себе уверенные. Дура? Да непохоже. Хищный такой взгляд, неужели решила, что хозяин фирмы — это легкая добыча?
Больше всего Марианна возмутилась, что все это происходит на публике. При всем честном народе, как говорится. Вот для чего муж-то все это затеял? Обычно он всегда знает, чего хочет. Увлекся так, что потерял голову и представления о приличиях?
Нельзя сказать, что это было для Марианны откровением, она знала, что муж бывает ей неверен. И если честно, то не слишком переживала по этому поводу.
Делал он такое редко и никогда специально не афишировал. В первый раз она узнала об этом случайно — прочитала пару эсэмэсок, когда он был в душе. Во второй раз кто-то позвонил женским голосом и наговорил гадостей. Марианна не стала тогда ничего выяснять, просто бросила трубку, а потом только наблюдала.
И через некоторое время могла уже с уверенностью сказать, когда у него появлялась новая пассия и когда все заканчивалось.
Обычно это продолжалось не больше месяца, самое большее — полтора, то есть ничего серьезного. Марианна относилась к этому не то чтобы спокойно, но довольно равнодушно. Не трогало ее это, не было никакой ревности.
Иногда ей казалось, что муж в курсе ее наблюдений. Как в старом итальянском фильме: «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Там-то все кончилось хорошо…
Марианна очнулась от несвоевременных мыслей и снова перехватила пристальный взгляд той девицы с крысиным носом. Смотрит прямо как подружка закадычная, утешить хочет. Господи, неужели всем все настолько понятно…
Марианна сделала неприступное лицо. И куда это Вячеслав запропастился? Весь пиджак в раковине стирает, что ли…
А она тут должна маячить у всех на виду, как полная дура.
Марианна почти с нежностью подумала о помощнице мужа. Вот была бы Антонина Павловна здесь, уж мигом бы ситуацию разрулила! Не допустила бы такого безобразия.
Ну вот, идет все же сюда эта крыска, не понимает намеков. Куда от нее спрятаться? В туалете найдет, в зале, где стол, горячее накрывают, туда не пройти сейчас.
Марианна отвернулась и пошла в сторону, рассеянно улыбаясь сотрудникам. Никто на нее особенно не смотрел, все были заняты неформальным общением.
Стараясь увернуться от этой девицы с крысиным носом, она обогнула большое растение в кадке, увидела свое отражение в зеркале, что висело за ним, и ужаснулась несчастному, затравленному выражению собственного лица. Нет, нужно немедленно взять себя в руки, а для этого побыть наедине хоть пять минут.
Не получилось. Потому что, когда она сунулась в первую дверь, которая оказалась как раз за зеркалом, то увидела там крошечное помещение, где помещался только стол с выключенным монитором и еще какие-то кнопки и тумблеры.
А на столе сидела та самая брюнетка, платье на ней было расстегнуто, и муж одной рукой лапал ее оголенную грудь, а другой — что-то делал с ее ухом. Он стоял спиной к двери, но эта стерва все же дернулась от неожиданности и даже вскрикнула, как потом оказалось, не от страха, а от боли. Он уколол ей ухо, поскольку пытался вдеть в него серьгу. И очевидно что-то почувствовал, потому что повернулся круто и встретился взглядом с Марианной.
— Что это, что? — Потом она простить себе не могла, что не развернулась и не ушла сразу же.
Казалось бы, чего проще — надеть пальто да и уйти прочь, пускай муж потом сам разбирается. Или даже не связываться с пальто, просто выскочить на улицу, найти их машину и велеть водителю Юре ехать домой. На улице, хоть и холодно в конце ноября, но все же не мороз, до машины дойти можно.
Но эти здравые мысли пришли потом, ночью, даже утром или вообще на следующий день. А сейчас Марианна просто застыла в дверях в полной растерянности. Что там ни говори, а она не ожидала все же от мужа такого свинства.
Муж повернулся и уставился на нее с наглой усмешкой.
— Что это такое? Сама не видишь? Мозгов и на это не хватает?
Ее оскорбили не столько его слова, смысл которых до нее дошел только потом, сколько его тон. И эта усмешка, а главное — взгляд этой стервы. Полный презрения торжествующий взгляд.
Теперь невозможно было просто уйти, поскольку ноги ее приросли к полу. Голова закружилась, перед глазами поплыли красные пятна, она просто не смогла бы сделать ни шагу. И сосредоточилась только на одном: чтобы не упасть вот тут, прямо у их ног.
— Что стоишь, что смотришь? — муж отошел от стола и сделал шаг к ней. Комнатка была маленькая, так что он оказался достаточно близко. — Шпионишь? Выслеживаешь? Подсматриваешь за другими? Больше ни на что не способна?
— Как ты смеешь, как ты смеешь так разговаривать со своей женой… — она хотела сказать это твердо, но только прошелестела что-то невразумительное.
Но он понял. Понял и расхохотался:
— Женой? Ты сказала — женой? Да ты никто и звать никак, если захочу — завтра же выгоню тебя голой!
Она хотела сделать шаг назад, но проклятые ноги не двигались. Муж поднял руку, чтобы вытолкать ее за дверь, ей показалось, что сейчас он ее ударит, с непонятной силой она толкнула его в грудь, поскольку сама не могла отойти. Он отшатнулся назад и задел стол, с которого упало на пол что-то маленькое и блестящее.
— Ах так… — протянул муж не своим низким, а каким-то свистящим, змеиным голосом. — Тогда запомни, запомни крепко: я буду делать все, что захочу! И ты мне никогда не сможешь помешать! Поняла — никогда! А теперь подними! — он кивнул на пол и приблизил свое лицо, так что на нее пахнуло несвежим запахом спиртного и еще чего-то дикого, звериного, страшного.
И тогда она увидела его глаза — совершенно белые от ярости. И еще там была абсолютнейшая уверенность, что он верит в то, что говорит. Что так и будет, он сделает с ней все, что захочет, и никто не сможет ему помешать.
— Подними, я сказал! — повторил он, и она поняла, что если этого не сделает, он ее ударит. И будет бить: кулаком по лицу и в живот, а потом, когда она упадет, ногами.
Он никогда этого не делал раньше, но она знала, что так будет. Что он может это сделать, если пожелает, и никто ему не помешает. И все это сделает он на глазах у своей девки. И если еще кто-то будет рядом, это его не остановит.
И она наклонилась, игнорируя пульсирующий шум в ушах
