кто мусорит, он не любил.
Ворон доволен: бизнес расширяется. Теперь запчасти для машин здесь тоже можно купить, и антифриз, и моющее масло… Много чего можно. Можно и спиртное: русскую водку, армянский коньяк… Если дальше так пойдет, то можно и дурь запустить… Но это надо со всеми согласовать, и с Питом в первую очередь…
Ворон подошел к менялам в пестрых рубашках, татуировки у них не уголовные — армейские: у одного — пограничный столб, у другого — якорь. И погоняла армейские: Погранец и Морпех. Они были поумней других, и держались обособленно: то ли сами не хотели сливаться с остальными, а может, общая масса отторгала их, как инородные тела. За силу и решительность их побаивались, но не особо уважали, и за глаза называли «вояками».
— Как дела, пацаны?
Вояки усмехаются.
— Нормально. Наши туристы рубли на левы меняют, доллары мало берут — статьи боятся… А местные, в основном, доллары хватают. Соответственно и курс устанавливаем… Они кряхтят, да деваться-то некуда: зато у нас безопасно, да и тайна вклада гарантируется.
— Ну, ладно, работайте! — кивает Ворон.
— Да не церемоньтесь с ними! — вмешивается Коряга. — Лохов надо обирать по полной!
— Это кто тебя научил? — вдруг резко поворачивается к помощнику Ворон.
— А это… Чего я такого сказал? — смешался Коряга. Чем-то реакция босса его насторожила, а может, даже, напугала.
— Ничего. Просто интересно: где ты эту фразочку слышал? — Тон у Ворона спокойный, только лицо напряглось, даже кожа на скулах натянулась, а это был плохой знак.
— Да чего я слышал?! Ничего нигде не слышал! Что в голову пришло, то и сказал…
— Ну, скажи еще что-нибудь, — не отставал Ворон.
— Что сказать-то? Чо-то я тебя не пойму, Костян!
— Что в голову придет, то и скажи.
— Да мне щас ничего и не приходит… Ведь бывает так — пустая башка, как назло!
— Она у тебя всегда пустая, — с трудом сдерживаясь, говорит Ворон, пронзительно глядя в глаза своему заместителю. — Сам ты только три вещи придумать можешь: что пожрать, с кого бабло сорвать, да какую бабу трахнуть! Афоризмы тебе придумывать не дано!
— Ты чего, Ворон, докопался? — начал заводиться Коряга. — Я вообще не знаю, о чем ты трешь! Если предъявляешь — так хоть объясни! Какой аферизм?!
— Афоризм — это фраза такая умная. Один ее придумает, а все другие повторяют!
— Да ты меня заколебал своими умными фразами! — Коряга повысил голос. — Я, что ли, чего-то не того придумал?!
— Я уже сказал: ты ничего, кроме жратвы, бабла и баб придумать не можешь. Только вот какая штука получается. — Ворон надвинулся вплотную, навис, будто сверху, хотя ростом они были почти одинаковы. — Это херсонские всегда говорят: «Лохов надо трусить!» А ты повторяешь! Значит, ты с ними трешься? Мадьяр такую фишку придумал, вот она тебе в голову и влетела! А я совсем по-другому говорю! Я говорю: «Лохов надо любить! Это овечки, которых мы стрижем…» Только то, что говорю я, тебе в голову, почему-то не влетает! Может, ты с Богданом чаще базаришь, чем со мной?!
Богдан Хряпко по прозвищу Мадьяр был старшим херсонских. Лицо Коряги посерело, это было заметно даже сквозь загар.
— Да ты че, Ворон?! Ты во мне крысу увидел?! Из-за чего?! Из-за каких-то сраных слов?! Кто-то что-то сказал, а вышло — я уже херсонским продался?! Ну, вали меня, прямо здесь вали! — Он распахнул расстегнутую до пояса куртку — потное мускулистое тело трясло, как в лихорадке, лицо исказилось, на губах выступила пена.
Ворон наконец отвел пронзительный взгляд.
— Ладно, проехали. Только всегда думай и делай, как я, а не Мадьяр!
Коряга с облегчением перевел дух и стал многословно оправдываться, но Ворон уже не слушал — он продолжил свой обычный утренний обход и не обращал внимания на плетущегося сзади заместителя.
Солнце поднималось и начинало припекать. Они спрятались под хлипкий штабной навес. Ничего «штабного», кроме центрового расположения и тусующихся здесь руководителей в нем не было. Коряга снял спортивную куртку и сидел по пояс голым, демонстрируя свои вроде как тюремные татуировки, в которой опытный зек отыскал бы несколько недопустимых огрехов и потребовал бы их «обосновать». Неизвестно, чем бы такая заварушка закончилась, хотя Коряга клялся зубом, что всегда жил по понятиям и срок отмотал честно, «от звонка до звонка». Вряд ли он сам в это верил.
Торговля шла пока не слишком бойко, но постепенно рынок наполнялся и набирал силу. Ворон наблюдал за происходящим со стороны, сидя на лавке. Он снял кроссовки, поставил босые ноги на теплую землю. Запах от мангала Керима наполнил свежий утренний воздух и будоражил первобытные инстинкты. Уже хотелось есть, но Ворон не должен был подавать примеры расслабления. Напротив, он следил за происходящим, выслушивал сообщения информаторов и давал поручения сидящим рядом двум дежурным бойцам — Шурупу и Молдавану. Вовка Шуруп — светловолосый парень в длинных клетчатых шортах и лёгкой, почти прозрачной рубашке, сквозь которую просвечивал атлетический торс, внимательно смотрел по сторонам. Жгучий брюнет Молдаван, с широкими лохматыми бровями, был тоже в пляжном наряде и старательно выставлял лицо на солнце — загорал.
Ничего особенного пока не происходило, только старый Радан, надвинув на глаза белую кепку, проковылял мимо с видом киношного резидента и шепнул, что по рядам опять ходили незнакомые парни, спрашивали, как идет торговля, какие держат цены и сколько отстегивают «крыше», то есть Ворону и его людям. Ворон послал дежурных разобраться с чужаками, но те вернулись ни с чем — сказали: «не нашли». А может, не захотели найти. Работать приходится с быдлом и Ворон только сплюнул, но ничего не сказал. Шпионы действительно могли раствориться в толпе, или уже уйти.
Время тянулось медленно, воздух постепенно раскалялся, хотелось высосать бутылку холодного пива и нырнуть в море. Но работа есть работа.
Наконец прибыл первый «Икарус» с туристами — им, в порядке исключения, разрешают заехать на территорию. Торговцы сразу оживились, принялись зазывать покупателей, расхваливая свой товар одновременно на двух языках. Переводчики не требовались — все здесь братья-славяне, как-никак, понять друг друга несложно…
Водитель автобуса открыл багажные отсеки, и говорливые крепкие тетки, да несколько не богатырского вида мужчин принялись вытаскивать тяжелые
