твоими боевыми навыками, Крис, и силе – в качалку ходила, что ли? Я признаю, что ты стала крутой, но профессионалом тебя не назвать. Я все же отделала тебя в том проулке и сейчас понимаю, что передо мной – все та же неудачница из Ворошиловки.
Кристина снова побагровела. Нужно позлить ее еще больше, первый раз сработало. Я продолжаю:
– Как типичная неудачница, ты, конечно, выбрала хренового работодателя. Валентина Прохорова – властная, алчная и жестокая женщина, которая способна на убийство, в это уж поверь. Следишь за ее главным конкурентом? Составляешь его маршрут, чтобы в определенный момент нанести удар? Давай уже, выкладывай свой план, утомила ты меня, Кристинка.
Девушка не спешила отвечать. Она потупила взгляд, будто бы думала. Возможно, и правда о чем-то размышляет.
Спустя пару секунд заложница заплакала. Черт подери, я сильно ее задела. Мне очень жаль эту девушку. Возможно, в том, что она свернула на кривую дорожку, виноваты я и мои одногруппницы. Я очень хочу извиниться перед Кристиной, сказать, что была молодой, глупой и эгоистичной, что это я виновата в том, что с ней стало. Несмотря на издевки и насмешки, она все же окончила Ворошиловку. Преподаватели и другие студентки понимали, что из нее не будет специалиста широкого профиля, который сможет заниматься опасной работой. Но Кристина была не согласна. Она стала специалистом, которого нанимают для тайной слежки, а это значит, что назло всем тем, кто над ней издевался, назло мне, она добилась цели. Мне хотелось бы сказать ей «браво», но я должна продолжать изображать стерву.
Внезапно Кристина заплакала. Сквозь слезы она стала говорить, скорее самой себе, нежели нам с Олегом:
– Я стала той, что он хотел видеть. Я не хотела в эту чертову Ворошиловку, я знала, что не подхожу. Но он хотел сына, этот больной ублюдок. Как можно отдать ребенка куда-то против его воли? – Внезапно она обратилась ко мне: – Тебя-то наверняка отдали в Ворошиловку по собственному желанию.
Это было последней каплей. Я больше не могу изображать стерву.
Я откладываю пистолет в сторону и присаживаюсь рядом с Кристиной, после чего отвечаю спокойным, почти сострадательным тоном:
– Да нет, Крис, не хотела я ни в какую Ворошиловку. Вообще, судьбы у нас похожи: мой больной папаша тоже хотел сына. Отдал меня в это проклятое место, где из меня сделали «специалиста широкого профиля». А я хотела… Да уж и не вспомню, наверное, чего хотела, представляешь. Но точно не сидеть рядом с девочкой, чью жизнь я испортила, и угрожать ей пистолетом.
Кристина посмотрела на меня удивленными глазами, не менее удивленным был взгляд Олега, который все еще держал в руках телефон заложницы.
Как она отреагирует на мое признание? Скорее всего, она уже поняла, что образ стервы был прикрытием для выуживания из нее информации.
– Почему ты не защищала меня? – Девушка плакала все сильнее. – Ты и так была крутой и сильной. Зачем было меня донимать, а потом извиняться? Ты врала мне! Врала! – Тон голоса Кристины скакал, очевидно, у нее серьезные проблемы с психикой.
Я не могу вспомнить, чувствовала ли я себя когда-либо более разбитой, чем сейчас.
– Я была молодой идиоткой, которая хотела быть своей в крутой компании. Только сейчас понимаю, что компания та состояла из свиней и сволочей, которые смеялись над той, что не может дать им сдачи. Прости меня за то, что была одной из тех сволочей, – посмотрим, добьюсь ли я результата, сказав правду. На моих глазах тоже проступили слезы. – Ха, а ведь знаешь, я поймала себя на мысли, что сейчас ты бы каждой из них здорово наваляла, как наваляла мне.
Кристина на секунду замолчала. Потом улыбнулась и недолго посмеялась.
В гараже повисло молчание. Что делать дальше? О чем спрашивать? Готова ли она идти со мной на контакт или притворяется, что смягчилась после моего извинения? Слишком много вопросов. И слишком много загадок в деле о защите какого-то мажора.
– Развяжи меня, пожалуйста.
– Я-то развяжу, Крис, – сказала я, протерев глаза, – да вот только что потом? Мы заварим чайку и поговорим о жизни? А может, ты сразу потянешься за пистолетом и застрелишь нас обоих? Поэтому давай сначала расскажешь, на кого работаешь.
Девушка задумалась. Узнаю этот взгляд – она прикидывает варианты.
– Понимаешь, Женя, не могу я так просто сказать, на кого работаю. Эти люди… Они убьют меня.
– Так давай работать вместе. Совместными усилиями найдем их и накажем, но за Глебом следить не нужно.
– Во-первых, не надо принимать меня за ту идиотку, над которой ты смеялась в Ворошиловке, и считать, что я не заметила, как ты включила диктофон на своем телефоне.
– Хм. Возможно, ты даже круче, чем я предполагала, – я достала телефон с включенным диктофоном и положила на стол, – но запись я не отключу, сама понимаешь.
– Понимаю. Предлагаю скрепить наше примирение одним важным жестом – развяжи меня.
Я беру паузу подумать. Потом разбираю пистолет и откладываю подальше. Обращаюсь к Олегу и спрашиваю:
– Ты что думаешь?
– Я?!? – Парень явно не ожидал, что его спросят.
– Ты, кто же еще? Ты – третья сторона, слышал весь наш разговор, смотрел на нас как незаинтересованное лицо. Скажи мне, не накинется ли на меня Кристина сразу после того, как я развяжу ее?
Глеб тоже взял паузу. Пристально посмотрел на Кристину, потом перевел взгляд на меня и уверенно произнес:
– Не накинется.
– Что ж, «милый», будем надеяться, что ты прав.
Из ящика стола я достаю канцелярский нож и разрезаю слои скотча, которыми привязала Кристину к стулу. Она не дергается и ничего не говорит.
Когда последний кусок скотча падает на пол, Ольхова встает и произносит:
– Все тело затекло, и голова ужасно раскалывается. Угораздило же напиться и потом отхватить от Жени Охотниковой.
– А ты пьяная за руль не садись, глядишь, в следующий раз не отхватишь, – шуточно добавляю я, после чего протягиваю Кристине руку.
Она смотрит на нее и, немного поколебавшись, пожимает. Затем обращается к Олегу:
– Можно мне мой телефон? Если я не
