— Отель «Золотой москит», — распорядилась я, усаживаясь на заднее сиденье.
Таксист покачал головой.
— Сеньорита уверена, что ей нужно именно в этот отель? — недоверчиво спросил он. — Это не место для молодой сеньориты.
Водитель оказался пожилым, рассудительным человеком, и его искренне огорчал мой выбор.
— Мы едем в «Золотой москит»! — категорически заявила я.
Таксист опять покачал головой, но больше спорить не стал.
Ехали мы довольно долго, пока не оказались в районе, который при всем желании трудно было назвать респектабельным. Улочки тесные и замусоренные, и повсюду мигали и переливались неоновые огни увеселительных заведений. На перекрестках группками стояли угрожающего вида парни в ярких рубашках и пышные девицы, одетые вызывающе и сексуально. Было уже далеко за полночь, но откуда-то доносилась агрессивная громкая музыка.
Отель «Золотой москит» оказался обшарпанным четырехэтажным зданием со змеящейся неоновой вывеской над входом.
Пожилой таксист со вздохом помог достать из багажника чемодан и проводил меня долгим сожалеющим взглядом. Он вряд ли стал бы меня так жалеть, если бы мог видеть полчаса назад в доме на улице Св. Христофора.
Внутреннее убранство отеля вполне соответствовало его внешнему виду. В унылом холле, выкрашенном серо-голубой краской, за обшарпанной стойкой скучал портье — мужчина лет сорока пяти с пиратскими бакенбардами и шрамом через всю левую щеку. В одном углу стоял телефон-автомат со стершимися от частого употребления цифрами, а в другом — какой-то военный в расстегнутом мундире уговаривал высокую рыжую женщину в предельно короткой юбке. Лицо у военного было сердитое и красное от выпитого алкоголя.
Портье обернулся ко мне с предупредительным видом и поинтересовался, не собираюсь ли я снять комнату.
— Да, пожалуй, — сказала я. — Если можно, одноместный номер и поближе к двадцать шестому.
«Пират» внимательно посмотрел на меня и раскрыл журнал регистрации.
— Сеньорита совсем недавно нам звонила? — полуутвердительно произнес он и добавил: — Как прикажете вас записать?
Я назвала первое попавшееся имя и получила ключ от номера двадцать восемь. Потом портье лично проводил меня, захватив мой чемодан. Я не стала жмотничать и дала щедрые чаевые. Потом я бросила в номере чемодан и, захватив сумочку с собой, отправилась к соседу.
На мой стук Доули отреагировал не сразу. Прошло не меньше минуты, прежде чем знакомый мужественный голос подозрительно осведомился: «Кто там?» Я назвала свое имя — дверь открылась.
Доули стоял на пороге в костюме — видимо, он еще не ложился — и смотрел на меня взглядом, в котором радость мешалась с недоверием.
— Это вы? — произнес он наконец. — А мне сказали, что вас похитили… Когда я остался с раненым юношей и отправился искать вас, вы уже исчезли. Под конец мне удалось узнать, что вас забрал с собой этот мерзавец Ортега. Как вам удалось вывернуться?
— Долго рассказывать, — отмахнулась я, проходя в комнату. — Сейчас мне нужно срочно выяснить одну вещь. Я видела вас на вокзале — вы шли следом за Мигелем. Случайно не знаете, куда они с моим земляком отправились?
Доули посмотрел на меня каким-то хитрым взглядом и усмехнулся.
— Думаете, почему я поселился в этой помойке? — спросил он. — Правильно — они здесь. Поселились на четвертом этаже. Там их целая шайка. Некоторые выглядят довольно прилично, но сильно смахивают на выходцев из соцлагеря, как и этот ваш соотечественник. Но сейчас они все в баре — смотрят стриптиз. Я не стал там появляться, у меня свои виды. По-моему, тут наклевывается сенсационный репортаж: парни явно что-то затевают, а верховодит седой. Я намерен выяснить, что за всем этим кроется. К сожалению, моя камера и все вещи остались в «Боинге», но деньги и кредитные карточки со мной, и завтра я все куплю. Не хотите мне помочь? Гонорар пополам.
— Я согласна помогать вам, если вы поможете мне, — ответила я. — Но учтите, это дело крайне опасное…
— Всегда был там, где опасно, — напыщенно заявил Доули. — Конго, Ангола, Кампучия — везде делал репортажи. Я привык рисковать.
— Хорошо, договорились, — сказал я. — Они заметили вас здесь?
— Кажется, нет, — ответил Доули. — Я был очень осторожен.
