Ботинки Бентона оставляли глубокие следы на влажном песке.
— Я использую подвесной мотор в тридцать пять лошадиных сил. Он позволяет делать шесть узлов и весьма экономно расходовать бензин. Я всегда говорю, что хороший двигатель это первое дело.
— Да. — Уайльд засунул руки как можно глубже в карманы пальто. Мачты, суда, море… Эти воспоминания возвращались, как бурный весенний паводок. «Реджина А.», проваливающаяся в бушующее море невдалеке от Ханойского маяка
с Маритой Костик и мертвым Стерном в кокпите…[1]«Зимородок» покоящийся, как и этот катамаран, у грязного причала; легкий крен предупредил его, что
убийца Кайзерита скрывается в форпике.[2] После «Зимородка» он отказался от моря. Теперь он вернулся к нему. Из-за руки, и еще потому, что Мокка не
обращался к нему больше года. Он даже не знал, находится ли коммандер[3] в Англии, или все еще замерзает в Сибири. Он не знал даже, существует ли еще Секция устранения, но подозревал, что если ее и закрыли, то никто не станет тратить время, сообщая ему об этом.
Бентон вскарабкался по трапу и вступил в огромный кокпит почти десяти футов шириной и шести глубиной. Он отпер люк и сдвинул его назад.
— Конечно, среди океанских яхт эта лодка кажется крошкой. Но в каждом из корпусов можно выпрямиться во весь рост.
Уайльд кивнул. Это была элегантная лодка, удобная лодка, он оценил это, и она не напоминала ему о других.
— Большой крен?
— Пять градусов максимум. Видите те бутылки? Я оставил их на столе вчера вечером. Все открытые. — Бентон усмехнулся. — Конечно, мистер Уайльд, это хитрость. Но они не то, что не упали, они даже не сдвинулись ни на дюйм, а ведь сегодня утром было изрядное волнение.
— Очень эффективно. — Уайльд спустился на две ступеньки в камбуз и прошел вперед, в каюту, занимавшую всю центральную часть корпуса. — Вы сказали три тысячи?
— Совершенно верно, мистер Уайльд. И еще примерно на тысячу всякой всячины. Вот этот радиопеленгатор новой модели, а мотор прошел капитальный ремонт. Я сказал бы, что вы совершаете выгодную сделку.
— Но все нужно еще как следует осмотреть.
— Кстати, вы не доберетесь ни до одной детали из хвойной древесины. Весь набор герметично укрыт обшивкой из стеклопластика.
Уайльд возвратился на палубу; в горло гавани начали забегать первые волны прилива.
— Агенты свяжутся с вами на этой неделе. — Он склонился к крыше каюты и выписал чек на три сотни фунтов. — Это устроит вас?
— О, несомненно, мистер Уайльд. И лодка становится вашей в ту же самую секунду, когда вы сможете сообщить мне окончательное решение.
— А это произойдет сразу же после того, как я получу полный доклад. — Уайльд вскарабкался по причальной стенке и направился назад к докам. Бентон поспешал следом. — Подвезти вас?
— Ах, нет, но все равно благодарю вас. Знаете, у меня здесь еще пара дел.
— Что ж, надеюсь, еще увидимся. — Уайльд сел за руль своей маленькой «Альфы», дал задний ход, пересек доки и проехал по заляпанному грязью проезду яхтенной верфи. Он затормозил в воротах, выводящих на шоссе, а потом, влившись в поток движения, позволил себе расслабиться: обе руки на баранке, плечи свободно развернуты, все тело ощущает мощь автомобиля, поднимающуюся от педалей вверх по ногам, чтобы встретиться с тем, чем бы оно ни было, что просачивалось вниз из его мозга.
Облегчение? Это был шаг, который он обдумывал очень долго, отклонял, а затем снова и снова возвращался к нему. Не только из-за воспоминаний. Дело в том, что если он возвратится к морю, это должно быть навсегда. Бывали случаи, когда он испытывал отчаянное побуждение выйти, накинуть на голову мешок, чтобы ничего не видеть, и броситься бегом в ночь, прочь от того, чем он был, от людей, создавших его, заставивших его плясать под их дудку. Не с самого начала. Для бывшего коммандо мысль о работе с группой прекрасно обученных и просто-напросто блестящих людей оказалась заманчивой, прямо-таки непреодолимой, даже несмотря на то, что конечным продуктом их работы была смерть. Он все еще был солдатом, а жизнь солдата связана со смертью, независимо от того, как он производит ее: с громким выстрелом, нажимая спусковой крючок, или же или тихо, одними руками. Инстинктивно он стиснул правой рукой баранку, и так же инстинктивно вздрогнул.
