В этот момент тетка опять принялась громко причитать то ли о нескладной судьбе племянника, то ли о собственной несладкой жизни.
— Надо бы время свиданий на полчаса сократить, — помолчав, сказал Горшенин. — Ты смотри, сидят ведь до последнего. Автобус в город уходит через десять минут.
— Не успеет, — согласился второй. — Да тут многие пешком ходят. Проезд ведь денег стоит.
— Все равно надо сократить время, — настаивал Горшенин. — Сейчас стрельбы начнутся. Серегину заниматься надо, а не бабский треп выслушивать.
— Так что, мне пойти, турнуть ее? — с готовностью предложил начальник службы безопасности.
— Да что уж теперь, пускай сидит. Раньше надо такие вопросы продумывать. И предупреждать заранее.
Поздненько у них стрельбы, удивилась я. Да и вообще, как-то одно не очень увязывается с другим. Вроде бы налицо забота о подрастающем поколении, а в частностях — полное равнодушие как к воспитанникам, так и к их родственникам. Физические наказания опять же, да такие, после которых требуется медицинская помощь…
На взгляд серегинской тетки, находиться в этом лагере было для ее племянника куда лучше, чем в колонии для несовершеннолетних. Что-то я начинала в этом сильно сомневаться.
Горшенин между тем прощался. Велел напоследок по возможности не спускать с моей персоны глаз, но держаться на расстоянии, а в случае чего звонить ему в любое время дня и ночи. После чего он прошел через КПП и направился к машине. Его трость негромко постукивала в такт шагам, из чего я заключила, что дорожка перед зданием забетонирована или заасфальтирована. Оставалось только порадоваться, что я отказалась от мысли спрыгнуть именно здесь.
Начальник службы безопасности покрутился еще некоторое время под окнами «комнаты для свиданий» и быстрым шагом удалился в сторону ангара.
Я проводила его взглядом и только двинулась к краю крыши, как вынуждена была вновь остановиться. Лагерь оживился. Из двухэтажного здания по одному выходили люди и строились в две шеренги, разбиваясь на группы по несколько человек.
Больше всего это напоминало построение повзводно. Вероятно, так и было, учитывая военизированную направленность центра. Скорее всего это были воспитанники. Но торопливость движений, скованность фигурок, общая гнетущая атмосфера с трудом вязались с предполагаемым возрастом воспитанников.
Я насчитала около сорока человек, не считая внушительной фигуры сопровождающего, когда шеренги потянулись в сторону ангара. Все действие происходило в полном молчании, которое нарушалось лишь негромкими отрывистыми командами да дружным топотом нескольких десятков ног. Отчего-то на ум опять пришла ассоциация с «малолеткой» — колонией для несовершеннолетних преступников.
Впечатление усилилось, когда один из идущих в центре неожиданно споткнулся, едва при этом не упал и, жалко съежившись, бросился обратно в строй. Шагавший впереди и сбоку от строя сопровождающий резко обернулся, приостановившись на мгновение, но, ничего не заметив, двинулся дальше. Остальные даже головы не повернули.
Не теряя более ни минуты, я спустилась с крыши и двинулась в обратный путь. Свет перед воротами после отъезда Горшенина выключили, но я все же предпочла обогнуть опасный участок по той же круговой траектории.
Обратная дорога должна была занять, по моим прикидкам, раза в полтора меньше времени. Воспользоваться нормальной асфальтированной дорогой я снова не решилась. Горшенин уехал, но не было гарантии, что ему не придет в голову по каким-то причинам вернуться. Кроме того, мне совсем не хотелось появляться на людях, не приведя себя предварительно в порядок.
Я уже подходила к месту, где бетонная ограда образовывала угол, когда услышала приглушенную стрельбу. И по характеру звука выстрелов поняла, что стрельбы проходят в помещении ангара. Стреляла группа числом не менее пяти-шести человек, использовалось как автоматическое, так и полуавтоматическое оружие.
Времени у меня оставалось в обрез. Как только появлялась возможность, я переходила на бег, в остальных случаях передвигалась быстрым шагом. Пакет с минеральной водой лежал там же, где я его оставила. А куда бы он делся? Зажав его под мышкой, я двинулась дальше. Минералка соблазнительно плескалась в пластиковой бутылке, но больше глотка я сделать не смогла. Дождь не прекращался, и я пропиталась водой насквозь. Куртка промокла и отяжелела, только внутри ботинок по-прежнему оставалось сухо.
