Ознакомительная версия.
– А ведь лет через сто, – сказал мой отец, – цветная фотография станет делом настолько обыденным, что ее перестанут замечать, и уж точно никто не станет думать о том, каким трудом давались первые кадры.
Августин Каэтанович улыбнулся.
– И все будут летать на дирижаблях, – заметил он. – Но, несмотря на это, человек не изменится или изменится слишком незначительно.
– Мне кажется, вы не правы, – отозвался мой отец. – Человечество тоже эволюционирует. Например, всего одно-два поколения назад считалось обычным делом ходить смотреть на публичные казни. Теперь же этого нет.
– О-о, не зарекайтесь, – протянул Августин Каэтанович. – Мой опыт, к сожалению, учит меня тому, что человек с трудом поднимается над собой, но быстро скатывается. Я мог бы сказать – до состояния животного, – продолжал он, глядя на Ружку, которая бродила возле нас, – но не хочу обижать животных.
После ужина гости отправились обратно в Шёнберг, а я поднялась к себе в комнату и села за том «Русского вестника». Помещенные там художественные произведения я читала не подряд, а выборочно, кое-что пропуская, а кое-где, наоборот, задерживаясь. На этот раз мне попалась дамская повесть, великосветская героиня которой разрывалась между неким Леоном и неким Фрицем, причем последний мало того что был молодец хоть куда и имел титул барона, но и вдобавок ко всему происходил из Курляндии [9]. Некогда единственным недостатком Леона казалась его бедность, но потом он разбогател и женился-таки на героине, после чего она поняла, что он был вовсе не так хорош, как она думала вначале. Тут-то ей и подвернулся курляндский барон, который был готов ради нее на все, но героиня осталась верна своему недостойному мужу, а Фриц умер холостым и одиноким. Я не люблю, когда положительного героя заставляют мучиться из-за любви к женщине, которая строит из себя недотрогу и страдалицу одновременно, и повесть оставила у меня смешанное впечатление. По меньшей мере одна фраза – «На Кавказе всякий воин» – имела все шансы стать крылатым выражением, если бы ей посчастливилось попасть в более известное произведение, а не сгинуть на журнальных страницах. Что же касается сюжета, то я почти не сомневалась, что в его основе лежали какие-то реальные факты, и мне показалось, что Фриц был назван курляндцем просто так, для красоты слога, а его прототип – если он существовал на самом деле – никакого отношения к Курляндии не имел. Было совершенно очевидно, что авторша ничего не знает об этом крае. Я стала листать том дальше и убедилась, что прочие материалы я либо уже прочитала, либо спустя столько лет они перестали быть интересны. Часы показывали четверть десятого, и я решила отправиться в библиотеку и взять второй том. Ружка дремала в углу кабинета на своей подстилке из старого одеяла, которую Минна для нее устроила, и я постаралась выйти в коридор как можно тише, чтобы не разбудить рысь.
На полпути к библиотеке, в галерее, меня укололо странное чувство. Мне вдруг померещилось, что я здесь не одна и кто-то следит за мной. Это ощущение было настолько неприятным, что я едва поборола желание немедленно вернуться в свои покои и запереться на все имеющиеся там засовы. И тут до моего слуха донесся звук чьих-то шагов – приглушенный, едва различимый, как будто кто-то крался в полумраке.
В правой руке у меня была лампа, в левой я несла тяжелый том. Я подняла лампу, которая отбрасывала желтый круг на стены и пол.
– Кто здесь? – громко спросила я. – Отзовитесь!
Замок молчал. Я постояла на месте, прислушиваясь, но не различила ничего, кроме толчков своего бешено бьющегося сердца. Пот градом катился у меня по груди и по вискам.
Я вытерла лоб (едва не стукнув себя при этом тяжеленной книгой) и двинулась дальше. У входа в библиотеку я вспомнила, что шкаф с томами «Русского вестника» находится в дальнем конце, и мне снова захотелось уйти. Но тут я разозлилась на себя за свои страхи.
«Возможно, это был ветер… Или крысы возились в подполе. Как тогда, когда мы решили, что воет собака, а это оказалась птица, застрявшая в трубе».
Я вернула первый том на место, взяла второй и потянулась к лампе, которую поставила на выступ шкафа. Машинально я бросила взгляд в сторону выхода – и вот тут-то я и увидела это.
Паря над полом, в проходе возле дверей покачивалось нечто вроде женской фигуры в старинном темном платье, но не было видно ни лица, ни рук – лишь жуткий, потусторонний свет, который лился от призрачного видения.
