Часть вторая
Лев
Отель, в котором я предпочла остановиться в Ареццо, оказался куда более скромным, чем те, в которых я шиковала во время своей прогулки по Европе, предпринятой по заданию Кроуфорда Лейка. Откровенно говоря, здесь было несколько неопрятно. Подобно многим итальянским общественным заведениям невысокого пошиба он был украшен в гамме красных цветов: красные занавески, красные покрывала, красные плитки в ванной. Обычно подобного рода убранство оскорбляет мое эстетическое чувство. Так сказать, профессиональная болезнь человека постоянно имеющего дело с прекрасным в его разнообразных проявлениях: таким как я трудновато угодить. Тем не мене здесь, в крошечной гостинице, расположенной в стороне от Корсо Италия, главной улицы Ареццо, я чувствовала себя куда более на месте, чем в навязанных Лейком очаровательных и дорогих отелях-бутиках. Что скрывать, в сердце своем я лавочница, а не аристократка. Помимо сомнительной гаммы цветового убранства, здесь была горячая вода, — когда таковая вообще с завываниями пробивалась по трубам, явно оставшимся в этих стенах со времен еще доисторических, — кроме того, из соседнего номера, словно бы стена была сделана из картона, постоянно доносился скрип пружин, а также стоны и кряхтение какой-то чрезмерно увлеченной друг другом пары. Тем не менее у этого заведения была одна чрезвычайно положительная черта: за исключением Антонио — если только он прослушивал сообщения своего автоответчика — никто не знал о моем пребывании здесь. Я позвонила в агентство, занимающееся арендой автомобилей, убедила его представителя в том, что машина все время глохнет, и настояла на том, чтобы мне поменяли ее на новую. Потом я позвонила в Вольтерру, в гостиницу, и сообщила туда, что отъеду раньше, чем собиралась. Вернувшись в свой номер, я как можно скорее упаковала сумку, расплатилась по счету с учетом лишнего дня, чтобы не было разговоров, а потом растворилась — во всяком случае, я надеялась на это — в лучах заката.
Вытащив карту, я стала искать городок, расположенный как можно дальше от Леклерка и карабинеров, но достаточно близко к Вольтерре, чтобы можно было при желании в любое время встретиться с Лейком, как только он позвонит, а я надеялась, что это случится достаточно скоро. Остановилась я на Ареццо.
С моей точки зрения, отель обладал несколькими существенными достоинствами. Персонал вел себя вежливо, не докучливо и — самое главное — не проявлял любопытства, клиентура же по большому счету оставалась непостоянной: студенты с рюкзаками, а иногда залетевший на короткое время бизнесмен. Здесь можно было недурно позавтракать — днем помещение превращалось в бар — и к вполне пристойному «капуччино» прилагалась лучшая, чем в среднем, утренняя трапеза из холодной нарезки, сыра, фруктов, неограниченного количества круассанов и хлеба.
* * *
— Не разрешите ли сесть рядом с вами? — услышала я на следующее утро рядом с собой голос, когда за кофе погрузилась в газету, надеясь отыскать в ней упоминание об украденной этрусской вазе или аресте человека, известного мне под именем Пьер Леклерк. — В столовой уже достаточно людно, и свободных столиков просто не осталось.
Мне хотелось сказать нет. Пару дней назад я просто тосковала по обществу. Но теперь, учитывая все случившееся, я мечтала только об одиночестве. Оторвавшись от чтения, я увидела перед собой женщину лет шестидесяти — шестидесяти пяти, седую, кудрявую и загорелую, одетую в джинсы и рубашку в цветочек. Крохотная, дюйма или двух не достигавшая до пяти футов, она превращала меня — женщину среднюю во всех отношениях — в какую-то гигантессу. И я поняла, что не в силах отказать ей.
— Прошу вас, — я жестом указала на стул напротив себя.
— Будьте добры, «эспрессо», — обратилась она к официанту.
— Я не стану мешать вам, — сказала она. — Читайте вашу газету и не обращайте внимания на меня.
Я уже закончила первую страницу.
— Не хотите ли просмотреть? Она итальянская.
— Не откажусь, — ответила она. — И то, что она итальянская просто отлично. Вы позволили мне сэкономить сегодня несколько лир. Благодарю вас. Признаюсь, мне приходится считать свои пенни. Ничего другого моя пенсия не позволяет. Обычно мне приходится смотреть по сторонам, и если кто-нибудь оставляет газету, я тут же бросаюсь на нее.
— Рада услужить, — заметила я, вновь обращаясь к новостям и надеясь, что теперь разговаривать она не станет. Однако мне пришлось испытать разочарование.
— Совершаете туристическую поездку по Тоскане? — спросила она.
Я опустила газету. Надежды на спасение не оставалось.
— Да, — ответила я. Туризм вполне мог послужить причиной моего присутствия здесь. — А вы?
— В известном смысле, — ответила она. — Я провела в Ареццо уже около месяца. Нет причин возвращаться домой, я и не тороплюсь.