— Это очень кстати. Тогда постарайтесь и дальше не попадаться им на глаза. Компания, о которой вы говорите, намеревается кое-куда выехать, и я намерена выяснить — куда. Как только узнаю, постараюсь вам сообщить. Мне придется встретиться с ними прямо сейчас, поэтому я хочу доверить вам свою сумочку. Там она будет лишней.
— Вы, кажется, знаете об этом деле гораздо больше, чем хотите показать, — с легкой досадой заметил Доули. — Ну что ж, мне остается надеяться на ваше дальнейшее доверие. Оставляйте вашу сумочку. Я буду ждать ваших сообщений. — Тогда я пошла, — сказала я. — Вы уверены, что мой соотечественник еще в баре?
— Точно сказать не могу, но у меня сложилось впечатление, что эти парни решили от души погулять.
Я не стала больше ничего выяснять, а отправилась прямо в бар.
В насыщенной табачным дымом полутьме вспыхивали ритмичные багровые вспышки. На маленькой эстраде в глубине бара под звуки музыки изгибалась возле металлического шеста неодетая девица с длинной гривой вьющихся каштановых волос. Ее голая кожа сверкала от пота. Взоры мужчин, сидящих за столиками, были устремлены на эстраду. На пьяных взмокших лицах было написано одобрительное возбуждение.
Я попыталась в этой гомонящей толпе отыскать Валентина Сергеевича, но сначала мой взгляд наткнулся опять-таки на массивную фигуру Мигеля. Быков, конечно же, сидел рядом с ним. Я уверенно направилась к их столику. То ли из-за этой уверенности, то ли потому, что я была вполне одета, мне удалось без происшествий достичь своей цели.
Валентин Сергеевич, как и остальные, не отрываясь, смотрел на сцену. Маленькие пьяные глазки его лучились от удовольствия. Вообще, с ним произошла некоторая перемена — как-то разгладилось лицо, и в манере держаться появилось что-то похожее на достоинство. Но удивительнее всего, что вместо потрепанного сиреневого костюма на нем был вполне модный светло-серый пиджак, новая рубашка в голубую полоску и черные брюки. Из кармашка пиджака выглядывали пластмассовые черные очки.
— Привет! — сказала я.
Быков обернулся ко мне и от неожиданности открыл рот. Секунду мы смотрели друг на друга, а потом Валентин Сергеевич страшно смутился, залился краской и порывисто вскочил со стула. При этом он что-то жалко пробормотал — наверное, предложил мне сесть за столик, — но мощный финальный аккорд и одобрительные мужские крики заглушили его слова.
Но наш разговор не остался незамеченным — глаза тех, кто сидел рядом с ним, обратились ко мне. В основном это были мужчины далеко за тридцать, уже нагулявшие жирок и начинающие терять волосы. У них были округлившиеся распаренные физиономии, блудливые усмешки и поволока в глазах. Мне показалось, что во всех этих лицах присутствует что-то неуловимо славянское. И я не ошиблась.
— Ого! Вот это телка! Молодец, Валек, не теряйся! Мучача, давай поцелуемся! — понеслись наперебой выкрики на чистом русском.
Я оставила это ржание без внимания. Меня больше всего интересовала реакция Мигеля. Он тоже смотрел на меня, но рта покуда не раскрывал. На его медно-красной физиономии не появилось ни малейшего удивления. Он курил сигару и загадочно улыбался. Мне это очень не понравилось — для него было бы естественнее удивиться.
Зато удивленный без меры и пунцовый от смущения Быков лепетал:
— Откуда вы, Юлия? Честное слово, я так рад… А мы тут вот… Вы не хотите присесть?
Неожиданно один из собутыльников судостроителя протиснулся из-за его спины и, опершись одной рукой о край стола, другой жадно потянулся к моей груди. При этом он ухмылялся с таким самодовольством, словно исполнял невероятно смешной эстрадный номер. Его спутники приготовились дружно захохотать.
В последнюю секунду я мгновенно уклонилась и, сжав запястье наглеца обеими руками, дернула его на себя. Весельчак потерял равновесие и качнулся вперед, натыкаясь на стулья. Глаза его расширились. Я выпустила его руку и с силой ударила по затылку. Шутник врезался лицом в угол стола, взвыл от боли и завершил падение, обрушившись на пол.
За столом воцарилась тягостная пауза. Мои земляки, за секунду до этого казавшиеся себе настоящими суперменами и циничными самцами, сконфуженно молчали. Растерялся и Валентин Сергеевич. Только потерпевший, покрутившись немного на грязном полу и от души поскулив, начал наконец подниматься с криком «Убью!», который звучал не слишком уверенно, потому что потенциальный убийца одной рукой зажимал свой разбитый рот.
Наверное, он все-таки попытался бы выполнить свое обещание, но тут Мигель поймал его сзади за пояс и грозно рявкнул:
