Ловков даже засмеялся. У него появилось ощущение, будто он не просто смотрит, но и сам участвует в каком-то дешевом фильме, в котором имеются все необходимые для остроты сюжета компоненты: война, смерть кругом, драгоценности, музейные экспонаты, наверняка очень тоже ценные, и, наконец, вывоз всего этого добра за границу. Белые и красные, безжалостные убийцы и грабители народного достояния — с одной стороны, храбрые чекисты — с другой… Приехали…
В свертках, как быстро понял подполковник, были хорошо и грамотно упакованы те предметы, которые обычно выставляются на стендах лучших музеев и ставятся под охранную сигнализацию — от музейных грабителей. Несколько свернутых в общую трубу небольших полотен оказались картинами, снятыми с подрамников. Портреты, пейзажи. Причем, что удивило Ловкова, пейзажи-то определенно русские, и зачем они кому-то нужны за границей? А вдруг они действительно представляют особую ценность? Не шибко разбирался подполковник в подобных «культурных ценностях». В другом куле, самом тяжелом, оказались запакованные бронзовые и чугунные фигуры лошадей на подставках. Работа тщательная, тонкая, наверное, специалист по лошадиной части даже породу определит, а то и имена этих коней. Для чего они там? Разве что отыскался особый ценитель, владелец богатых конюшен? Все возможно…
Ну, а вот «ювелирка» всякая — это понятно, золото и камешки, в самом деле, огромных денег стоят. Этого добра целый мешок, и все тоже аккуратно разложено и упаковано. Тут, пожалуй, даже миллионами пахнет. Может, кто-то из начальства прослышал об этом грузе, потому и десант бросили на перехват именно этих ценностей? Но — картины? В них-то все-таки какой толк за границей?
В других свертках были тщательно упакованы старинные вазы. Наверное, тоже дорогие, раз о них так беспокоились. Ну, впрочем, насчет «беспокоились», это как еще сказать. Кто же, какой ненормальный, перевозит хрупкие стеклянные и фарфоровые предметы на лошадях, да еще по горным тропам, но, самое главное, в военное время? Вот и результат: упавшая лошадь раздавила собой целый тюк ваз. Впрочем, если они действительно представляют собой сумасшедшую ценность, может, осколки еще склеить как-то смогут? Но это уж чужая забота.
И еще один тонкий, длиной чуть больше метра, сверток привлек внимание подполковника. Он небрежно разрезал скотч, разорвал, поддев концом ножа несколько слоев плотной бумаги и ткани, и увидев, как перед его глазами тускло блеснул, словно смазанный жиром, желтый металл, пожалел, что действовал так неосмотрительно. Надо было снимать упаковку аккуратно. А саму эту вещь даже и показывать-то кому-нибудь опасно. В свертке была шпага в ножнах. Не понимай подполковник, как человек военный, что перед ним, возможно, и ее отложил бы в сторону, как те же ювелирные изделия из явно ограбленного магазина, да и не одного. Но дело в том, что шпага была поистине уникальной. Это сразу оценил Ловков, много читавший в молодые годы об оружии. Золотой эфес — это и без пояснений понятно, крупные брильянты на рукояти, гарде и крестовине, кисть темляка с узором из таких же брильянтов, как-то по странному хищно сверкнувшая при свете фонаря в палатке… Знаменитое, уникальное, по сути, бесценное «золотое оружие», одно, конечно, из тех, которые император Петр Великий или императрица Екатерина Вторая вручали в качестве высшей награды своим прославленным фельдмаршалам! Век бы смотреть да любоваться!
Решение созрело не сразу, но оно было уже отчасти подготовлено всей предыдущей службой Андрея Дмитриевича. Он сообразил, куда нужно доставить это драгоценное оружие. Да и рассмотреть его потом поподробнее надо будет, в справочниках порыться, уточнить кое-что и, в первую очередь, конечно, попытаться найти фамилию владельца. Это серьезная, почти научная работа, и провести ее можно будет только в Москве. Значит, и разговоры сейчас об этой находке лишние.
Подполковник снова замотал тканями шпагу, сверху так же обмотал ее свернутыми прежде в рулон полотнами картин, и получился недлинный и, в общем-то, относительно не тяжелый сверток. Нести его самому вместе с другим военном снаряжением и не заостряя на нем внимания посторонних было несложно.
Быстро обследовав остальные свертки и не обнаружив там ничего нового — все те же художественные ценности: бронзовые статуэтки и вазы, вазы, к счастью, не разбитые, — он позвал капитана, чтобы сообщить, что свою часть работы он закончил. Кое-какие материалы, — он небрежно кивнул на свой сверток, — отобрал для срочной передачи их в Федеральную службу безопасности, пусть там специалисты разбираются. А вот с многочисленными ювелирными изделиями и художественными произведениями вероятно очень высокой стоимости, — иначе зачем же их тайно вывозили из республики, к тому же определенно похищенными из музеев, — пусть пограничники сами занимаются. Они знают, куда необходимо сдавать ценности, принадлежащие государству.
