Я начала разглядывать мальчика, обнаружив, что у него немного отбит кончик носа, и, наверное, поэтому он показался мне немного приунывшим. Мой нотариус явно любил поесть, поскольку делал это ужасно долго. Стало за него даже страшно: а ну как умрет от несварения желудка, не успев открыть мне страшной тайны. Мысль эта меня не на шутку испугала, и я нагло потянула на себя дверь, за которой нотариус предавался плотским утехам. И тут настал мой черед удивиться.
* * *
Прямо передо мной, куда более ошарашенный, нежели я, с открытым ртом и не донесенным туда чебуреком, который норовил своим жирным бочком упасть прямо на брюки владельца, сидел не кто иной, как Хацкиль Ильич, нечаянно встреченный мной в казино.
— Добрый день, — приветливо улыбнулась я, — не ожидала вас здесь увидеть… Как мне повезло, однако — хорошо, что это именно вы.
Он судорожно кивнул. То ли он на досуге занимался не совсем легальным бизнесом, то ли просто трепетал перед такой красавицей, как я, но что-то он нервничал.
— Чем я могу, собственно, вам служить? — наконец рискнул поинтересоваться он.
— Видите ли, Хацкиль Ильич, — молвила я непринужденно, — засела в моей голове навязчивая идея завладеть казино. И ничего с этим поделать я не могу. А мне сказали, что оно не продается. Говорят, что имя владельца известно только в вашей нотариальной конторе.
— Ну и что? — поинтересовался он.
— Да вот не подскажете ли вы мне, к кому обратиться, дабы побеседовать с владельцем?
— Ко мне, — буркнул он, — только я не могу вам сказать ничего. У меня есть обязательства определенного характера…
— А ежели мы с вами, любезный Хацкиль Ильич, эти обязательства проигнорируем? — осторожненько достала я из кармана невинный носовой платочек с хрустящими купюрами.
Он смотрел на мой платок как зачарованный. Признаюсь, мне даже стало стыдно за него. Нельзя же быть таким алчным, ей-богу! Да еще так бессовестно это показывать.
Он, почувствовав мое неодобрение, слегка устыдился, о чем свидетельствовали немного покрасневшие концы ушей.
— И все-таки не могу решиться на такое нарушение, — сокрушенно пробормотал он.
Впрочем, судя по его лицу, исполненному страданием, я поняла, что он отнюдь не из породы стойких оловянных солдатиков.
— Ну и ладно, — беспечно согласилась я. — Не хотите — не надо.
С этими словами платок с хрустящими, новенькими долларами скрылся в моем кармане.
Бедный нотариус нервно облизал пересохшие губы. По его обезумевшему взгляду можно было догадаться, сколь велики и глубоки страдания от потери достояния, которое так легко могло стать его.
Я встала.
— Возможно, что этот ваш неведомый владелец сам захочет продать казино, только некому будет… — бросила я через плечо моему насмерть замученному борьбой с самим собой слушателю.
Он явно лихорадочно проворачивал в голове, как же ему сделать так, чтобы деньги, маячившие перед ним, оказались в его руках, но при этом он не нарушил бы данное слово.
Наконец, когда я, вздохнув, уже открывала дверь, он меня окликнул тихим голосом:
— Постойте!
Я остановилась. Обернувшись, я увидела, что он достал какую-то бумагу. Посмотрев на нее, я увидела, что это дарственная.
— Я не могу, поверьте, сказать вам, кем казино было куплено, — подобострастно улыбнулся он, — но вот кому оно подарено — извольте…
Водрузив на место слегка уползшие на кончик носа очки, Хацкиль Ильич стал тихо шевелить губами, испытывая мое терпение.
Наконец, когда я уже начала раздражаться, он воскликнул:
— Вот!
На лице его засияла детская радость человека, нашедшего выход из затруднительного положения.
— Можете взглянуть сюда, — милостиво протянул он мне наполовину закрытую ладонью страницу.
Я всмотрелась. Это была заключительная часть дарственной, в которой сообщалось, что в качестве свадебного подарка казино передается невесте… Увидев ее имя, я не знала, то ли мне заплакать, то ли засмеяться.
— Спасибо, — изящно сделав реверанс, я, как скромная пансионерка, опустила глаза и спросила: — А где у вас касса?
— Касса? — недоуменно воззрился на меня вороватый нотариус.
— Ну да, касса… — кивнула я. — Я же должна заплатить за ваши услуги.
— Да… — он замялся, — собственно, вы мне можете заплатить.
Я улыбнулась.
— Замечательно! — и достала из кошелька пятнадцать рублей. Именно столько, как я прочла в тарифе услуг, стоили справки, полученные от нотариуса.
