Дверь каморки приоткрылась, влезла полулысая голова зашуганного дипломника.
— Шефа нет?
— Нет-нет, — успокоила его Наташа.
— Ты иди, мальчик, иди, — это Леха как бы блистает, а на самом деле достает всех — и своих и чужих — аспирант-ским остроумием.
Кайф сломали. Наталья выдохнула громко, отгоняя не пожелавший войти в нее со вчерашнего дня оргазм, и про-должила монотонно тыкать напряженным пальчиком в клавиатуру допотопного компьютера.
Скукотищ-ща!
Эти таблицы и графики уже в печенках сидят. Другие весь день ни хрена не делают, взять Оксанку, например. Только игрушки на уме, то ей в "тетрис"* хочется, то в "балду", то еще куда, а мне за всех отдувайся! Чайку с хо-лодным пивом попить некогда! Что-то и Юлька не идет.
Ни день, тоска одна, поболтать не с кем, язык размять не кому.
Мысли медленно перекатывались по стулу из одного полушария в другое. Наташа сильнее придавила их, поер-зала пышными булочками, чтобы сильно не трепыхались, и продолжила такую нудную научную, да к тому же еще и исследовательскую работу.
"Господи! Неужели до пенсии вот так мучаться? — чер-тыхнулось в утомленной голове. — Лучше бы я пошла в ментовку или на панель!"
Мысль эта произвела короткое замыкание. Яркая вспышка в глазах и программирующий голос: — "Во имя отца и сына и святага духа… Забыла, блудница, зачем ты здесь? Сейчас вот как наподдам кадилом! Будет тебе и ор-газм, и панель, и ментовская шинель на босу ногу!"
Счастливое детство, беззаботная юность, любящие обеспеченные родители, наконец, самый лучший колледж страны — все было у нее и для нее. Если бы не ошибка мо-лодости, разве сидела бы она здесь, в этом мягко говоря вонючем подвале, перед тем, что и компьютером назвать стыдно. Когда-то сэр Билл Гейтс* только заявлял о новин-ке, а она уже распаковывала коробки с этим чудом. Зря она тогда согласилась. Тюрьма на ее родине сто крат лучше свободы в этой стране. Вернуться теперь можно только по-сле выполнения задания. На сегодня она дала к плану два-дцать девять процентов. Минус пеня четыре с четвертью. Итого ей осталось… Скоро половина останется. Правда, пока еще большая половина. Но так легче думается и счи-тается. И сегодняшний день не так себе. Сегодня еще долю процента она наберет на свой счет, еще приблизит его, ко-торый этот, house.
Спина резко выпрямилась, дышать стало легко и сво-бодно, помещение наполнилось черт те откуда свалившим-ся теплым светом. Нежные пальчики ее резво запрыгали по мягким клавишам любимого компьютера, хоть и не по-следней модели, но все одно старательного и борозду не портящего, высветились на экране неповторимо-стройными графиками и симпатюльными таблицами. А спину надежно согревало мелодичное дыхание недалекого (в смысле, что сидит он от нее недалеко) Лехи, и товари-щески прикрывало боевое сопение Васьки, не в меру разо-гнавшегося на очередной аудюшке цвета голубой мечты этого самого, на которого вы и подумали.
ГРУППА ТЕРРОРИЗМА
А в это время на конспиративной квартире, умело за-маскированной под лабораторию экологии уже знакомых нам пещер, хрупкая и нежная аспирантка Юля, склонив голову набок, и от большого усердия чуть высунув похо-жий на возбужденный клитор язык, скрупулезно выполня-ла расчеты. Авторучка за авторучкой, лист за листом, тет-радь за тетрадью исписывались этой старательной аспи-ранткой с поразительной быстротой. Буквы и цифры у нее аккуратно вставали, и почти всегда на свои места. Во всем у Юльки был должный порядок.
А если мне здесь, — нахмурила бровь, — вместо уравне-ния Лагранжа, — задумалась на мгновение, — применить формулу Лейбница?! — почесала переносицу. — Это идея! — воскликнула радостно.
И вновь побежала рука по странице. Трудилась она вдохновенно, подобно художнику, создающему свои ше-девры и заранее осознающему, что он не может и в помыс-лах любой свой мазок назвать рядовым. Так и только так Юля колдовала над любой, самой незаметной формулой. Пролетел еще один стремительный час, и вот поставлена точка.
— Юля! На сегодня все! — приказала она себе.
Спина так затекла, что встать с первой попытки не по-лучилось.
"Сгруппироваться!" — вонзился в мозг сигнал.
Девушка напрягла мышцы, закрыла глаза и задержала дыхание. Неудержимой молнией хрупкое тело ее сорва-лось со стула. Гибкой змейкой описав в воздухе замысло-ватую дугу, приземлилась Юля возле шкафа и дважды ру-банула воздух свистящими кулаками.
— У-ф-ф, — выдохнула громко и превратилась в худень-кую черноволосую Юльку, более похожую на неощипан-ную студентку первого курса, чем на аспирантку смер-тельного второго года обучения.
В желудке тихо заурчал проглоченный вчера моторчик.
