подпускала, но я думаю, она периодически встречалась с Виктором, так как у нее постоянно появлялись новые гаджеты. Несмотря на то, что бывший муж потерял свой бизнес, у него были деньги, откуда — не спрашивайте, все равно не скажу, так как Виктор не посвящал меня в свои дела. Но у него хватало и на выпивку, и на бары, на рестораны, и домой он тоже продукты покупал, когда жил с нами. Мне подарки делал после особенно бурных ссор либо когда он серьезно меня калечил. Удивительно, но это правда. Я помню, что после того, как я оказалась в больнице с кровотечением, Виктор притащил в больницу дорогое кольцо. Я его потом продала — деньги были нужны, это было уже после развода. Если бы я избавилась от кольца в то время, когда жила с Виктором, муж бы меня убил за это кольцо. Он терпеть не мог, когда я неуважительно относилась к его подаркам, считал, что побрякушками он искупает свою жестокость ко мне. Он просто психопат, понимаете? Ему место в психушке, желательно в закрытой!
— Все же вернемся к разговору о больнице, — проговорила я. — Как же вы объясняли свои ушибы и ранения?
— Ссылалась на неловкость и усталость, — пожала плечами Майя. — А что я еще могла придумать? В конце концов, мне очень хотелось, чтобы врачи сообщили в полицию и Виктора отправили бы за решетку, но сама я рассказать врачам ничего не могла. Они сами должны были понять, что со мной происходят ужасные вещи, понимаете? Но они решили закрыть на это глаза и не вмешиваться… Даже сейчас я не знаю точно, как нужно было поступить. У меня была патовая ситуация. С одной стороны, я могла все рассказать полиции, заявить на мужа, но, с другой стороны, у меня не было никаких доказательств вины мужа, кроме синяков на теле и ран. Виктор, в свою очередь, нанял бы хорошего адвоката, и, я уверена, тот бы доказал, что все свои травмы я получила, когда, скажем, в пьяном виде не вписывалась в дверные косяки или падала с лестницы в подъезде. Учитывая то, что Виктор благополучно избежал наказания за нанесение побоев другому человеку, я понимаю, что именно так бы все и было. Единственное, чего я могла добиться своими действиями, так это ярости своего мужа и своей собственной смерти от его рук. А возможно, и смерти Карины, ведь она даже не была его дочерью! Поэтому я молчала в тряпочку, а когда приходил Виктор, делала вид, что рада его визиту. Принимала его подарки, ела фрукты, которые он приносил, хотя ощущала рвотный рефлекс при виде персиков, апельсинов и винограда. Но приходилось запихивать в себя эти долбаные фрукты, потому что иначе Виктор бы разозлился… Уже такое один раз было. После одного из избиений бывший муж захотел со мной поужинать. Я не могла толком ходить, испытывала боль от каждого движения, из носа шла кровь. Карина сидела в своей комнате и слушала музыку в наушниках, она обычно не выходит, если ее не позовут. Виктору это нравилось, он не запрещал дочке даже брать в комнату еду, позволял есть вредные чипсы и пить колу… Избивал Виктор меня исключительно в нашей спальне, если дочь была дома. Мне он запрещал даже стонать — приходилось терпеть боль молча, так как иначе он убил бы и меня, и Карину. Виктор велел мне оставаться в спальне, сам принес из кухни еду — горячую картошку с мясом, которую подогрел в микроволновке, и положил в две тарелки. Одну тарелку он дал мне. Я отказалась есть — мне и говорить-то было больно, не то что есть… Виктор разозлился, взял мою тарелку и опрокинул ее на меня. Картошка была очень горячей — он очень хорошо ее разогрел. Я вскрикнула от боли, тут же получила удар в живот. Меня вывернуло наизнанку, и Виктор заставил меня все убирать, пригрозил, что иначе заставит меня съесть мою блевотину. Тогда я поняла, что с мужем лучше не спорить…
— То, что с вами происходило, — чудовищно, не спорю, — кивнула я. — И очень печально, что преступник так и не получил по заслугам. Вы по-прежнему не хотите заявлять на бывшего мужа в полицию?
— Я ничего не смогу предъявить против него, — вздохнула Рудовская. — Единственное доказательство, которое у меня было, — это следы на теле от его побоев. Но они почти все зажили, осталась пара шрамов, но невозможно доказать, что я получила их от бывшего мужа. У меня нет ни свидетелей, ни видеозаписей побоев — ровным счетом ничего. Моя исповедь записана в моей книге, но для общества она лишь плод воображения талантливой писательницы, которая прочитала что-то о жертвах домашнего насилия, не более.
— Чем сейчас занимается Виктор, где он живет, вы знаете? — задала я новый вопрос.
Рудовская отрицательно покачала головой.
— Не знаю и не хочу знать. Я вычеркнула его из жизни.
— Остается надеяться, что и он вас — тоже, — заметила я. — Пока я в этом не уверена. Какие у него фамилия и отчество? Чем занимаются его родители, вы с ними знакомы?
— Родителей его не знаю. Фамилия у мужа — Федоров, отчество — Александрович.
— Родственников, друзей его можете назвать?
— Нет, Виктор меня с ними не знакомил. Он говорил, что не заводит близких отношений с другими людьми после того, как лучший друг его предал. Я не знаю ровным счетом ничего о бывшем муже, сейчас я это понимаю. Увы, я не проявила бдительности, поверила в сказку. А сказка превратилась в кошмар.
— Может, вы что-то знаете о той драке, за которую Виктор попал в полицию? — поинтересовалась я. — Имя пострадавшего или адвоката вашего бывшего мужа?
— Нет… Ничего не знаю. И не хотела знать — я боялась. Боялась всего, связанного с Виктором. Он — воплощение зла, дьявол. Это я сейчас понимаю…
— О том, что Карина встречается с вашим бывшим мужем, вы догадываетесь лишь по наличию у нее новых гаджетов?
— Да, предполагаю это. У дочери периодически появляются новые телефоны, наушники, флешки с большим объемом памяти. Кто, как не Виктор, может ее этим спонсировать? Больше некому.
— А со своим настоящим отцом Карина не могла встречаться? — поинтересовалась я. — Вы о нем что-нибудь знаете?
— Нет. И Карина в глаза его не видела, она не особо интересовалась вопросом, кто ее биологический отец. Только когда дочке было пять лет, она спросила, где ее папа, ведь у всех подружек в детском садике папа есть, а у нее нет.