Протянув строго положенные по тарифу деньги, я вышла, оставив Хацкиля Ильича в недоумении. Ей-богу, иногда во мне просыпается садист.
Он настолько ошалел, бедняга, от моей наглости, что даже не бросился за мной вслед.
Я вышла на улицу.
* * *
Я шла по проспекту медленно, стараясь осмыслить происходящее. В движении почему-то всегда легче думать. Честно говоря, то, что я узнала от нотариуса, меня удивило. Все, что должно было стать ясным, стало только чуть-чуть более понятным… Впрочем, что же ее связывало с… Человек, на которого сейчас указывали все улики, был мне очень симпатичен. Конечно, он не лишен цинизма — но ведь и я сама иногда этим страдаю.
А в целом — в этом гадюшнике было слишком мало симпатичных физиономий. Мимо меня промчался автобус со «звездочками», спешащими на очередное представление.
На крыше автобуса висели транспаранты, призывающие всех бросить скучные дела и рвануть на праздник песни и танца. Предложение было заманчивое. В самом деле, Таня, хватит тебе этой гадостью заниматься. Лучше прямо сейчас побежать за ними, туда, где «веселясь и ликуя», весь народ будет плясать и петь. Представив себя распевающей в хоре что-то вроде «видно, не судьба…», я задрожала. Нет уж, мрачно подумала я, не мое это амплуа. Лучше уж я убийства буду раскрывать. Это мне отчего-то ближе и понятнее.
Воспоминания об убийствах заставили меня подумать о несчастной Оле. И нельзя сказать, что эти мысли я сочла приятными.
Взглянув на часы, я поняла: скоро эта общественная радость закончится. А я еще ничего не знаю. Вернее, почти ничего. Господи, как же я ненавижу шоу-бизнес!
У каждого человека свой способ отвлечься от дурных мыслей. Например, когда мою маму гложет какая-то совершенно кошмарная мысль (о жизненных неудачах, или о смерти, которой никому из нас не миновать, или о том, что дочь, по ее понятиям, могла бы быть посчастливее), она раскладывает пасьянс. Это занятие кажется мне довольно бестолковым и утомительным, а решать, как Андрюшка, кроссворды в такой момент кажется мне кощунственным — как я могу занимать голову сложнейшими вопросами типа «город в Нигерии» или «финский фольклорист», когда у меня, можно сказать, под окнами лежат свежие трупы? Какое мне дело до этого финского фольклориста? Он же не поможет мне найти убийцу? Зато у меня был отличный способ, когда приятное вполне сочетается с полезным.
Сначала я заставила себя принять душ, выпить чашку кофе, и, когда внутренняя дрожь стала тише, я достала мешочек. Наверное, дальнейшее мое занятие навело бы кого-то на мысль о здравости моего рассудка, но я уже сама сомневаюсь в его здравости — человек нормальный ни за какие деньги не полезет в мою профессию. Да еще в этакое неспокойное время. Нормальный человек пойдет куда угодно — хоть киллером, только не в частный сыск. Правда, мои друзья из прокуратуры и УВД были еще безумнее меня, но у них хоть стаж нарабатывался.
Итак, я уселась на ковер и начала с задумчиво-идиотским видом кидать кубики, показавшиеся бы несведущему человеку детскими. На самом деле сия штучка гордо именовалась «магическими костями».
С Елисеевым мне было все более-менее понятно. Цепочка «наркотики-казино-наркотики» выстроилась сразу. Кости показали «18+9+34». А это значило — «Вы пали жертвой грязной клеветы, и причиной этого стал человек, которого вы считали своим другом». Я присвистнула. Яснее не скажешь. Если убрать «грязную клевету», получается — «вы пали жертвой». Человек, сделавший из Елисеева эту самую «жертву», оказывается, почитался им за друга.
Ну вот, а мама говорила, что гадание на костях ничем не отличается от ее пасьянсов.
Друзей у Елисеева было мало. Так что выяснить, кого же он почитал своим товарищем, было нетрудно. Виктория? Вряд ли. Последнее время их отношения назвать дружескими мог только розовый идеалист. Александр? Тоже вряд ли — этот вообще к Елисееву относился плохо. Сечник… Особенного расположения к Елисееву я тоже не усмотрела. Кто-то был еще. Я хмыкнула. Ладно, раз мои косточки сегодня разговорчивы, как Дельфийский оракул, может быть, они мне и поведают, что за скелеты хранятся в шкафах моих «приятелей».
Галина, мысленно спросила я и получила ответ: «24-33-4» — «Вы окажетесь беззащитны перед чьим-то изощренным коварством». Спасибо. Я это знала и сама. Настолько беззащитна, что плавала в собственной ванне… Вот только чье оно было — это «изощренное коварство»?