— Так и язву себе заработать можно, — подумала она и посмотрела на часы. — Господи, половина шестого, а я и не заметила, как день пролетел! Все! Завтра специально при-ду попозже, а то с восьми часов торчишь здесь каждый день, и никто спасибо не скажет. Надо и о себе немного думать! Мое здоровье, это не только мое здоровье. Это, в первую очередь, здоровье моей любимой угнетенной ро-дины. Отлежаться, отоспаться, и не трепыхаться! Это при-каз!
Взяла со стула неприметную сумку, оборудованную двадцатью восемью потайными карманами, из которых Юлька нашла пока и открыла только шесть штук, сложила в нее рабочие тетради. На столе под стеклом фотография, с которой на нее весело смотрят их мальчишки. Ей стало больно и стыдно, что за весь день о них даже не вспомни-ла.
— Вот жаба я! Себя не забыла, пожалела. А пацанам ка-ково?! Весь день мотаются по деревням, замеры делают, и на меня, между прочим, на мою диссертацию тоже пашут! — Явственно представив картину рабского, местами изну-рительного труда Лехи и Васьки в окрестных деревнях, Юля разрыдалась от переполнившей ее жалости.
— Народ там какой? Мужики сплошь пьяные, грязные да немощные, лакают ведрами самогон, заедают прошло-годним силосом, от них и толку-то почитай никакого. До-ярки, те наоборот, на молоке и комбикормах сплошь кровь с молоком да голоднущие как собаки… Ох, и каково там нашим мальчикам в спину не целованным, необъезженным да необстрелянным? — плакальщицей на похоронах запри-читала девонька. Получилось очень даже натурально. Она послушала себя со стороны, добавила высоких в голосе и пары глубоких морщин у левой губы. Понравилось — прав-доподобно, с хорошей экспрессией. Уроки перевоплоще-ния намертво вбиты в подсознание годами упорных трени-ровок. Послушай ее сейчас инструктор тени и свето-маскировки, точняк бы четверку поставил и скупую шпи-онскую слезу на пол обронил. И запрыгала бы она, слеза эта, по неровным доскам обшарпанного пола, загромыхала бы, скатываясь по широким гранитным ступеням в мрач-ные глубины университетского подземелья.
Размазывая по лицу густую тушь вперемежку с яркой помадой, и попутно давясь от смеха, закрыла на ключ ау-диторию. Постояла мгновение, включая в работу шестое и седьмое чувства — проверила: ни за спиной, ни за поворо-том нет ни души, — никто ее не подстерегает, никто не из-лучает девятибальных волн опасности. Скользнула рукой по упругому животу вниз, безжалостно вырвала еще се-кунду назад такой родной кучерявый волосок, успев поду-мать вдогонку — надо чаще руку менять, а то все с одного края выщипываю, подумают, что плешивая, — приклеила, высморкнувшись, к дверному косяку. Кому на фиг нужно тайком проникать в ее каморку? Но Юлька отогнала по-дальше предательскую мысль. Она привыкла, так ее при-учили с сопливого детства, никогда не пренебрегать мело-чами. Только благодаря скрупулезности в мелочах долго живут хорошие агенты, это она проверила на своей шкуре. Ее явка считалась самой надежной явкой и у Клавки, и в книжной лавке, и в самом Главке. Три грамоты и два по-четных диплома в рамочке под стеклом красовались на плохо оштукатуренной стене. Ими она гордилась не мень-ше, чем удачно проведенными операциями и ликвидация-ми.
И, только после принятия всех этих мер предосторож-ности, направилась Юлька в гости к Наташке. Идти ей с первого этажа в подвал через один коридор и два лестнич-ных марша три минуты и шестнадцать секунд. По законам конспирации на этот короткий отрезок пути ей отводилось не менее получаса. Вверх до четвертого этажа, по черному ходу на чердак, открыв предварительно надрессированным ногтем амбарный замок. По запутанным, одной ей извест-ным тропинкам в соседний корпус, из него на улицу. Для проверки две трамвайных остановки в последнем вагоне третьего по счету подошедшего трамвая, и чтобы водитель не мужик.
— Хорошо, молодец, хвоста пока не обнаружено.
Далее, через проходные дворы в толкучку ярмарки, ку-пить у чурок пару ведер картошки — сегодня выбрала сине-глазку, в киоске отовариться на двести десять грамм вче-рашней чайной колбасы.
В центр сейчас же уйдет сообщение, что у нее все в порядке: слежки нет, месячные по графику, денег до сти-пендии осталось с гулькин нос, а стипендию, как всегда, задерживают, и, если к ней не прибудет кошелек, то есть курьер курьерским поездом с "манями" и "ванями"*, она с себя снимает всякую ответственность за подготовку пред-стоящей крупномасштабной операции, о сути которой она, дабы не сглазить, и под пытками ничего не скажет ни вра-гам, ни своим. Пусть они, если такие жмоты, сами приле-тают, сами внедряются и пашут тут за те гроши, что ей пе-реводят с такой позорной нерегулярностью. Она что, по-хожа на агента прогнившего коммунизма, чтобы пахать с риском для жизни за чью-то идею?