— Типичная контрабанда, — сказал Ловков, подводя итог. — Ни одна на свете таможня не пропустила бы, а тут — гуляй себе не хочу… Мы потом посмотрим с вами?
И добавил, как бы с юмором, что если при новой упаковке какие-то там часики или колечко для невесты покажутся приятными сюрпризами для бойцов, успешно завершивших весьма непростую операцию, то лично он, подполковник ФСБ Ловков, возражать не станет. Больше того, зажмурит глаза покрепче, чтобы ненароком не углядеть сияющих физиономий ребят.
— Много ли надо, капитан, человеку, чтоб он ощутил конкретную, а не просто на словах благодарность своего начальства, верно?
— Так точно, Андрей Дмитриевич, — засмеялся и капитан. — Так я им скажу, пусть они потом снова запакуют все это хозяйство получше, а мы с вами давайте пока пойдем перекусим маленько. И я вызову базу, чтоб за нами выслали борт… Не возражаете?
— Напротив, хочу от лица Федеральной службы объявить вам благодарность, капитан. Я доложу на самом верху, понимаете меня?
Он не лукавил, он действительно собирался рассказать об этой операции заместителю директора службы генерал-полковнику Ордынцеву. Кстати, приближался и подходящий к тому повод. Это тоже следовало учитывать, тем более что подходил к концу 1999 год, последний год столетия. И подполковник ожидал от нового века немало важных для себя решений и возможностей.
С тем он и отправился перекусить. Да и немного выпить уже можно было себе позволить… За такую неожиданную удачу.
Накануне Нового года подполковник Ловков, занимавший в Федеральной службе пост начальника отделения Управления по борьбе с контрабандой и незаконным оборотом наркотиков в Департаменте экономической безопасности, записался на прием к заместителю директора ФСБ генералу Ордынцеву по личному вопросу. Он решил более подробно, нежели в рапорте об операции по пресечению попытки контрабандного вывоза ценностей из Чечни, коей руководил лично, проинформировать генерал-полковника, как он твердо знал, страстного коллекционера оружия, о своей чудесной находке. А задержка с этой, новой информацией была вызвана тем, что ему пришлось в свободное от служебной деятельности время лично заняться определением принадлежности данного оружия. И он достиг некоторых успехов. О чем и собирался поставить в известность генерала.
Ордынцев выслушал с неподдельным интересом почти детективную историю — он любил такие «байки» — и обратил внимание на то, что подполковник явился с непонятным длинным предметом, напоминающим тубус для крупноразмерных чертежных работ.
— Это — то самое и есть, Петр Леонидович, — улыбнулся Ловков, — из-за чего я позволил себе оторвать вас от государственных дел. Разрешите достать «загадку»?
И он, дождавшись поощрительного кивка, открыл тубус и вынул оттуда шпагу. Осторожно, как хрупкую вещь, положил ее на генеральский стол и отступил на шаг, откровенно любуясь уникальным изделием.
Генерал едва сдержал изумленный вскрик. Он посмотрел на шпагу, затем на подполковника, глаза его сияли, он всплескивал руками и… не мог произнести ни слова. Шпага была истинным чудом! Уж кому и знать-то!..
То он за сердце хватался, то отходил в сторону и любовался, наконец, словно решился, взял ее в руки, чуть выдвинул из золотых ножен синеватый с золотой чеканкой клинок и снова восторженно ахнул.
Ловков понял, что сделал единственно верный шаг за последние годы службы.
— Если позволите, товарищ генерал-пол…
— Перестань! — досадливо отмахнулся тот. — Ты что, имени-отчества своего начальства не знаешь? Давай по-простому… — Он тут же нажал селектор и сказал секретарше: — Меня нет минимум полчаса… Ну, — добавил нетерпеливо, — садись же, рассказывай!.. Подробно давай! Обожаю таинственные истории!..
Ну, собственно, таинственного в «истории» было немного. И, главным образом, оно заключалось в том, что имело непосредственное отношение к данному конкретному «золотому оружию». Подполковник действительно провел серьезную работу и, подняв архивные документы, выяснил наконец, что эта золотая шпага могла оказаться одной из тех одиннадцати, которые Екатерина Великая вручила своим полководцам в 1775 году, в годовщину празднования Кучук-Карнаджийского мира после окончания очередной русско-турецкой кампании. Таким оружием были императрицей награждены Голицын, Румянцев, Потемкин, Орлов, Суворов и другие — те, чьи имена уже сами по себе являются бессмертной историей величайших побед русской армии.
