— А вы знаете, что Даша пропала?
— Да. Но это ведь не в первый раз.
— А вы не знаете, где ее нашли в прошлый?
— Спросите у ее любовника, — пожал он плечами.
— Насколько я знаю, она была любовницей Зелинского. А Зелинский убит.
— Зелинский? — вытаращился на меня Сергей и расхохотался. — Вы что, правда думаете, что это был он? Старый козел, который их снимал?
— Вы знали, что Оля…
Я не договорила.
— А вы думаете, что я дурак, да? Конечно, знал. Меня же купили. Оля меня увидела, ткнула пальчиком и сообщила папеньке: хочу такого мужа. Купишь мне его, папик? Если купишь, я перестану тебя позорить… Правда, меня ей купили за очень хорошие деньги, и жалко, что я не потребовал задаток. А Дашин любовник, простите, — это фотограф. Фамилию его я не знаю, вроде работает в газете. Красавчик, от которого вся троица тащилась. Хотя, на мой взгляд, он слишком похож на гея.
— Имя? Вы знаете его имя?
— Они называли его Сэнди. У них вообще были приняты птичьи клички. Олли, Динни. Если честно, мне даже наплевать, кто ее убил. Вся эта тусовка — жуткая гадость. Слава богу, меня это все теперь не касается.
Он посмотрел на меня с легкой насмешкой: «Можете считать меня подозреваемым…»
Больше я ничего от него добиться не смогла. Мое внимание привлекла только его фраза о том, что у Олиного убийцы могли быть причины…
В кого же, черт возьми, играли наши девушки?
* * *
Да уж, ситуация!
Я усмехнулась, набирая в машине телефон Светки. Только бы эта дуреха была дома! Мне повезло, Светка подняла трубку сразу и радостно затараторила:
— Тань? Это ты?
— Я.
— Мы были у Мещерякова. Слушай, он вполне приличный дядька, правда, здорово злится на доченьку. Он сказал такое, что у меня уши завяли. Ты знаешь, что она была в весьма недвусмысленных отношениях с Зелинским?
— Подожди, — притормозила я ее. — Как это вы умудрились втереться к нему в доверие? Ты опять изображала из себя мисс Марпл?
— Нет, — проговорила Светка таким тоном, как будто разговаривала с неразумным ребенком. — Я прикинулась тобой.
— Как это мной?
— Просто. Сказала, что я детектив Иванова, он сначала не очень поверил, но Сашка ткнул ему в нос удостоверение сотрудника Интерпола, и тогда Мещеряков все выложил, то есть то, что знал. Ты когда приедешь?
— Куда? — не поняла я.
— Ко мне, — как само собой разумеющееся сказала Галазова. — Потому что у нас сейчас сведений вагон и маленькая тележка, и мы все это перевариваем и пытаемся сложить твои пазлы. Не хватает только тебя и твоих косточек. У нас уже просто мозги трещат по швам, слишком много информации!
— Мне надо заехать еще к одному человеку, а сведений у меня самой много, — сказала я. — Ты там с Сашей?
— Ну естественно… Ты что, ревнуешь?
— Нет, просто… Светка, будь осторожна. Если можешь, отправь его куда-нибудь…
— Куда? За пивом, что ли?
— Хотя бы и за пивом. Или… дай-ка ему трубку, я, пожалуй, возьму его с собой. От греха подальше.
— Ах вот как? Ты меня называешь грехом? Какая ты ревнивая, просто невыносимо!
— Светка, дай ему трубку!
Я уже плохо сдерживалась. Надо же быть такой доверчивой дурехой!
Впрочем, сама-то хороша…
Сашка взял трубку.
— Танечка?
— Саш, ты мне нужен. Можешь сейчас подъехать к остановке «Детский парк»?
— Таня, мне вообще-то не хотелось говорить об этом при Свете, но я не рискнул бы ее сейчас оставить одну… Может, возьмем ее с собой?
Так. Пронюхал, гад. Чутье у мошенников весьма развито, ничего не скажешь. Сразу опасности начал придумывать… Одной меня в качестве «заложницы» ему явно не хватает!
— Ничего с ней не случится! — рявкнула я. — Пусть лучше сидит дома! И не выходит никуда! Что там у вас за фигня?
— Тань, ты успокойся, но… У меня было такое ощущение, что за нами следят. И, мне кажется, нас вели до самой Светкиной квартиры. Понимаешь? Как я ее оставлю?
Ах, какой же ты артист, просто гениальный! Следили? Кто же, интересно?
Пока он был там, я не могла быть спокойна за Светку. А тащить ее к Корчинскому, неизвестно куда, не зная, что там за «бомба» нас всех ожидает?
— Так, — решительно сказала я. — Дай ей трубку. А потом я все-таки жду тебя у остановки.
Он что-то пробурчал, но сделал, как я сказала.
— Тань? Все в порядке?
Светкин голос был спокоен и безмятежен. Она даже не представляла себе, что сейчас находится в клетке с… койотом!