Я застыла на месте от ужаса, и тут произошло нечто, что испугало меня еще больше. Из мрака вышел черный как сажа пес и остановился возле призрака. В бледном колышущемся свете, который источала жуткая соседка пса, стало заметно, что поперек горла у него красуется кровавая рана.
В следующее мгновение я услышала глухой стук – это увесистый том, который я машинально продолжала держать, выпал из моих рук. Странным образом он привел меня в чувство, потому что приземлился аккурат мне на ногу. Я ойкнула и отскочила в сторону.
Пес задрал морду и завыл. Его вой разнесся по галереям и переходам замка, и позднее мне сказали, что люди, которые мирно готовились ко сну, похолодели от ужаса, услышав в ночи этот адский зов.
Ничего не соображая, ничего перед собой не видя, я метнулась к боковому выходу из библиотеки, которым никто не пользовался, так как он выходил на старую, давно не чиненную лестницу. Лампа осталась в библиотеке, но это не помешало мне быстрее молнии мчаться вниз, перепрыгивая через четыре ступени. В одном месте я оступилась и едва не упала, но в последний момент удержалась, схватившись за перила.
Помню, как я бежала по анфиладе комнат, мимо равнодушных портретов и закутанной в чехлы мебели, как навстречу мне спешили какие-то люди, как откуда-то огромными прыжками выскочила Ружка и бросилась ко мне. Но у порога моей комнаты силы оставили меня, и я потеряла сознание.
– Нервы, нервы и ничего, кроме нервов, – провозгласил доктор Мюллер. – Сильное волнение… возможно, переутомление… Грхм! – У него была манера в разговоре то и дело произносить этот звук, являющийся чем-то средним между ворчанием и громким кашлем. – Лежать в постели, ничего не делать. Отдых и успокоительное вот по этому рецепту, – он кивком указал на рецепт, который выписывал, примостившись у низенького столика. – Принимать три раза в день.
Он говорил отрывисто, как бы пунктиром обозначая основные условия моего выздоровления и умалчивая о причине; вероятно, именно это и вывело меня из себя.
– Доктор, – закричала я в волнении, подскакивая в постели, куда меня перенесли, – как вы не понимаете! Я видела призрак графини, и черного пса, и…
Но доктор Мюллер был упрямым материалистом – из той разновидности врачей-материалистов, которые верят только в клизму и вскрытие, и с которыми не поспоришь, потому что они признают лишь факты, имеющие научное объяснение.
– Это был не призрак, – хладнокровно возразил он.
– Почему вы так думаете?
– Потому что призраков не существует. Грхм!
– Но я ее видела!
– Вам показалось.
– Но мне не могло показаться! И черный пес…
Креслер и Минна, стоявшие у дверей, переглянулись.
– Со всем уважением к вам, доктор, – негромко промолвил управляющий, – мы собственными ушами слышали вой этого пса.
– Грхм! – хладнокровно промолвил Мюллер, оборачиваясь к моему отцу, который стоял возле моей постели. – А вы, герр Ланин? Вы тоже его слышали?
Отец кивнул.
– Значит, – с удовлетворением констатировал доктор, – это был живой пес.
– И откуда же он тут взялся? – с вызовом спросил мой отец. – В замке нет собак, они есть только у сторожа. Но он не держит пса, похожего на того, которого описала моя дочь.
– У него было перерезано горло, – напомнила я сдавленным голосом. – Это не живой пес, нет, нет!
Доктор поднялся на ноги и, заложив большие пальцы в карманы жилета, с неудовольствием воззрился на меня. Его широкое красное лицо с пышными русыми усами стало еще краснее: очевидно, его так и подмывало сказать что-нибудь резкое, но он помнил, что тут находятся дамы, и из последних сил сдерживал себя.
– Науке известны вещества, под действием которых человек способен видеть галлюцинации, – разъяснил он тоном лектора, поучающего нерадивых студентов. – При этом он будет до последнего считать, что его видения реальны. Когда вы увидели то, что называете призраком графини и призраком пса с перерезанным горлом, вы находились в библиотеке?
Я кивнула.
– Вы пытаетесь нас уверить, что моя дочь надышалась в библиотеке каких-то ядов? – недоверчиво спросил мой отец.
– Я слышал, – хладнокровно ответил доктор, поворачиваясь к нему, – что привидение графини Рейтерн явилось дворецкому тоже где-то возле библиотеки.
– И что из этого следует? – спросила Минна, не скрывая своего раздражения. – Вы пытаетесь нас убедить, что фрейлейн Ланиной все померещилось, потому что она была в библиотеке, а как тогда быть с нами? Я слышала этот вой, как и Руди, и герр Ланин, и наши слуги, а ведь мы находились в разных частях здания…
Ознакомительная версия.
