– Так вот, уроки рисования в старших классах не проводятся, насколько я знаю, – произнесла я. – Или в школьной программе сейчас что-то поменялось?
– Нет, не думаю…
– Значит, краске взяться неоткуда, – заключила я. – В сентябре ведь школу не красили, так? Даже если здесь и проводили какой-то ремонт, то что могли красить красной краской? Стены в вестибюле и коридоре бежевого цвета, в классах тоже использованы нежные, пастельные тона. Ярких цветов здесь нет, так?
– Да, все верно… Вы полагаете, на руке у девочки была кровь? – ужаснулась моя собеседница.
– Вполне может быть, – кивнула я. – Иначе что еще?
– Но где она могла так пораниться? – изумилась уборщица. – Рука была сильно испачкана!
– Пораниться… – задумчиво повторила я. – Скажите, вы видели эту девушку после того случая? Вспомните хорошенько!
Уборщица наморщила лоб, потом покачала головой:
– Вроде нет. По крайней мере, я не помню… Может, и видела, да внимания не обратила.
– А вы, случайно, не знаете, были ли в школе еще какие странные случаи? Хорошо подумайте, прежде чем ответить. Может, кто-нибудь из учеников оскорблял кого-то или обижал? Или плохо отзывался о ком-то?
– Ой, если вы про это – то сколько угодно! – хмыкнула женщина. – Мальчишки в средних классах вечно дерутся, младшие классы галдят, бегают, носятся… Это ж дети, они на ушах всегда стоят!
– А старшеклассники? Выясняют они между собой отношения?
– Скорее всего, – пожала плечами уборщица. – Мальчишки и некоторые девочки курят на переменах, не знаю, из каких они классов. Может, из десятых или из одиннадцатых, их не разберешь. Матерятся часто, да все как в обычной другой школе!
– А наркотики кто-нибудь употребляет? – продолжала я свои расспросы.
Женщина неопределенно пожала плечами:
– Ну кто ж их знает? Может, кто и балуется, только в школе они этого не делают. Иначе сразу бы родителей вызвали да суровые меры применили бы, такое просто так с рук не сойдет!
В принципе, уборщица была права, употреблять наркотики в школе или в ее пределах станут только самые отчаянные экстремалы, которым все с рук сходит. Ну или у которых влиятельные родители, способные отмазать свое чадо от сурового наказания.
– Много в школе хулиганов среди старшеклассников? – поинтересовалась я.
Женщина махнула рукой:
– Хватает, взять хотя бы сына учительницы русского языка и литературы, Жанны Петровны. Вот у кого сыночек-отморозок, так это у нее. Кирилл ругается матом, курит, пиво пьет, руки распускает… Бандит, да и только! Но все его проделки остаются безнаказанными – Жанна Петровна ведь заслуженный учитель, из-за нее его и держат в школе…
– А в каком классе учится этот Кирилл? – полюбопытствовала я.
– То ли в десятом, то ли в одиннадцатом, я ж не преподаватель, по именам учащихся не знаю. Но слышу иногда, о чем учителя разговаривают, оттуда и знаю. Вообще, в старших классах детям крышу сносит – что они только не вытворяют, подумать страшно! В наше время, когда я училась, дети учителей сидели тише воды ниже травы, боялись. А сейчас все с точностью да наоборот! Им и думать не нужно об экзаменах и учебе – родители все равно подсуетятся, помогут поступить в вуз. А потом и получается, что специалисты у нас ни в чем не разбираются, все ведь по блату… Умные и толковые ребята не могут поступить никуда, потому что все места заняты такими вот лоботрясами, как Кирилл…
– Получается, один сын Жанны Петровны в школе зверствует? – спросила я.
Уборщица отрицательно покачала головой:
– К сожалению, нет. Да много таких, как он. Не только мальчишек, но и девчонок. Подумать только, как они в школу приходят, старшеклассницы эти! Размалеванные, юбки трусы не прикрывают, волосы разноцветные… Словно не на учебу, а на дискотеку пришли! Курят, ругаются, в общем, кошмар, а не дети. Я даже представить не могу, как с такими учениками преподаватели работают. Я уж молчу про то, какую грязь они после себя оставляют, сменку не носят, в столовой безобразничают так, что смотреть страшно. Вроде взрослые ребята, а ведут себя так, точно дикари… Едой швыряются, чай опрокидывают, да что тут толку говорить! Я бы давно отсюда уволилась, если бы было куда идти. Не школа, а дурдом какой-то!
– Вас послушать, то здесь какие-то отморозки учатся… – заметила я.
Уборщица пожала плечами:
– Нет, не все, конечно. Есть и хорошие дети, но таких мало. Сейчас время такое, в моде распущенность, наглость и хамство. Главное – деньги и власть, а моральные нормы и ценности никого не волнуют. Конечно, во все времена взрослые ругают молодежь – вроде как раньше лучше было и тому подобное. Но это ведь правда! В моей молодости у людей хотя бы высокие идеалы были, люди к добру стремились. А нынешнее поколение только денег хочет и удовольствий…
Женщина вздохнула, потом посмотрела на ведро, которое собиралась наполнить водой, и проговорила:
– Заболталась я с вами, а мне же еще полы мыть на двух этажах… И вас своими разговорами, поди, задерживаю. Вы уж извините, что-то я за временем не слежу совсем…
– Ничего страшного, я не тороплюсь, – улыбнулась я ей. – Напротив, спасибо вам за информацию!
– А вы вроде узнавали по поводу какой-то девочки, верно? – вспомнила вдруг уборщица. – Что с ней-то случилось?
– Кристина Куликова пропала, – пояснила я. – Это ее фотографию я вам показывала, потому мне очень важно узнать о том, что происходит в школе.
– Ой, ужас-то какой! – запричитала женщина, всплеснув руками. – И давно она пропала, девочка эта?
– Недавно, но я боюсь, как бы с ней беда какая не произошла. Возможно, ее похитили и удерживают силой. И скорее всего, Кристина была очень напугана, кого-то боялась. Вот теперь я думаю, может, она кого-то из своих одноклассников опасалась?
– Скорее всего, – кивнула та. – Вот Кирилла, по-моему, вся школа боится. Вместе с его боевой подругой, Ксюшей, что ли, ее зовут. Та еще оторва, как таких только в школу пускают!
– А Ксюша тоже дочка кого-то из учителей? – поинтересовалась я.
– Нет, она – девушка Кирилла, как это сейчас говорят. Под стать ему девица. Может на учителя матом наорать, я сама слышала. Говорят, она
