Слева на маленьком столике находилась пишущая машинка «Ремингтон», в которую был заправлен чистый лист бумаги. Казалось, что хозяин кабинета вышел на несколько минут и сейчас вернется к прерванной работе.
Почти всю столовую комнату занимал большой обеденный стол, покрытый вышитой скатертью. Вокруг него стояли стулья с кожаными сиденьями и высокими спинками. В углу находилось два мягких кресла с протертыми бархатными подлокотниками. Следователь взглянул на большие напольные часы, за стеклом которых ритмично качался длинный медный маятник. Стрелки показывали половину десятого.
«Однако быстро течет время», — подумал он.
— Жена профессора здесь? — спросил Сазонов.
Агент угро вышел и через несколько минут вернулся с молодой привлекательной женщиной. Лицо ее было слегка покрыто веснушками, в углах небольшого рта с тонкими губами застыли скорбные складки. Длинное темное платье еще больше подчеркивало ее худобу.
Женщина села в кресло, и следователь увидел, что ее руки дрожат, да и вся она сама не своя.
— Вы не волнуйтесь, рассказывайте, — Сазонов достал из кармана небольшой блокнот и карандаш, приготовившись делать записи. — Как вас, кстати, зовут?
— Марина Андреевна или просто Марина. Сегодня утром, когда я возвращалась с базара и открывала наружную дверь, раздался выстрел.
— В котором часу это было?
— Часов в восемь утра. Муж лежал на кровати с простреленной головой, — и Марина заплакала.
Сазонов налил ей воды из стоящего на столе большого фарфорового чайника.
— Я подняла лежавший на полу револьвер и положила его на столик в прихожей, а раненого мужа переложила вместе с матрацем на пол. Не знаю даже, откуда у меня силы взялись.
— Зачем вы это сделали?
— Ну... думала, что он может упасть и совсем разобьется. Я очень растерялась и не могла ничего сообразить, но затем выбежала на улицу, попросила какого-то мужчину вызвать скорую помощь. Когда приехал врач, Николай Петрович был уже мертв.
— Значит, вы не видели, как он застрелился?
— Нет, я только слышала выстрел...
— Окно все время было открыто?
— Перед уходом на базар я подходила к окну. Оно было закрыто, это я точно помню.
— Профессор ничего не успел сказать перед смертью?
— Николай Петрович хотел что-то произнести, но не смог, язык его начал заплетаться. Затем он приподнялся на кровати и два раза меня перекрестил. На третий, видимо, сил не хватило.
— Почему на замке входной двери царапины?
— Не знаю. Помню только, что, услышав выстрел, не сразу смогла открыть дверь, пока возилась с замком, прошло некоторое время.
— Каких-либо записок, объясняющих причину самоубийства, профессор не оставил?
— Нет... не видела.
— Револьвер принадлежал вашему мужу?
— Да.
— Где он его хранил?
— Днем — в ящике стола или носил с собой, а на ночь прятал под подушку.
Прибыл старший уполномоченный уголовного розыска Маргонин — стройный худощавый мужчина лет двадцати восьми, с проницательным взглядом синих глаз и резкими чертами привлекательного лица. Вслед за ним в дверях появился фотограф с большой сумкой через плечо. С шипением вспыхнул магний — с разных ракурсов были сделаны снимки покойного, а затем и всей комнаты. Пообещав, что отпечатает их к завтрашнему утру, фотограф сложил аппаратуру и ушел.
Судебный эксперт нагнулся над трупом и осторожно откинул простыню. Трупное окоченение еще не было выражено. «Значит, смерть наступила несколько часов назад», — подумал Будрайтис. На левом виске он увидел входное пулевое отверстие, а над правым — звездчатую рану с выступающими наружу краями.
Повернувшись к Сазонову, эксперт заявил:
— Либо профессор стрелялся левой рукой, либо его убили. Выходное отверстие пули на правом виске. Вероятно, выстрел сделан в упор — видите, Георгий Викторович, на левой стороне подбородка разбросаны серовато-желтоватые пятнышки размером не менее спичечной головки. И поверхностные саднения кожи также свидетельствуют о том, что револьвер был приставлен вплотную к виску. С аналогичными случаями приходилось уже встречаться. Но если это самоубийство, то на левой руке должен быть пороховой налет.
Будрайтис внимательно осмотрел левую руку профессора.
— Гм... никакого налета нет. Значит, убийство?!
— Ионас Иакович, взгляните на правую руку, — Маргонин наклонился над трупом, — на большом пальце правой руки какой-то налет. Может быть, это от пороховых газов?
— Да, это что-то необычное, — заключил эксперт.
