смотрела на нее, и мне было невероятно стыдно. В словах Кристины была правда: я действительно насмехалась над девочкой, которая не могла дать мне сдачи. Ради чего? Уважения в компании, где принято издеваться над слабыми? Я была молодой и глупой, во мне росла ненависть к отцу. Но почему за это должна была отдуваться Кристина? Ведь мы даже не знали ее историю, а просто насмехались, потому что у нее все получалось хуже, чем у нас.
Нельзя давать слабину, сейчас она – мой принципиальный противник, который почему-то следит за моим клиентом. Я должна узнать почему.
Я отставляю нахлынувшие эмоции, придаю своему лицу черты напыщенности и спрашиваю:
– Признаю, не узнала. Да и как это вообще было возможно? Ты посмотри, в кого превратилась Крыстина – напивается в барах, ездит на крутой тачке, а дерется-то как. Браво, крыска! А теперь будь добра, ответь на вопрос – почему ты следишь за Глебом Василевским?
Моя грубость привела Олега в замешательство – сейчас я казалась ему той самой стервой, о которой рассказывала Кристина. Пусть думает что хочет – с ним я объяснюсь позже. Мой прием должен разозлить Кристину, чтобы она проговорилась о своем плане.
Судя по тому, что ее лицо стало приобретать багровый оттенок, я добилась цели.
– Я знала, что Охотникова не изменится. Только я видела твое настоящее лицо! Когда практически по всем дисциплинам тебя хвалили преподаватели, я видела в твоих серьезных глазах ухмылку, адресованную мне. Скажи, когда наедине ты успокаивала меня после очередной прилюдной издевки, это было правдой? Или истина была в моментах, когда ты специально выбивала у меня из рук стопку учебников, делала подножки на кроссе, чтобы подружки видели, смазывала канат, чтобы я не смогла даже на метр подняться по нему? Где была истина?!? – Кристина перешла на крик.
Мне невероятно жаль ее. Хотелось бы развязать ее и обнять, сказать, что я была не права, но сейчас я должна быть стервой. Валентина Прохорова не поверила в то, что я – журналистка Марина Андреева. Кристина Ольхова однозначно поверит, что я двулична.
Я делаю наигранный зевок:
– Боже, какая тирада. Дорогой, ты там не уснул? Я вот почти. В общем, небольшая предыстория: мы с этой девчулей учились в одном вузе – место гиблое, в Интернете даже трудно найти, да и на карте, по-моему, тоже. В общем, в теоретических дисциплинах Крис была просто лучшей. Ей не было равных. Но однажды она совершила ошибку – стала регулярно исправлять своих одногруппниц, за что ее прозвали Крыстиной – ну, типа, крыса, ты понял, малыш? В общем, потом мы отыгрывались на Крыстине в дисциплинах, где нужно было показать физическую подготовку. Там-то это полутораметровое чудо себя показать не могло. А сейчас вот, искали себе дом Вити, а тут такая встреча. Подкачалась, стала бухать и драться научилась, представляешь? – Я вижу понимание в глазах Олега – он понял, что я играю роль.
Я смотрела на него, рассказывая историю, поэтому даже не заметила, как Кристина дернулась в мою сторону и стала вопить:
– Я убью тебя! Я тебя урою! Сволочь! Тварь! – Ее попытки подобраться ко мне, будучи связанной широким плотным скотчем, были заведомо провальными, но оторвать стул от земли и слегка приблизиться ко мне ей удалось.
– Ха-ха-ха. Ты посмотри, какая резвая. Хорошо, что твоя девушка может постоять за себя, правда, дорогой? Ладно, давай ты ответишь на мой вопрос, который мне лень повторять в четвертый раз, или в какой там, после чего мы с моим парнем благополучно уйдем отсюда? Обещаем забыть о случившемся недоразумении, если ты забудешь о слежке за Глебом и расскажешь, кто твой работодатель.
Кристина не успевает разразиться очередным потоком оскорблений, как доносится звук телефонного звонка. Телефон не в кармане куртки или джинсов нашей пленницы, звук идет из «Мазды».
Олег спешно подходит к машине, обшаривает глазами поверхности в гараже, на которых должны лежать ключи, наконец находит их, отпирает дверь, достает телефон и замечает на дисплее надпись: «Неизвестный номер». Вызов обрывается.
– Звонили с засекреченного номера. Крыстина явно что-то недоговаривает, – он так презрительно произнес обидное прозвище.
Молодчина, подыграл.
– Это по работе, я правильно понимаю? Крис, давай ты будешь паинькой и просто скажешь нам, кто звонил, – я покачиваю пистолетом в руках, демонстрируя, что готова пустить его в ход.
На самом деле не готова, более того, я хочу, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
– А давай ты просто признаешь наконец, что не сможешь пустить его в ход? И заканчивай уже с дешевыми сказками о «милом» и прогулке к соседу. Я прекрасно понимаю, что ты работаешь на Василевского.
– О-о-о… А еще пару минут назад ты спрашивала, кто это, – с ухмылкой сказала я.
На этот раз удовольствие на моем лице не было наигранным, потому что я действительно довольна, что Кристина проговорилась.
Своими эмоциями заложница дала понять, что случайно выдала себя. Теперь Ольхова не отвертится – придется рассказать нам с Олегом, на кого она работает. Что же делать с ней потом? Отпустить ее – значит дать свободу человеку, который откровенно меня ненавидит. Сдать в полицию? На каком основании? Ведь это мы проникли в ее дом, а не наоборот. Нужно незаметно включить диктофон, что я и делаю – мою небольшую хитрость замечает Олег, но не рассматривающая пол Кристина.
– Что, Охотникова, думаешь, ты опять оказалась лучше? Да как бы не так. Ну, знаю я Василевского, и что? Его многие знают – мажор-выскочка, который владеет самым популярным клубом в городе. Его «Bad», кстати, отстой, «Party Night» куда лучше.
– Не потому ли, что ты работаешь на хозяйку «Party Night»? Уточню: до этого ты сказала, что не просто знаешь Глеба Василевского, ты предположила, что я на него работаю, что, конечно, неправда.
– Ну да, отнекивайся от очевидного. А то, что я работаю на Валентину Прохорову, – одно из глупейших предположений, что я слышала. Слабовато для такого профи, Евгения, – ехидно подметила Кристина.
Я не хочу применять силу, но если все продолжится в том же ключе, то Ольхову мне не разговорить.
– Послушай, ты отчаянно хочешь доказать, что стала профессионалом, я понимаю. И я приятно удивлена
