Положив трубку, я взял первое письмо, заглянул в словарь, а затем вставил в машинку лист бумаги и напечатал:
«Воды Атлантики простираются до самых берегов Африки».
Буквы были темными и чистыми. Литеры «о» и «е» не западали. Я довольно улыбнулся и скомкал листок. Что ни говори, а порой в голову приходят самые невероятные мысли.
После ужина я надел плащ.
— Дорогая, мне нужно ненадолго заглянуть в университет, кое-что доделать. Когда вернусь, точно не знаю.
— Хорошо, милый, — улыбнулась Дорис. — Кстати, ты не заметил, что я почистила шрифт в машинке и сменила ленту?
Я застыл со шляпой в руке.
— Когда это ты успела?
— Сегодня утром.
Я вышел на улицу. Моросил мелкий дождь.
— Миллионы людей неправильно пишут слово "простираются", — сердито ворчал я, поворачивая ключ в замке зажигания, — А ленту в машинке она сменила, потому что…
Тут мотор завелся, и я поехал в бар «У Мака».
Заняв свободный табурет у стойки, я заказал шотландское, нагнулся, развязал и завязал шнурок на правом ботинке и огляделся по сторонам, ожидая, что сейчас ко мне кто-нибудь подойдет.
Как бы не так. Никто из посетителей не двинулся с места.
Я посмотрел на часы. Ровно восемь. Наверное, он или она запаздывает.
Я принялся дожидаться.
Через восемь человек я сдался, не говоря уже о том, что умудрился превратить шнурок на правом ботинке в какой-то Гордиев узел.
Когда я вернулся домой, Дорис спала. Я доел большой пакет картофельных чипсов, который, как смутно помнил, зачем-то купил в баре, и, пошатываясь, отправился в постель.
Проснулся я с дикой головной болью. «Может быть, это аллергия на чипсы?» — горестно подумал я, распутывая шнурок.
— Ты, случайно, не простыл? — обеспокоенно спросила Дорис, заметив, что я, не притронувшись к еде, пью третью чашку кофе подряд.
— Надеюсь, что нет.
Допив кофе, я проглотил пару таблеток аспирина и поехал на работу. Две утренние лекции тянулись, как бесконечная пытка, и я едва дождался полуденного перерыва.
Мне удалось что-то затолкать в себя в кафетерии, после чего я решил прогуляться по студенческому городку, чтобы освежиться. Когда я остановился, чтобы закурить трубку, ко мне подошел высокий, хорошо одетый мужчина. Взглянув на мои ботинки, он усмехнулся.
— Я вижу, вам удалось справиться со шнурком.
Я изумленно уставился на него.
— Так это вы прислали мне то письмо?
— Да. Вчера вечером я был в баре «У Мака».
— Какого же черта вы не подошли ко мне?! Особенно до того, как я купил эти мерзкие чипсы?!
— Потому что я очень осторожный человек. А дело требует осторожного подхода. — Он внимательно посмотрел на меня, — Что вы подразумевали под «радикальным способом»?
— А вы как думаете? — грубо буркнул я, все еще не в силах успокоиться.
— Убийство?
— Верно, — после некоторого колебания ответил я.
Он внимательно оглядел меня с головы до ног,
— И сколько бы вы попросили за убийство моей жены?
— Десять тысяч, — наобум ответил я.
Похоже, сумма его ничуть не обескуражила.
— Каким образом вы собираетесь это провернуть?
— Сначала мы организуем вам алиби, а потом я ее застрелю. Вас никто не заподозрит.
Он одобрительно кивнул.
— Что ж, план и в самом деле очень простой и должен сработать… профессор Паркерсон.
Я опешил.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Вчера вечером я проследил за вами до дома, а утром — до университета. И, честно говоря, профессор, мне не верится, чтобы человек, занимающий ваше положение, был готов пойти на убийство — ни как профессионал, ни как… любитель.
— Сэр, — натянуто проговорил я, — вам предлагают убить вашу жену. Если сумма вас устраивает, то…
— Я не женат. Профессор, что вы задумали?
— Это вас не касается.
Его глаза насмешливо блеснули.
— По-моему, об этом стоит сообщить в полицию. Они могут заинтересоваться,
— Я уже получил «добро» от полиции. Как минимум, на уровне сержанта.
— Тогда, может быть, мне поделиться этой информацией с каким-нибудь газетчиком? Эта история может показаться ему вполне достойной публикации… Ну так как? Идти а газету?
Я вздохнул.
— Нет.
Мы сели на ближайшую скамейку, и я рассказал ему о своем эксперименте. Когда я закончил, он сразу же спросил:
— Вы получили ответы на ваше объявление?
— Пока что шесть.
