Я покачал головой.
— Ну вот, начался заезд, мой старина Супер идет как всегда и вдруг ни с того ни с сего за последним барьером как взбрыкнет и давай метаться, словно черт за ним погнался. Я и раньше замечал, что у него нервишки шалят, но тут он такое вытворял, когда мы его наконец словили! Хозяин здорово струхнул. Супер выглядел, словно ему вкололи хорошую порцию, и хозяин сразу засуетился, затребовал проверку на допинг, а то ведь потом стюарды скажут, что это его рук дело, да и лицензию к чертовой матери заберут. Ну, пару ветеринаров сразу прибежали, давай у Супера всякие пробы брать... А он, смех смотреть, знай свое — так и норовит заехать им копытом... Наконец изловчились, дали ему какое-то успокоительное. Как мы его домой повезем, понятия не имею.
— А ты с ним уже давно? — с сочувствием спросил я.
— С начала сезона. Месяца четыре. Иногда он, бывает, попетушится, но вроде бы меня полюбил, привык ко мне.
— А к вам он откуда попал? — спросил я.
— В прошлом году он, по-моему, был в маленькой конюшне в Девоне, у частного тренера Бини. Да, точно, Бини был его первым тренером, но ничего путного там из Супера не сделали.
— Только, наверное, нервы расшатали бедняге, — предположил я.
— В том-то и дело, что нет. Я и сам это сказал одному из конюхов Бини, когда мы в августе ездили в Девон на скачки, а он мне говорит: нет, братишка, ты, наверное, все перепутал. Супермен у нас, говорит, всегда был тише воды, ниже травы — никаких хлопот с ним не знали. Если уж он расшатал нервишки, то это, говорит, наверное, летом, когда они его уже продали, а мы еще не купили.
— А у кого же он был летом? — поинтересовался я, поднимая чашку с оранжевым чаем.
— Без понятия. Хозяин, знаю, купил его на аукционе в Аскоте, кажется, задарма. Эх, Супер, Супер, глупая ты скотина. — И он мрачно уставился в чашку с чаем.
— И что, ты думаешь, сегодня дело обошлось без допинга? Не мог же он такую кутерьму поднять без причины?
— Я думаю, он рехнулся, вот и все. Рехнулся, понимаешь, спятил, шарики за ролики заехали. Потому что кто ему мог дать допинг? Я, хозяин и Чоки. Ну вот, я не давал, хозяин не давал — он не из таких, и Чоки не стал бы — его месяц как назначили старшим сопровождающим конюхом, он теперь ходит гордый как петух...
Когда заезды кончились, я прошел с километр до центра Стаффорда и из телефона-автомата послал две одинаковые телеграммы Октоберу, в Лондон и в Слоу, потому что не знал, где он находится. Текст был такой: «Срочно требуется информация Супер мне важно знать хозяина после Бини Девона конец мая. Ответ адресу Ньюкасл-он-Тайн почтамт до востребования».
Вечером я пошел в кино. Показывали какой-то нудный мюзикл, и зал был на три четверти пуст. На ночлег я устроился в заштатном отелишке, где меня подозрительно оглядели с ног до головы и потребовали аванс.
На следующий день во время скачек я снова постоянно крутился перед носом у старшего сопровождающего конюха Хамбера с выражением загнанности и затравленности на лице. К вечеру я автобусом и поездом уехал в Ньюкасл. А с утра сразу же сел на мотоцикл и поехал на почту — не пришел ли ответ от Октобера?
Почтовый клерк протянул мне письмо. Я раскрыл его. Без всякого приветствия, без подписи шел машинописный текст — одна страница.
"Супермен родился и вырос в Ирландии. До Джона Бини из Девона менял хозяев дважды. Третьего мая Бини продал Супермена эсквайру Х.Хамберу из Поссета, графство Дарем. В июле Хамбер продал его с аукциона в Аскоте, и он перешел к своему нынешнему тренеру за двести шестьдесят гиней.
Изучение причин поведения Супермена в Стаффорде пока не дало результатов. Проверка на допинг еще не закончена, но она вряд ли что-то покажет. Ветеринарный врач, присутствовавший при случившемся, убежден, как, по всей видимости, и вы, что это — очередной «джокер», поэтому он тщательно проверил кожу животного. Никаких видимых повреждений на ней нет.
Перед заездом Супермен, по-видимому, был в нормальном состоянии. Жокей сообщил, что лошадь вела себя нормально, вплоть до последнего барьера, взяв который она вдруг задергалась в конвульсиях и выбросила его из седла.
Более подробное изучение истории жизни Редьярда показало, что четыре года назад его приобрел П.Дж.Эдамс из Телбриджа, графство Нортумберленд, и вскоре продал на аукционе в Аскоте. Транзистор был куплен Эдамсом в Донкастере три года назад и продан три месяца спустя на аукционе в Ньюмаркете.