Он вышел в переднюю, достал из своего саквояжа флакончик со спиртом, затем аккуратно срезал бритвой кусочек кожи с налетом и поместил ее во флакон.
— А где же пуля? — спросил Маргонин, прохаживаясь по комнате и поскрипывая хромовыми сапогами.
— Пуля должна быть где-то здесь, в комнате, — заметил Будрайтис, — рана ведь навылет!
Сазонов аккуратно подстелил газету, опустился на колени и начал внимательно осматривать доски пола. Хлопнула входная дверь, в комнату вошел милиционер.
— Товарищ следователь, — обратился он к Сазонову, — понятые приглашены. Можно им войти?
В дверях стояли пожилой мужчина в белом фартуке с бляхой дворника и молодая женщина в светлом платье — соседка Панкратьева. Они испуганно смотрели на распростертое на полу тело профессора.
Сазонов искоса взглянул на вошедших и слегка кивнул, продолжая исследовать пол. Пули нигде не было.
— Куда же она запропастилась? — пробормотал он и тут же догадался: ведь она может быть в подушке!
Вытащив подушку из-под головы покойного и нащупав что-то твердое, Сазонов достал из кармана перочинный ножик, надрезал наволочку и извлек из подушки продолговатый кусочек свинца.
Будрайтис, буквально выхватив у него из рук пулю, стал вертеть ее в разные стороны, рассматривая нарезы через лупу.
— Вы бы пулю еще на зуб попробовали, — сказал Маргонин, — она явно от «Смит и Вессона». Дайте, пожалуйста, револьвер, — попросил он Сазонова, повернул барабан револьвера, и на ладонь выпали три боевых патрона, один с осечкой и стреляная гильза. — А теперь смотрите, — Маргонин приложил к гильзе пулю, которая довольно точно подошла по диаметру.
— Это еще не доказательство, — возразил Будрайтис, — гильза могла быть от ранее выстреленной пули, а эта от маузера или нагана.
— Ну уж нет, эти виды оружия я хорошо знаю — у нагана и маузера калибр почти одинаковый — 7,62 и 7,63 миллиметра, а здесь где-то больше десяти... Пуля выстрелена именно из этого «Смит и Вессона».
— Это все же следует доказать, необходима баллистическая экспертиза, — заявил Сазонов, внимательно прислушивавшийся к спору своих коллег. Затем он взял листок бумаги, сделал из него небольшой конвертик и вложил туда пулю и гильзу.
Тем временем Маргонин вынул замок от входной двери и внимательно осмотрел углубление в дверной раме, куда входил язычок замка. Следов отжима «фомкой» не было. Замок явно открывали отмычкой, о чем свидетельствовали царапины на наружной стороне замка. Но делали это осторожно — дверь не была повреждена.
Сазонов не зря числился специалистом по части обыска. Он начал его по часовой стрелке, неслышно двигаясь по квартире. Ничто не ускользало от его внимания, он перелистывал каждую книгу, тщательно обшаривал ящики шкафа. В одном из них следователь обнаружил два золотых Георгиевских креста — награды Панкратьева во время русско-японской войны. Но лишь в кабинете профессора его ждала по-настоящему интересная находка.
В ящиках письменного стола он увидел аккуратно сложенные папки. В них лежали напечатанные на машинке научные труды профессора, на отдельных листках были выписки из медицинских книг и журналов. В одном из ящиков он обнаружил записку.
Прыгающим почерком Панкратьева было написано: «Какая полоса невезения. За год ни одного положительного результата. Работаем, не считаясь со временем. Сколько животных загубили! Не пойму, в чем ошибаюсь. Необходимых приборов нет. Нет и нужных материалов для конструирования оригинальных аппаратов и достать их невозможно. Никто меня не понимает...»
«Если это самоубийство, то записка, может быть, частично и объясняет его причину», — подумал Сазонов.
В отличие от Сазонова, Маргонин был более нетерпелив. Он начал обыск прежде всего со шкафа. Там, как подсказывало ему чутье, могло находиться что-то важное для следствия. Из кармана профессорского пиджака он достал бумажник: удостоверение на право ношения револьвера «Смит и Вессон», удостоверение личности профессора, небольшая сумма денег, перочинный ножик с перламутровой ручкой, связка ключей...
В углу у шкафа стояла прислоненная к стене охотничья винтовка «Винчестер», в ящике стола оказалась коробка с патронами для нее.
Было уже около часа дня, когда Сазонов взялся, наконец, за протокол осмотра места происшествия.
— Я буду записывать, а вы диктуйте, — предложил Маргонин и разложил на столе листки белой бумаги.