Солдат не уходит, думал он, пока его еще могут использовать. Он продолжает работать, до тех пор, пока он не износится до конца или не погибнет. Это затрудняло решение вопроса. Уайльд строил свои планы — ускользнуть в забвение — не, потому что провел в безделье целый год, нет, такие простои уже бывали в прошлом, и это являлись многообещающим предзнаменованием перемен в международных отношениях, а потому что и он знал, и они знали, что с ним покончено. Он видел это в их глазах, слышал в их голосах. После того, как человек попадал в руки к русским, его ценность сходила на нет. Рука пульсировала как больной зуб.
Он свернул с дороги на площадку перед одиноким пабом, стоящим в конце квартала зданий, имеющих одинаково заброшенный вид, открыл перчаточный ящик, закурил сигару «Бельфлер» и выпустил клуб дыма в потолок. Был и другой признак изменившихся времен. Прежде Джонас Уайльд пил, когда использовал женщин, автомобили, самолеты и суда. Алкоголь был нужен ему прежде всего для общения, он служил подспорьем для того, чтобы без шума достичь своих целей и не пробудить подозрений. Но с недавних пор он в полдень начал испытывать настоятельную потребность в выпивке. Полуденная выпивка накрывала серым облаком Москву, застреленного Кайзерита, Линн Лонгтри, Одали Перс н и девушку по имени Нона. Прежде всего девушку по имени Нона.
Он захлопнул дверцу машины и вошел в бар. Это было пустое помещение, напоминавшее пещеру, отделанную мрачным темным полированным деревом, и не менее мрачной ослепительно начищенной медью. На стенах висели многочисленные фотографии лошадей: содержатель заведения увлекался скачками, а может быть предполагал, что ими увлекаются его клиенты. Уайльд нажал на кнопку звонка, торчавшую сбоку стойки.
— Эй, хозяева!
Вышла молодая женщина; ее черные кудри ниспадали на бретельки белого почти чистого передника. Натянутый на животе, он подчеркивал изобилие пышной плоти. Если бы не нездоровый цвет лица и какая-то неопределенная неопрятность, угадывавшаяся во всем ее облике, она была бы симпатичной. Она улыбнулась Уайльду. Женщины неизменно улыбались Уайльду, те из них, кто любил мужчин — из-за скрытой энергии, которая ощущалась в его движениях, а те, кто ненавидел мужчин — из-за фасона и покроя его одежды.
— Доброе утро! — бодро воскликнула она. — Что вы закажете?
— Я думаю, что-нибудь экзотическое, — ответил Уайльд, — исполненное легкими зефирами тропических бризов. Пожалуй, мы сделаем «зомби».
— Причем отличный. А что это такое?
— Это — коктейль, моя радость. У тебя есть какой-нибудь приличный белый ром?
Она оглядела полки.
— Есть «бакарди».
— Ну, это даже чересчур хорошо для «зомби». Но все равно пойдет. Ты можешь налить две унции[4] в миксер?
Она, фыркнув, выполнила указание.
— Получится крепко.
— А в этом весь смысл нашего занятия. Теперь выжми туда лимон.
Она умело выдавила сок из плода. Уайльд тем временем оглядел бар и, увидев газету, вспомнил о ежедневном ритуале, который скрупулезно выполнял в течение последних двенадцати лет, и лишь на этой неделе пренебрег им. Наверно, это было следствием прямо-таки юношеского волнения, охватившего его из-за катамарана.
— Что дальше? — спросила барменша.
— Дальше совсем просто. Унция апельсинового «кюрасао», унция ямайского рома, капелька «перно» и унция апельсинового сока. Затем нужно кинуть лед и хорошо взболтать. Но ни в коем случае не процеживать. А нет ли у тебя сегодняшней «Таймс»?
— Газету тоже положить в коктейль? — девушка не казалась удивленной.
— Нет, газету для меня. Я просмотрю ее, пока ты будешь готовить эту смесь.
— Мы не получаем «Таймс». Но чуть дальше по дороге есть газетный киоск. К вашему возвращению все будет готово.
— Какая хорошая девочка! — Уайльд вышел наружу, торопливо прошел по ветреной улице, купил газету, сунул ее подмышку и вернулся в теплую пещеру бара. Девушка наливала напиток в стакан.
— Выглядит так как надо?
— «Зомби» никогда не выглядит так как надо. Все это дело вкуса. Мммм. Да. На вкус и впрямь очень хорошо. — Он пропустил раздел деловой информации и провел пальцем вдоль колонки личных объявлений, задаваясь при этом вопросом, почему он все еще беспокоится на этот счет. Возможно, он делает это в последний раз. Он пробежал две колонки, перешел на третью, отхлебнул свой «зомби» и проглотил пару кубиков льда.