— Существуют места и похуже, — съехидничала я.
— Конечно. Но мне нравится этот город. Я полюбила даже эту маленькую гостиницу. Конечно, было бы неплохо, если бы они использовали в убранстве комнат другие цвета. А то мне все кажется, что я остановилась в борделло.
Я рассмеялась.
— Присоединяюсь к вам.
— Тогда, если у вас нет на сегодня других планов, — сказала она. — Могу предложить вместе со мной поискать Ларта Порсену.
— Кого? — переспросила я.
— Ну, как же, разве вы не помните, — продолжила она. — «Ларт Порсена, царь Клузия, девяти поклялся богам».
— «В том, что гордое царство Клузия, не унизить римским врагам», — продолжила я и остановилась. — А как дальше, не помню.
— «Девятью богами поклялся», — подхватила она. — «И назвал собрания час…»
Мы вместе со смехом закончили:
— «И на север, запад, восток и юг понесли гонцы сей указ».
— Помню, мы учили этот стишок в начальной школе, однако, я забыла, кто его написал, а уж о том, кем был этот Ларт Порсена, никогда и понятия не имела.
— Томас Бэбингтон Маколей, — проговорила она. — Вы должны помнить его как барона Маколея. Песни Древнего Рима, опубликованы в 1842-м. Не столь уж выдающиеся вирши, но некое школьное очарование в них есть, не правда ли? Кроме того, мы обязаны барону описанием подвига Горация на мосту.
— Его я тоже помнила, — отозвалась я. — «Сквозь смех и слезы мы видим, как встает перед нами в рост, храбрый воин Гораций, от врага защитивший мост». Кажется, так?
— Браво, — сказала она. — Едва заметив вас, я сразу поняла, что имею дело с женщиной образованной и утонченной. Пусть вы и не знаете, кем был Ларт Порсена.
— Я не знаю и того, где находился Клузий.
— Клузий — это нынешний Кьюзи, и находится всего в нескольких милях к югу отсюда. В стихотворении этом упоминаются несколько тосканских городов. Даже Ареццо под своим римским названием. «Урожаи Арецция в этом году жать придется одним старикам». И Вольтерра, римляне называли ее Волатерры. А этруски…
— Велатри, — произнесла я.
— Итак, вам известны этруски! — обрадовалась она. — «От великой и грозной Вольтерры, где хмурится крепости лик, воздвигнутой титанами для древних как боги владык».
— Не надо! — простонала я. — Прошу вас, забудем про Маколея. «Где хмурится крепости лик». Как вообще можно понимать такую строку? Впрочем, не надо объяснять. Расскажите мне лучше, кто такой Ларт Порсена.
— Этрусский царь, попытавшийся восстановить этрусское правление в Риме примерно в 500 году до Рождества Христова. Вполне возможно, что он добился успеха, но если и так, то ненадолго. Вскоре после этого его сын потерпел поражение в битве при Арисии. Считается, что Порсена был погребен в абсолютно фантастической гробнице, снабженной даже лабиринтом. Ее так и не нашли, хотя многие претендовали на это открытие. Его сделал Джорджо Вазари.[11] Он подкреплял позиции — если так можно выразиться — своего патрона, Козимо де Медичи. Вам, конечно, известно это имя?
Я кивнула. Уж это я знала, поскольку лекцию на эту тему мне прочитал никто иной, как Кроуфорд Лейк, хотя сказать ей об этом, конечно же, было нельзя.
— Вазари пытался убедить людей в том, что Козимо и есть новый Ларт Порсена. И в обоих случаях он ошибся — и в отношении Козимо, и в отношении гробницы. Склеп Порсены не нашли ни тогда, ни потом. По какой-то причине я вбила себе в голову, что первой наткнусь на него. Предполагается, что ее следует искать возле Кьюзи, то есть Клузиума, который расположен всего в нескольких милях к югу отсюда. Точнее, вблизи самого города, потому что Плиний писал, что она находится «sub urbe Clusio», в пригороде Клузия, и утверждал, была шириной в три сотни ярдов, имела лабиринт, а наверху ее находились пирамиды. Под городом находятся ходы, которые некоторые считают частью лабиринта, но, на мой взгляд, это или водостоки или водопровод. Я решила, что гробница может оказаться буквально в любом месте этого района. Что в конце концов мог знать Плиний? Он писал по прошествии многих веков после похорон Порсены. Я несколько недель осматривала окрестности Кьюзи, а потом перебралась в Кортону — по-этрусски Куртун — а потом сюда. Я постепенно продвигаюсь на север. Восхитительно в моей идее то, что многие этрусские города за прошедшие века превратились в самые прекрасные среди всех поселений, расположенных на холмах Тосканы и Умбрии, если не всей Италии. Буду рада видеть вас своей спутницей. В самом деле. Занятие это не слишком затруднительно, ничего не стоит, знакомит вас с великолепнейшими сельскими видами, да и достаточно увлекательно.