Несколько секунд он молчал, а потом медленно протянул:
— Профессор, когда вы узнаете имена ваших клиентов — тех, что войдут во вторую группу, — вы передадите их мне?
— Вам? Чего ради?
— Я заплачу ван по пятьсот долларов за каждое имя — разумеется, при условии, что дальше буду иметь дело с клиентом напрямую.
— Зачем вам эти имена?
Он улыбнулся.
— Одна из главных трудностей в моей профессии — войти в контакт с перспективным клиентом. В отличие от вас, я не могу дать рекламное объявление.
— Стало быть, вы… профессиональный киллер?
— Не исключено, что мы с вами могли бы объединиться. Что вы скажете насчет пятнадцати процентов от общей суммы с каждой сделки?
Я вскочил.
— Я иду в полицию!
Он пожал плечами.
— Вы ничего не докажете. Я буду отрицать даже то, что мы с вами разговаривали. Моего имени и отпечатков пальцев нет ни в одной картотеке… И вообще, вы хоть представляете, какими это пахнет деньгами?! Ваши «исследования» можно провести на территории всей страны! И все в рамках закона.
— Никогда! Ни за что!
Он невозмутимо улыбнулся.
— Профессор, я вам дам немного времени на раздумья. И запомните — за такую возможность заработать с радостью ухватятся сотни других психологов. Всего хорошего.
Когда я вернулся домой, Дорис разбирала старую одежду.
— Для благотворительной распродажи, — пояснила она.
— А что здесь делает мой коричневый костюм? Тот, в котором я был на нашей свадьбе!
— Но он же поношенный! Вот уж не знала, что у тебя к нему такое сентиментальное отношение.
— Вовсе даже не сентиментальное! Хороший костюм, еще носить и носить. Повесь его обратно в шкаф.
— Как скажешь… Но, согласись, в наше время вовсе не обязательно жениться и быть похороненным в одном и том же костюме.
Я подозрительно посмотрел на нее. С чего это вдруг она выбрала такое сравнение?
Поднявшись в кабинет, я положил перед собой лист бумаги и принялся за подсчеты. Итак, население США составляет около 186 миллионов человек. Предположим, сто тысяч из них мечтают избавиться от своих супругов или от дядей, тетей, племянников, племянниц, друзей…
Также предположим, что кому-то удалось установить контакт с пятью тысячами потенциальных «клиентов» и получить с каждого… скажем, по пятьсот долларов. Получится… двадцать пять миллионов! А пятнадцать процентов от двадцати пяти миллионов…
Я быстро скомкал листок, швырнул его в угол и сел за проверку контрольных.
В четверг я заглянул в «Геральд» и в почтовой ячейке № 1183 нашел конверт с ответом на мое объявление о пропавшем колли по кличке Регис.
«Дорогой сэр!
Ваше послание относительно Региса получено. Думаю, нам пора встретиться. Предлагаю ресторан «Леони» на углу 27-й улицы и Геральд-авеню, в пятницу, в 8 вечера.
На мне будет розовый шифоновый шарф, а у Вас должна быть гвоздика в петлице. Я скажу Вам «Регис». Вы ответите: «Черный ошейник».»
Я перечитал письмо — написанное, точнее, напечатанное явно женщиной. На сей раз буквы были четкими и темными.
Ресторан «Леони»? Да, я помнил это место. Мы с Дорис как-то там ужинали в прошлом году. Или в позапрошлом?
Вернувшись домой, я с порога заявил:
— Дорис, мы с тобой давно никуда вместе не выбирались, Что, если в пятницу вечером мы сходим поужинать в «Леони»?
Она оторвалась от журнала.
— Извини, дорогой, но у меня в этот день собрание в клубе.
Я надел шляпу.
— Пойду-ка пройдусь.
На улице было темно и ветрено. А не может ли так быть, напряженно размышлял я, что Дорис ведет со мной какую-то хитрую игру? Но тогда как она могла узнать о моем проекте? Обычно я никогда не распространяюсь о своей работе, пока ее не закончу.
А что если… что если Дорис и в самом деле задумала от меня избавиться? Спору нет, жили мы спокойно и даже, пожалуй, скучновато, но мне казалось, что за десять лет она должна была постепенно привыкнуть к тому, что я «женат» на своей работе. В конце концов, ее родители тоже были учеными: отец — профессором филологии, мать — зоологом, причем известным… Может быть, имеет смысл потребовать у нее объяснений?
Я покачал головой. Нет. Сначала следовало выяснить, насколько далеко она готова зайти. В таком случае, прежде чем отправиться на встречу с ней в «Леони», надо будет заглянуть к профессору Тиббери с театрального факультета и одолжить у него грим, накладную бороду и парик.