— Светочка, ты можешь денек побыть серьезной?
— Могу.
— Тогда запри дверь и никому не открывай, кроме Пафнутия. И не выходи из дома.
— Не подходи к окнам и не бросай окурки в унитаз, — вздохнула Светка. — Что, бандиты наконец-то поняли, что именно я представляю для них угрозу?
— Нет, просто игра у нас серьезная. — Я кусала локти, потому что не могла даже объяснить Светке, как нас обложили со всех сторон.
У меня мелькнула мысль позвонить Мельникову, чтобы он организовал Светке охрану, но, представив, куда он меня отправит, я поняла, что это полный бред. К тому же я не очень-то верила в «васильевские» фантазии о слежке. Просто он скорее всего не хотел сам выпускать Светку из виду. Знала-то она теперь достаточно, чтобы стать нежелательным свидетелем…
Повесив трубку, я опять почувствовала, как в сердце забралась тревога, прямо-таки Великое Предчувствие Беды.
— Пошла бы ты, — сказала я этому нездоровому чувству. — И без тебя тошно.
Ах, если бы я в тот момент прислушалась к ее голосу!
* * *
Сашку я увидела сразу, как только подъехала к воротам парка. Он задумчиво курил и смотрел куда-то вдаль. Красивый профиль у скотины, подумала я. Какой же красивый профиль! А глаза хищные. Только такая влюбленная дура, как я, могла этого не заметить сразу.
С каким бы наслаждением я его сейчас ударила! Впрочем, злиться-то следовало на себя! Не по возрасту уже трепетать, как девчонке.
Он будто заметил мой взгляд и обернулся. Некоторое время смотрел, прищурившись, как если бы уловил мое настроение. Я нажала на гудок. Он кивнул и, торопливо оглянувшись, пошел ко мне. Как в насмешку над моими чувствами, по радио начали передавать Гребенщикова: «Кто любит, тот любим…»
Я почувствовла, как к глазам подступают злые слезы. Он шел, как нарочно, медленно. «Кто светел, тот и свят», — пел мягкий голос.
«Господи, и почему ты, именно ты, тот самый гад?»
А в глубине души еще жила идиотская надежда, что это окажется не он. Конечно, надежда была слабенькой, слишком хорошо мне его описали, но…
Я подняла глаза. Небо было унылым и тусклым. Оно отказывало мне в праве даже на самую глупенькую надежду.
* * *
Я распахнула дверцу, впуская его.
— Ну, что у вас там за «слежки»?
— Не знаю, мне показалось. Понимаешь, у меня было такое ощущение, что нас с твоей Светкой пасут два крепышка.
О боже! Он что, меня совсем идиоткой считает? Если бы он придумал каких-нибудь оригиналов в пенсне, я бы и то ему больше поверила… Но вешать мне лапшу про двух типичных «крепышей» — увольте!
— И как же это выглядело? — спросила я, не скрывая своего скептицизма. — Они прятались за деревьями, а когда ты оглядывался, быстро прыгали в кусты? На обоих были кепочки, и один из них сильно и конспиративно картавил?
— Вообще-то я говорил серьезно, — Сашка посмотрел на меня такими честными глазами, что я даже усомнилась на мгновение в своих «гнусных» подозрениях на его счет. — Нас действительно пасли. Я не настаиваю, но, когда ты оборачиваешься и снова и снова встречаешь все те же две рожи, возникает ощущение, что они здесь маячат не случайно…
— Не спорю. Если даже и так, Светке ничто не угрожает. Только бы она сдуру не открыла дверь. Кстати, она-то это заметила?
— Именно она первая и заметила. И была в диком восторге. Сомневаюсь, что она будет выполнять твои указания. Слишком много энергии в ней, так и хочется…
— Ее поцеловать, — не выдержала я этого неуемного восхищения Светкой.
Он замолчал и отвернулся. Потом пробормотал:
— Иногда я тебя не понимаю, Таня. Ты умная, ироничная, склонная рассуждать логично. Откуда в тебе вдруг эта первобытная ревность? Я вообще не имею права признавать достоинства твоей подруги. Да, она мне нравится. Она своеобразная, забавная, умненькая — ну и что? Кажется, я не давал тебе повода думать, что я в нее влюблен. Впрочем, даже если бы это было и так, у тебя что, есть права на мою особу?
— Никаких. На меня просто налетело минутное раздражение. Забудь. Есть дела поважнее…
Я чувствовала себя очень противно, как будто меня поймали за руку, когда я воровала варенье. Щеки заливала противная горячая краска стыда.
Надо сдерживаться. Впрочем, пусть думает, что мое раздражение вызвано исключительно ревностью, так даже лучше.
* * *
Мы тронулись с места. Корчинский жил недалеко от парка, и мы довольно быстро добрались до его дома. Домишко был ветхий, четырехэтажный, похожий на заплесневелый барак. Одним боком он упирался в парк, а другим — в соседний дом, так что между ними было подобие глубокого и темного колодца.