Через несколько минут я уже стояла на дороге, соединявшей несколько особняков с «большим миром». Теперь надо было выйти на тропинку, ведущую к поселку. Дорога здесь шла по направлению к шоссе под уклон. Угол наклона был достаточно большим и чувствовался даже при передвижении.
Кофейного цвета «шестерка» все еще мокла на пятачке около въезда в гараж. Пес снова залился тонким лаем. Мог бы уже и за свою принять, подумала я с неудовольствием. На тявканье пса никто из жителей особняков опять же не среагировал, махнула на него рукой и я.
Проходя мимо машины, я бросила на нее еще один взгляд, полный зависти. Неожиданно в голову пришла замечательная, хотя и несколько рискованная идея.
Чужие, очевидно, сюда практически не забредают, раз хозяин, а может, гость, оставил машину вот так запросто без присмотра. Запирал он ее при мне. Ни тогда, ни сейчас, при беглом осмотре, никаких признаков наличия сигнализации я не заметила.
Открыть машину, не имея ключа, — минутное дело. Если, конечно, имеешь определенные навыки или техническую смекалку, будучи при этом знаком с устройством кузова. Варварски ковыряться в замке совсем не обязательно. Готовая в любой момент дать деру, я аккуратно вскрыла форточку, открыла дверь. Сигнализации в машине действительно не было.
Самым трудным оказалось сдвинуть машину с места. Когда это наконец удалось, дальше все пошло как по маслу. Выкручивая руль, я вытолкала «шестерку» на дорогу. После первого же незначительного толчка она послушно покатилась вниз, быстро набирая скорость.
Я запрыгнула на ходу в машину, придержала дверцу, чтобы не хлопнула. А двигатель завела только после того, как удалилась от домов на значительное расстояние, поступив именно так, как любят показывать в кино: сунула под «торпеду» руку, вытащила связку проводов и соединила два нужных.
На некотором расстоянии от поворота на шоссе я притормозила и вышла из машины. Жаль, новые номерные знаки стали штамповать таким образом, что подделать их в полевых условиях крайне затруднительно. Был бы номер старого образца, я бы с удовольствием воспользовалась одним простеньким, давно проверенным и любимым мною способом. Сейчас же ограничилась тем, что несколько раз провела по номеру подошвой ботинка. Номер замазался ровно настолько, чтобы никто к этому не придрался, учитывая слякотную погоду, но и прочесть уверенно цифры тоже не мог. Ту же операцию я проделала со вторым номерным знаком.
Конечно, машины могли хватиться в любой момент. Вероятно даже, уже сейчас крик подняли. Хотя нет, крик бы я услышала. С другой стороны, хозяин вполне может не обнаружить пропажу до самого утра. Но в любом случае до того, как по «шестерке» объявят план перехвата, так или иначе пройдет не менее часа. Или несколько часов, если хозяин машины не имеет хороших знакомых в милиции, а дежурный в отделении никуда не торопится. Но даже если сотрудники сработают оперативно, на информацию о рядовом угоне автомобиля обычно мало обращают внимания. Одновременно в розыске может находиться несколько десятков разных «шестерок», в том числе и подобного оттенка. А у милиции и других дел хватает, чем в такую погоду к проезжающим машинам приглядываться. Так что едва ли в отношении розыска угнанных тачек город Волгоград выгодно отличается от остальных городов России. В таких обстоятельствах значение имеет скорее случай, чем что-либо другое.
В общем, обзаведясь столь неординарным и, признаюсь, неправомерным способом средством передвижения и выиграв таким образом не менее двадцати дополнительных минут, я позволила себе посидеть некоторое время и спокойно обдумать ситуацию.
Сведений накопилось достаточно, чтобы немедленно связаться с Громом.
Так я и поступила после того, как соединила воедино, сопоставила и подвергла анализу свои личные впечатления, официальные сведения и все те мелкие детали, которые по отдельности мало о чем могли сказать, но в сочетании с остальной информацией прекрасно вписывались в общую картину.
Не забыла я ни слова Горшенина, что привлекать для работы в центре надо только бывших военных, а не «мягкотелых» гражданских, ни двадцать плетей, которые получил за мелкую провинность неизвестный мне Букреев, ни сбежавшего из лагеря Петюню, ни, наконец, доктора, подбивающего воспитанников покинуть лагерь при первой возможности и немедленно двигать в ментовку. Припомнила также и господина Козлова, владеющего половиной города, и интерес Горшенина к вопросам национализма, и аналитическую справку, в которой помимо прочего говорилось, что центр существует преимущественно на добровольные пожертвования от населения города, в первую очередь бизнесменов, представителей власти и правоохранительных органов.
