«В СЛУЧАЕ ОСОБОЙ НЕОБХОДИМОСТИ позвоните по телефону в клуб „Мечта“ и попросите к телефону Любовь.»
— Что-нибудь не так? — забеспокоилась барменша.
— Один утренний «зомби» внезапно превратился в два утренних «зомби», — ответил Уайльд. — Ты справишься, если я попрошу тебя смешать мне еще один?
(ii)
Движение было очень напряженным и Уайльд не смог попасть в Лондон раньше трех. Он поставил автомобиль в гараж, неплохо перекусил в буфете клуба «Плэйбой» и провел вторую половину дня у колеса рулетки. Он обнаружил, что не в состоянии сконцентрироваться ни на беснующемся шарике, ни на какой-нибудь кошечке из посетительниц. Заказы, поступавшие к нему, обычно были оформлены в письменном виде, сопровождались задатком и доставлялись обычной почтой. Личный контакт был своего рода сигналом тревоги, предупреждением об опасности, а он был в неподходящем настроении для критических ситуаций. Псевдоним абонента также указывал на женщину, а он не испытывал никакого желания получать этим вечером распоряжения от Фелисити Харт.
В семь тридцать он набрал номер клуба «Мечта».
— Могу ли я поговорить с Любовью?
— О, да, сэр. — Он услышал щелчок и металлические удары, голоса, кричащие в отдалении, визгливый смех. Но пока что никакой музыки. Прижав трубку подбородком к плечу, он зажег сигарету.
— Я Любовь. — Высокий, даже тонкий голос с легким иностранным акцентом. Определенно не Фелисити Харт. — Представьтесь, пожалуйста.
— С радостью, моя дорогая. Меня зовут Уайльд.
— А если не так официально?
— Джонас.
— Я так рада! Вы и представить себе не можете! Но вам не следует приходить сюда. Вы знаете Уиттен-стрит?
— В Эрлс-корте?
— Четвертый дом от угла, справа. Я живу на верхнем этаже. Если вы сможете зайти по дороге, где-то после одиннадцати, то прямо проходите наверх.
— Одиннадцати? — переспросил Уайльд.
— Раньше я не смогу освободиться. До встречи.
Пока что для глубоких раздумий не было оснований. Уайльд словно находился на конвейере, и лента несла его к пункту назначения. Он пообедал в зале для Очень Важных Персон, почувствовал себя обласканным и возвратился к
столам. На сей раз он играл в «блэк джек»[5] и вернул часть недавнего проигрыша. Из клуба он вышел в десять.
Ветер стих и с неба сыпался мелкий дождик. Уайльд взял такси и доехал до угла Уиттен-стрит. Подняв воротник пальто и засунув руки как можно глубже в карманы, он считал здания. Это была, пожалуй, самая захудалая часть Эрлс-корта.
В четвертом доме свет горел в вестибюле и в одном из окон первого этажа. Верхний этаж был темен. Уайльд повернул назад, перешел через улицу, выбрал подходящий подъезд и вошел туда. Он стоял абсолютно неподвижно, держа руки глубоко в карманах пальто и глядя как косой дождь падает на тротуар, ярко освещенный фонарями. Ожидание было важной частью его ремесла, а сегодня вечером он, по крайней мере, не собирался никого убивать. Прошло полчаса, и он заметил женщину, которая шла по улице со стороны станции метро. Это была африканка, высокая и стройная; она держалась очень прямо, как почти никогда не удается европейцам. Рот был широкий, а нос небольшой. Прямые покрытые лаком волосы закрывала от дождя широкополая фетровая шляпа. На ней был белый плащ и черные сапоги-чулки.
Незнакомка свернула к четвертому подъезду, а Уайльд быстро пересек улицу. Девушка уже успела поставить ногу на лестницу, но услышала шаги на секунду-другую раньше, чем он приблизился к ней, и повернула голову в тот самый момент, когда он взял ее за локоть.
— Вы должно быть мистер Уайльд? — В ее черных глазах блеснуло удовлетворение Ее акцент, вместе с обликом, подтверждал, что она, скорее всего, была настоящей африканкой. А от этого он мог найти в сегодняшних событиях еще меньше смысла. Ему довелось попасть в Африку только однажды в жизни, семь лет назад. Это была Кения.
— Я пришел раньше времени.
Она кивнула.
— У вас такой вид, будто вы не откажетесь выпить, — она вставила ключ в замок и улыбнулась ему. — Меня зовут Эм Боск.
— Это значит, что вы предпочитаете получать, а не давать. Или же по-французски ваше имя означает нечто другое?[6]
Она провела его через вестибюль с полом, покрытым линолеумом, и вступила на лестницу. У нее были худые ноги.
