— Просто для экономии времени…
— Да, время — это очень важно. Ему следует заняться этим безотлагательно.
Тут она предприняла еще один маневр:
— Я переговорю с мужем, а потом можете сами с ним повидаться. Допустим, завтра, скажем, в семь тридцать. К тому времени мы уже отобедаем.
— Завтра вечером как раз очень удобно.
— Я вас жду.
Я влез в машину, кляня себя на чем свет стоит. Превратился в дурака и размазню только потому, что какая-то бабенка как-то там особенно на меня посмотрела! Вернувшись в контору, я узнал, что меня разыскивает Кейес. Кейес возглавлял отдел исков и был самым тяжелым и утомительным человеком из всех, с кем мне доводилось иметь дело. Невозможно, например, просто сказать, что сегодня четверг, чтобы он при этом не взглянул на календарь, затем не проверил бы, какого он года, этого или прошлого, а потом не прочитал бы, в какой типографии он отпечатан, а потом не проверил бы, совпадает ли календарь с Мировым календарем. От такого количества лишней работы он бы должен быть худым как жердь. Однако напротив. С каждым годом он становился все толще, сварливее, вечно враждовал с другими отделами компании и только и знал, что сидел с расстегнутым воротничком рубашки и потел, и скандалил, и спорил, пока голова у тебя не начинала кружиться просто оттого, что ты находишься с ним в одной комнате. Но что касается фальшивых чеков, тут ему палец в рот не клади.
Когда я вошел, он вскочил и начал метать громы и молнии. Речь шла о полисе, который полгода назад я выписал водителю грузовика, а теперь этот парень спалил свою машину и пытался получить бабки. Но я Кейеса быстренько отшил:
— Чего теперь ныть-то? Я прекрасно все помню. И точно помню, как пристегнул к прошению памятку, где указал, что дело этого типа следует тщательно расследовать, прежде чем мы пойдем на риск. Мне сразу не понравилась его физиономия, и я не…
— Уолтер, я вовсе не ною. Я помню, что ты сказал, что дело надо расследовать. Вот она, твоя записка, у меня на столе. Просто я хотел сказать: если б другие наши отделы проявляли хоть половину твоего здравого смысла:
— О-о…
Вот он, Кейес, весь в этом. Даже когда собирается сказать что-нибудь приятное, все равно сперва настроение испортит.
— И вот еще, Уолтер. Они дали ход его полису, совершенно проигнорировав твое предупреждение, хотя оно, может, до сих пор лежит у них под носом. Они оплатили бы этот иск, когда грузовик позавчера сгорел, если бы я не послал туда сегодня утром кран, который грузовик и вытащил. И что ты думаешь обнаружили под мотором? Целую кучу стружки. Этот тип сам устроил пожар.
— Удалось его прижать к стенке?
— О да, он сознался. Завтра утром предстанет перед судом, и делу конец. Но я не к тому все говорю. Я просто удивляюсь, почему ты с первого взгляда на этого человека заподозрил неладное, а они… Да ладно, от слов теперь толку нет. Хотел тебя предупредить, что послал докладную записку Нортону. Считаю, делом должен заняться президент компании. Хотя, положа руку на сердце, сомневаюсь, имеет ли президент компании хоть чуточку больше…
Он замолк, и я не стал его подначивать. Кейес был одним из старожилов. Он работал здесь со времен Старины Нортона, основателя компании, и был не очень высокого мнения о молодом Нортоне, унаследовавшем дело отца. Послушать его, так молодой Нортон все делал наперекосяк. И все сотрудники страшно боялись, как бы Кейес не столкнул их с шефом. Но что тут попишешь. Раз суждено иметь дело с молодым Нортоном, так и будем иметь с ним дело. И нет смысла позволять Кейесу втягивать нас в дрязги. Я никак не отреагировал на его выпад. Сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.
Когда я попал наконец в свой офис, Нетти, моя секретарша, уже собиралась уходить.
— Доброй ночи, мистер Хафф.
— Доброй ночи, Нетти.
— Ах да, чуть не забыла. Я оставила вам на столе записку. Насчет какой-то миссис Недлингер. Она звонила минут десять назад и просила передать, что ей удобно, если вы завтра придете. Сказала, позвонит и скажет, когда приходить.
— Ясно. Спасибо.
Она ушла, а я все стоял и смотрел на записку. Интересно, подумал я, какого рода предупреждение следует прикрепить к этому прошению. Если вообще следует.
Три дня спустя она позвонила и попросила передать, чтобы я заехал в три тридцать. Она сама открыла мне дверь. И никакой голубой пижамки. На этот раз на ней было нечто вроде белой матроски — длинная блуза, обтягивающая бедра, белые туфельки и белые чулки. Похоже, не один я оценил всю прелесть этих форм. Она и сама знала, причем знала прекрасно. Мы прошли в гостиную, на столе стоял поднос.
