однако предпочла взять именно Кента в мужья, а не более достойного. Милане всегда казалось, что он… никакой, внутренне никакой. Бог, впрочем, не обидел его, это что касается экстерьера, однако внешность находится в конфликте с внутренним содержанием, отсюда он получается какой-то усредненный, неинтересный в ее понимании.
Пережевывая яблоко, она присмотрелась к нему заново, словно покупатель к товару, раньше он не занимал ее, однако повод есть изменить свое отношение: вон как разволновался, не застав свою Нию на месте. Ревнует. И это хорошо, значит, любит, за любовь ему можно простить невысокую планку. Наверное, все ее рассуждения и есть когнитивный диссонанс. Милана отвернулась, отгрызла большой кусок яблока, еле поместившийся во рту, и жевала, не желая заниматься скучным делом – аналитикой родственников.
– Куда она могла деться? – проговорил Викентий.
Посмотришь вот так прямо на него, вполне себе ничего: и рост, и фигура, и черты рожицы, а отвернешься – и не помнишь, как он выглядит. Так было у нее, пока не привыкла к нему. Возможно, тонкие и острые черты лица виноваты, ее отталкивают подобные физиономии, есть в сладкой красивости какая-то неправда, вероятно, поэтому Викентий вываливался из памяти. До смешного доходило, когда не узнавала его, столкнувшись нос к носу, он решил, что родственница жены близорука. Милана не стала его переубеждать, не любительница она что-то там доказывать, все эти споры столько силы забирают… да ну их.
– Заснула Ния, что ли? – Внезапно Викентий подскочил, едва не испугав гостью резвостью. – Сбегаю наверх, посмотрю.
Как сайгак, он поскакал на второй этаж по крутой лестнице, за которую Милана пилила Агнию. Дом компактный, планировка продумана, исходя из функциональности: ни одна архитектурная деталь не должна занимать много места, но обязана быть удобной. Так вот лестница неудобная, подниматься еще ладно, можно руками ступеньки перебирать, как собака, а спускаться – смотришь вниз, и чудится: сейчас оступишься и шею свернешь.
Но Милана любила этот дом (кроме лестницы), здесь с ранней весны до глубокой осени классно расслабляешься, ради разнообразия можно покопаться в цветнике, сходить на причал и поплавать вместе с лягушками в пруду. В свое время дед Агнии успел ухватить участок с береговой частью даром, которую остаток жизни расчищал и углублял, отец продолжил.
– Слушай, – спускаясь по лестнице, подал голос потерянный Викентий, – Нии наверху нет. Ничего не понимаю… Куда она делась?
– Чего ты так всполошился? Может, окунуться пошла…
– Мы еще не открывали купальный сезон.
– Полагаю, она без твоего разрешения способна нырнуть в пруд, май вон какой теплый. Чего стоишь? Беги туда, ищи Нию на берегу.
Викентий умчался, словно укушенный, за помощью, а Милана поднялась с места, решив слегка размяться, то есть без цели побродить по гостиной, в окошко посмотреть, а то есть хочется… но к плите становиться не было желания. Сделав несколько шагов, она задержалась у камина. Если б Милана не была ленива, обязательно построила бы такой же компактный домик с балкончиками и камином, слушать по вечерам треск огня так упоительно…
– А это что? – озадачилась.
Она наклонилась, держась за колени руками и рассматривая на полу бордовое пятнышко с четкими краями размером с рублевую монету. А недалеко от пятна заметила несколько пятнышек поменьше.
– Что ты там ищешь? – послышался голос Викентия.
– Да вот смотрю и гадаю, что за пятна на полу, м?
Викентий приблизился, тоже согнулся, но сразу выпрямился и сказал так многозначительно, что Милана едва удержалась от смеха:
– Краска, я думаю… А ты почему спросила?
– Капли похожи на кровь, – выпрямилась и она.
– Что ты несешь, какая кровь, откуда? – запыхтел Викентий.
– Не кровь? – произнесла Милана, снова стоя буквой «Г» и присматриваясь к пятнам. – Тогда что вы красили? В кроваво-красный цвет?
– Мы? – пожал он плечами. – Ничего не красили… Наверно, Ния надумала что-то… в бордовый…
– Покрасить? Сама? Что-то не замечала я за ней страсти к профессии маляра. Кстати, нашел ее? Она в пруду плавает?
– Нет ее там. Пирс пустой, только лодки и… и все.
– Но ты так быстро вернулся… – второй раз выпрямилась она.
– Я не спускался вниз. Зачем? Из беседки все как на ладони.
Сунув руки в карманы брюк, он водил растерянными глазами по гостиной, словно искал Агнию в вазах, на полках антикварного шкафа с книжными полками, за стопкой книг, даже рядом с маленьким бюстом Пушкина на каминной полке. Милана пожалела несчастного и дала ценный совет:
– Звонить не пробовал?
Он стукнул себя по лбу ладонью и кинулся в прихожую, где оставил свою сумку. Оттуда шел, глядя в смартфон. Вдруг… Раздался звонок, это звонил телефон Нии. Викентий огляделся, затем кинулся назад в прихожую, а вернулся со вторым телефоном, который трезвонил. Когда достал трубку жены из плоской сумки, та от его неловкости упала за шкафчик для обуви, Викентий не стал ее доставать, вернулся в гостиную, демонстрируя звонивший смартфон.
– Ну, вот, – снисходительно улыбнулась Милана, – Ния просто вышла и наверняка скоро вернется. Может, руку порезала? И побежала в село к фельдшеру.
– Думаешь, порезалась? – ужаснулся он.
– Дождемся и узнаем.
– А зачем ей бежать? У нее машина есть…
Этому тормозу приходится все объяснять:
– Да тут будешь выезжать – кровью истечешь, легче ножками сбегать.
– Хм… Разумно. – Он сел в кресло, машинально взял журнал, открыл его и замер. – Но почему не позвонила?
– Кент, вообще-то телефон Ния забыла.
– Я помню. Почему до того, как ушла, не позвонила?
– Вот ты зануда, – плюхнулась в кресло рядом с ним Милана, вырвала журнал из его рук. – Отдай! Этот журнальчик для красивых девушек вроде меня. Ждем Агнию. И не психуй, посмотри лучше телик.
Прошел час… Спокойно это время Викентий не провел, он то и дело подскакивал с места, выходил во двор, не выдержал и сбегал в фельдшерский пункт, вернулся и развел руками:
– Мила, Ния не приходила к фельдшерице.
– Нам ничего не остается, кроме как ждать ее. Я сварю кофе.
Прошел еще час. Викентий звонил приятелям, выясняя, не с ними ли Агния, в ответ слышал одно слово «нет». Милана делала вид, что не видит его метаний, кстати, вот главная черта, которая ее раздражала в муже сестры – он нервический пацан, короче, холерик. Для мужчины данное качество совсем не good, да и не качество это вовсе, а брак.
– Сколько можно ждать! – пыхнул неугомонный муж.
Милана уже хотела ответить в своем эксклюзивном стиле, который бесит Викентия, но он, решительно подойдя к окну, раздернул занавески, чтобы света стало больше, дело ведь шло к вечеру, и застыл. Окно панорамное во всю стену, сбоку есть дверь
