, когда схлынет неудержимый шквал. — Как это у тебя получается? — Яна ладонью вытерла слезы от смеха. Белела влажная полоска зубов, в широко распахнутых глазах сквозило что–то подростковое, девчоночье.
— Когда я в женской одежде, я уже не мужчина, но и не женщина, я ОНО. Видать, миф об Андрогене был правдою. Как говорят китайцы, — продолжил он, — в это время я объединяю в себе два начала — «янь» и «инь», мужское и женское. Всё, теперь к делу! Приду ровно через три дня, никуда не отлучайся, кроме как в ближайший магазин за продуктами. Если дело выгорит, то, как говорят англичане, можно обойтись и без хорошей репутации, деньги всё заслонят…
Пред уходом на кухонный стол он положил пять «лимонов».
В чулане среди ненужных вещей, оставшихся от прежних мужей матери, Александр отыскал небольшие тиски, пилку по металлу, разного калибра шайбы из титана, куски войлока, латунную трубку.
* * *
Охранник Актрисы, крепкий мужик тридцати пяти лет, кроме хозяйки, никого не впускал в свою комнату, находящуюся на нижнем этаже особняка. Александр частенько ловил его взгляд, мгновенный, насмешливо–презрительный. Это весьма задевало его самолюбие, и он ждал лишь случая, чтоб доказать невозмутимому крепышу, что тот шибко ошибается насчёт него… Охранник всегда был вежлив и предупредителен: хозяйка платила хорошие «бабки», и он опасался потерять приличное место.
По утрам, поддерживая форму, кожаный затылок[5] бегал по песчаной дорожке вокруг коттеджа. После, приняв боевую стойку, наносил удары воображаемому противнику.
Однажды Александр предложил себя в качестве спарринг–партнера. Крепыш, смерив его взглядом, неожиданно рассмеялся: настолько предложение было нереальным. Но тут же поперхнулся, сбитый с ног стремительной подсечкой. Как кошка, пружинисто поднявшись на ноги, с разворотом на сто восемьдесят градусов он ногой нанес «Красавчику» сокрушительный удар, целя в грудь. Но удар пришелся в пустоту, а ответный ход противника согнул его вдвое. Схватившись за живот в области солнечного сплетения, морщась от боли, охранник промычал сквозь зубы:
— Не ожидал, браток, ты, оказывается, боец, каких еще поискать!
Когда утомленная Актриса засыпала в своей роскошной постели, на условленный четырёхкратный стук кожаный затылок отпирал дверь запретной комнаты. Хозяин был весьма немногословен. Александр догадывался, кроме охраны хозяйки, крепыш занимался еще каким–то опасным и темным, но прибыльным, делом. Роскошный особняк, скрытый соснами и высоким забором — отличная «крыша».
Догадку Александр подтвердил арсенал оружия, которым кожаный затылок не преминул похвалиться. В этот миг он был похож на коллекционера редких марок… Желание увидеть восторг в глазах малознакомого гостя, отмело постоянную настороженность. В наплечной кобуре охранника–неизменный Макаров. Но он, любовно поглаживая внушительных размеров пистолет в деревянной кобуре, говоря о нём, как о лучшем друге.
— ППС, Стечкина, двадцатизарядный, девять миллиметров, насквозь прошивает любую машину, хорош в крупной операции! «Узи» против него мелочевка. А это, — он бережно взял черный пистолет с длинным стволом, — Марголина, хотя калибр маловат, и в обойме всего десять семечек[6], хорош для индивидуальных операций, когда работа должна быть выполнена чисто, тонко. Он точен и безотказен…
Про наган выпуска сорок третьего года с навинченным на конце ствола цилиндриком глушителя, телохранитель почему–то не проронил ни слова. Александр откинул крышку барабана, медные желуди смерти тускло поблескивали во всех семи гнездах.