Расследование касательно тридцати пятифунтовых банкнотов с последовательными номерами показало, что они были выданы банком Барклая в Бирмингеме некоему Льюису Гринфилду, который полностью отвечает описанию человека, встречавшегося с вами в Слоу. Против Гринфилда и Т.Н.Тарлтона заведено уголовное дело, однако ему будет дан ход лишь после выполнения вами основной задачи.
Ваш отчет по поводу деятельности Биммо Бонора получен, но, как вам известно, покупка информации о состоянии дел в конюшнях не является уголовно наказуемым деянием. Пока решено дела не заводить, но ряду тренеров будет конфиденциально сообщено о существовании разведывательной сети".
Я разорвал страницу на несколько частей и бросил ее в урну, потом сел на мотоцикл и по трассе понесся в Каттерик — решил заодно проверить, на что способна моя колымага. Двигатель работал отлично, и я получил удовольствие от скорости.
Во время субботних скачек в Каттерике старший конюх Хамбера проглотил мою наживку вместе с крючком.
На этих скачках от Инскипа скакало две лошади, одну из них готовил Пэдди. Перед вторым заездом я, стоя на трибуне для конюхов, увидел, что этот маленький наблюдательный ирландец о чем-то оживленно беседует со старшим конюхом Хамбера. Я даже забеспокоился: а вдруг он даст мне слишком лестную характеристику?
Однако переживал я напрасно. Он сам успокоил мою душу.
— Ты еще зелен и глуп, — сказал он, оглядывая меня сверху донизу — от нечесаной шевелюры до покрывшихся грязевой коркой ботинок. — Вот и поделом тебе, в другой раз будешь умнее. Старший конюх Хамбера спрашивал, за что тебя вышвырнул Инскип, и я не стал втирать ему очки, что, мол, всему виной дочка нашего отца и благодетеля, — рассказал, как все было на самом деле.
— А как все было на самом деле? — искренне удивился я.
Рот его исказила презрительная усмешка.
Слухом земля полнится, понял? Любителей держать язык за зубами среди нашего брата немного, особенно если есть о чем рассказать. Думаешь, Гритс не рассказал мне, что ты набрался в Челтенхэме, а потом разорялся, как тебе плохо живется у Инскипа? д в Бристоле — помнишь, что ты говорил? Что с удовольствием показал бы денник, в котором стоит нужная лошадь, было бы кому. Да, да, мне и это известно. И с этим мошенником Супи ты якшался, скажешь, нет? А когда мы все поставили на Искрометного свой недельный заработок, он едва дополз до финиша... Голову на отсечение даю — твоих рук дело. Вот я и сказал человеку Хамбера, что будут дураки, если возьмут тебя. Ты настоящая дрянь, Дэн, тебя к конюшням нельзя близко подпускать на пушечный выстрел, я так ему и сказал.
— Значит, ты все это рассказал человеку Хамбера?
— Да, — кивнул он, — я сказал, что ни одна порядочная конюшня тебя не возьмет. Мое мнение — так тебе и надо, доигрался. — Он повернулся ко мне спиной и ушел.
Старший сопровождающий конюх Хамбера заговорил со мной, когда оставался еще один заезд.
— Эй, ты! — Он ухватил меня за рукав. — Я слышал, ты ищешь работу.
— Ну, ищу.
— Я могу тебе кое-что предложить. Платят хорошо. Больше, чем у других.
— Кто хозяин? — спросил я. — И сколько?
— Шестнадцать фунтов в неделю.
— Недурно, — признался я. — А у кого?
— Там, где я работаю. У мистера Хамбера. В Дареме.
— У Хамбера... — с кислой миной протянул я.
— Но ты же ищешь работу или нет? Конечно, если ты богач и можешь не работать, тогда другое дело.
— Он ухмыльнулся — слишком затрапезный у меня был вид.
— Работа мне нужна, — пробормотал я.
— Так в чем же дело?
— Может, он меня еще и не возьмет, — с горечью в голосе сказал я.
— Если я замолвлю словечко — возьмет, у нас сейчас как раз одного конюха не хватает. В следующую среду здесь снова скачки. Я поговорю насчет тебя, и, если все в порядке, в среду встретишься здесь с мистером Хамбером, и он сам скажет, берет он тебя или нет.
Оказалось, что в слухах о конюшне Хедли Хамбера нет и капли преувеличения. Конюхов здесь держали в черном теле, причем настолько сознательно и планомерно, что я уже на второй день пришел к выводу: хозяин не хочет, чтобы конюхи задерживались у него подолгу. Я выяснил, что только старший конюх и старший сопровождающий конюх, жившие в Поссете, работали в конюшне больше трех месяцев, рядовых же конюхов хватало на два, максимум два с половиной месяца, потом им становилось ясно: такая собачья жизнь не окупается даже шестнадцатью фунтами в неделю.