— Белли сегодня выходная. Я сама приготовила чай. Хотите чаю?
— Благодарю вас, нет, миссис Недлингер. Я только на минутку. На тот случай, если мистер Недлингер решил продлить страховку. Я подумал, он наконец решился, раз вы меня пригласили.
Внезапно я осознал, что ничуть не удивлен отсутствием Белли и тем, что она сама готовила чай. И твердо вознамерился уйти отсюда немедленно, и не важно — с продленным полисом или без него.
— Ну выпейте хоть чашечку! Я люблю чай. Приятное занятие — чаепитие, помогает немного расслабиться в середине дня.
— Вы, должно быть, англичанка?
— Нет, из Калифорнии. Родилась тут.
— Здесь не так много калифорнийцев.
— По большей части калифорнийцы — выходцы из Айовы.
— Я и сам оттуда.
— Надо же!
Белый костюм сыграл свою роль. Я сел.
— Лимон?
— Нет, спасибо.
— Два?
— Нет, вообще без сахара.
— Значит, не сладкоежка?
Она улыбнулась, и я увидел ее зубы. Крупные, белые, немного выступающие вперед.
— Я часто веду дела с китайцами. Они отучили меня от чаепития по-американски.
— Мне нравятся китайцы! Продукты для чоу мянь я всегда покупаю в маленькой лавочке у парка. У мистера Линга. Знаете?
— Знаю. Вот уже много лет.
— Ах вот как!
Она приподняла брови, и я заметил, что выглядит она вовсе не такой утомленной и увядшей, как в первый раз. А на лбу у нее были рыжие веснушки. Она поймала мой взгляд.
— Сдается мне, вы разглядываете мои веснушки.
— Нет, что вы…
— Нет, разглядываете! Из-за них я всегда носила тюрбан, когда выходила на солнце. Но люди так часто приставали, просили погадать, что пришлось с ним расстаться.
— А разве вы не предсказываете судьбу?
— Нет. Знаете, так и не удалось выучиться этому традиционному калифорнийскому ремеслу.
— Все равно, мне нравятся веснушки.
Мы сидели рядом и толковали о мистере Линге. Из заурядного бакалейщика он превратился в преуспевающего дельца, и каждый год мы были вынуждены обкладывать его недвижимость налогом на сумму двадцать пять тысяч долларов. Но вы даже представить не можете, каким потрясающим чуваком выглядел он теперь. Через некоторое время я все же вернулся к вопросу о страховке.
— Кстати, что там с полисом?
— Он все еще подумывает о клубе автомобилистов, но, наверное, продлит договор с вами.
— Что ж, очень рад.
С минуту она сидела молча, собирая край блузы в мелкие складочки и снова расправляя его.
— О той страховке… Ну, от несчастного случая… Я не сказала ему ни слова.
— Нет?
— Мне было неловко говорить с ним об этом.
— Понимаю.
— Язык не поворачивается предложить человеку застраховаться от несчастного случая. И все же… Видите ли, мой муж — представитель лос-анджелесского отделения фирмы «Вестерн Пайп энд Сэпплай Компани».
— Она, по-моему, связана с укладкой трубопроводов?
— Да. В Лос-Анджелесе у него офис. Но большую часть времени он проводит на стройке.
— Но это же ужасно опасно! Лазить там по всяким ямам и трубам…
— Мне просто дурно становится, как только представлю!
— А компания его не страхует?
— Нет. Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.
— Человек, занятый таким опасным делом, должен…
И тут я решил, что, несмотря на ее привлекательные веснушки, мне следует все же выяснить, какую игру со мной затеяли.
— Слушайте, а что если я сам переговорю с мистером Недлингером? Эдак мягко и ненавязчиво. Не упоминая, где я почерпнул идею.
— Я просто не в состоянии говорить с ним об этом.
— Я же сказал, сам поговорю.
— Но ведь он спросит, что я думаю об этом. И я… прямо не знаю, что тогда ему сказать. Я так ужасно волнуюсь…
Она соорудила еще один ряд складочек. И после довольно долгой паузы вымолвила наконец:
— Мистер Хафф, а нельзя ли мне самой оформить для него страховку так, чтоб он ничего не знал? У меня есть свои, небольшие правда, деньги. Я вам заплачу, он и знать ничего не будет, зато всем нам станет куда спокойнее.
Я прекрасно понял, куда она гнет. Даром, что ли, проработал страховым агентом пятнадцать лет. Раздавил сигарету в пепельнице, чтобы тут же подняться и уйти. Я собирался немедленно уйти отсюда, черт с ним, с непродленным полисом, и с ней! Бросить все немедленно, словно раскаленную кочергу… Но я не сделал этого. Она смотрела на меня немного удивленно, лицо ее было совсем близко. И вот, вместо того чтобы уйти, я обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы. Крепко, до боли. Я весь дрожал, как листик на ветру. Она холодно взглянула на меня, потом закрыла глаза и ответила на поцелуй.