Крепыш объяснил и показал во всех подробностях, как самому сделать глушитель. Александр догадывался, охранник готовит Марголина для индивидуальной, ювелирной работы… С наганом же, видать, у него связаны самые неприятные воспоминания и ассоциации. Может, сорвалось дело, или же оно ему очень не нравилось, и выполнил он эту работу безо всякого желания, против своей воли…
Кожаный затылок научил его стрелять из всех видов оружия, кои имелись в его арсенале, а вот Марголина не давал даже подержать в руках. С глушителем звук выстрела, точно откупориваешь бутылку шампанского. Александр никогда не спрашивал, зачем охраннику столько оружия. Интересы их различны, они не были конкурентами, и посему доброжелательны друг к другу. Мечта кожаного затылка была натовская «Астра» — компактный, малокалиберный пистолет–пулемет, бесшумный, двадцатизарядный с разрывными пулями. Но о «Калаше» телохранитель отзывался более уважительно: «Бронежилет прошивает, как ситцевую рубашку, но опять же, пригоден лишь для крупных операций, а для индивидуальных, тут уж «Астра»…
* * *
Укрепив тиски на краю стола, подстелив газеты, Александр пилкой опилил часть латунной трубки. В старой дерматиновой сумке отыскал несколько титановых шайбочек разного размера: выходное отверстие должно быть под калибр. Спилив мушку, разверткой на конце ствола он нарезал мелкую резьбу. Уложил между шайбами тонкие войлочные прокладки.
К стене, выходящей на улицу, прислонил два толстых романа Марининой. Звук выстрела вышел глухим, точно старческий кашель. Глушитель гасил чуть ли не половину убойной силы, но и этого вполне достаточно, чтоб, к примеру, прострелить человеческую голову.
С навинченным глушителем пистолет выглядел длинным, внушительным, он еле поместился в женскую, изящную сумку на ремне…
Хотя к этому она была подготовлена, Яна долго не могла прийти в себя от удивления.
— Ну блин! Ну и блин!.. — со всех сторон она осматривала голубоглазую красавицу со светлыми, вьющимися волосами до плеч, и с золотым кулоном на груди. Ее восхищало платье на подельнице, переливающееся всеми красками (от сиреневого через лиловый к пурпурному). Сама же она в алом мини, черных колготах, кричаще размалеванная с немыслимым зачесом, закрывающем, казалось, оба глаза, с подведенными до висков глазами. Александра же — разительный контраст. Она, как знающая себе цену красавица, которая хочет, чтоб к ней относились без хамства и «снимали» неторопливо…
Александра недовольно вскинула бровь:
— Все, хватит! Брось это пошлое «блин»! Я теперь твоя подруга, соответственно следуй этому. Начинай сейчас же, не то сорвёшь операцию…
— Хорошо! — согласилась хозяйка. Задрав Александре подол, она восхищенно зацокала языком. — Ах, какие у тебя ножки! Длиннее моих, как у манекенщицы. Тот прыщ сразу кинется на тебя. Ха–ха–ха!…
Александра презрительно усмехнулась. С Актрисой она не раз бывала на подиумах. Манекенщицы, как фламинго, важно ступали на сцене, неся на лицах выражение такой значительности, как будто на их телах тряпки и они сами и есть смысл жизни, который века ищет человечество. Все у них заучено, тысячу раз проверено перед зеркалом. Погубленные естественности, которых опять научили держаться «естественно» на сцене. Да любая низкопробная шлюшка их естественнее!
* * *
В светозащитных очках, не доехав до нужного места, они остановили такси. По тропинке, петлявшей меж кустов, дошли до особняка. Нажали на кнопку звонка.
Прошло больше пяти минут… Зная, что хозяин в это время рассматривает их на экране монитора, девушки прошлись по губам карандашами помады. Наконец, щёлкнул замок, стальная толстая цепочка перегородила путь. Хозяин в дорогом персидском халате, взгляд его бульдогом вцепился в Александру, в глазках под костистыми бровями сквозило восхищение. Начало неплохое!
Внешность хозяина в точности выражала тот портрет, который словесно нарисовала Яны, у неё явный дар. Нос Упыря жил своей, обособленной от всего лица, жизнью. Казалось, он не только втягивал воздух широкими ноздрями, из которых торчали черные волоски, но видел и слышал… В этом что–то было звериное. За его спиной скалило клыки черно–лакированное чудовище, ржаво–красное понизу. Жёлтые глаза добермана налиты злобой и презрением.