— Это всего лишь имя, мистер Уайльд. Полагаю, что оно имеет отношение к любви лишь потому, что я выбрала его. Я должна извиниться за это место, но не стану. Хотя возможно вы и ожидали увидеть что-нибудь вроде этого?
— А мне следовало ожидать?
— Разве у вас нет предубеждений?
Она была слишком добродушна, говорила слишком доверительно. Она не знала, кем или чем он был. Но она знала его имя, а уже это само по себе было слишком много.
— Я расстался с такого рода предубеждениями, когда перестал ходить в детский сад. А вы выглядели бы прекрасно в любой обстановке.
— Это очаровательно с вашей стороны, мистер Уайльд. — Она вступила на верхнюю площадку лишь чуть-чуть запыхавшись и достала из кармана другой ключ.
— Позвольте мне. — Уайльд обхватил ее левой рукой за талию и прижал к себе, одновременно правой рукой взяв ключ из ее пальцев.
Ее шляпа коснулась его плеча и сдвинулась набок. От волос пахло жасмином.
— Но, мистер Уайльд…
Уайльд повернул ключ и пнул дверь ногой. Девушку он нес перед собой. Свободной рукой он нащупал выключатель; вспыхнул свет, осветил непривлекательного вида комнату. В ней никого не было. Он закрыл дверь, и, продолжая крепко держать девушку, ощупал правой рукой ее подмышки, провел спереди по плащу и по голенищам сапог.
Эме Боске медленно выдохнула.
— Согласна, что это помещение слегка напоминает рабочее место дешевой проститутки, но неужели вы действительно ожидали, что вас ограбят?
— Считайте, что у меня подозрительный характер.
Девушка сняла плащ и повесила его на крюк, прибитый к двери, оставшись в белом мини-платье.
— Позвольте ваше. — Он снял пальто и подал ей.
— Закурите?
— Благодарю. А я могу предложить вам выпить?
Уайльд сел на кровать. Перед ним была одна из тех женщин, на которых он мог смотреть часами; она двигалась легко и плавно, как кошка. В тех случаях, когда какая-нибудь женщина привлекала его внимание, он отождествлял ее индивидуальность с каким-нибудь цветом. Эме Боске соответствовал пышный розовый цвет — помпадур.
— Нет ли у вас случайно «бакарди»?
— Я рада, что вы спросили именно о нем.
— Я сам достану. — Шагнув мимо нее, он открыл буфет. Там стояла непочатая небольшая бутылочка рома, четыре пластмассовых бутылки «кока-колы» и два стакана. На соседней полке лежал комплект туалетных принадлежностей, смена нижнего белья и свернутое явно очень дорогое пальто. — Вы ведь обрадовались, услышав мое имя?
— Да, объявление печаталось в газете уже третий день, и я уже начала терять надежду, вы понимаете! — Она прикоснулась своим стаканом к его. — За то, что нужный человек все же нашелся.
— А у вас были и другие претенденты?
— Я думаю, что есть люди, которые из принципа откликаются на рекламные объявления. Ко мне даже заявилась одна женщина. Именно заявилась, а не позвонила по телефону.
— Расскажите мне о ней.
— Думаю, что она лесбиянка, хотя по виду этого не скажешь. Но судя по тому, что она взглянула на меня и ушла, она из этой породы. Блондинка, из тех, что вечно кажутся удивленными. Очень бледная кожа. Мы с ней хорошо смотрелись бы в кровати.
— Ну, а сейчас вы уверены, что имеете дело именно с тем, с кем надо?
— Имя было названо верно. А решающим доводом послужил выбор выпивки. — Она достала плоский золотой портсигар и предложила ему сигарету; Уайльд взял ее сам. — Предполагаю, что вы знаете, кто послал меня.
— Боюсь, что нет.
— Вы откликнулись на рекламу. А она говорила, что этот пароль предназначен специально для вас и нее.
— О, так и было. Но, знаете ли, их, яхочу сказать, «она» было так много…
Эме Боске улыбнулась.
— Мистер Уайльд, ваша внешность точно соответствует описанию. Вы- тот самый человек, который мне нужен. Она просила меня войти с вами в контакт и сказала, что вы будете рады получить от нее известие. Она хотела бы, чтобы вы навестили нас.
— Так кто же она такая?
— Инга Либерстайн, мистер Уайльд.
— Единственная Инга, которую я когда-либо знал, была миссис Кристофер Морган-Браун.
В этот момент его сознание только принимало информацию. Вспоминать Ингу, пытаться представить себе, что она представляет собой сейчас, было совершенно бесполезно.
— Она была замужем. Она немецкая леди, слишком красивая, чтобы быть настоящей, если вы понимаете, что я имею в виду, с белыми волосами и до ужаса развитым мозгом.
