И все бы ничего, но он по натуре был веселым кобелем, и стилем его жизни было постоянное ухаживание за окружающими женщинами. И как бы ни намекала я ему на то, что наши отношения никогда не смогут выйти за рамки дружеских, он всегда при встрече поил меня вином, угощал конфетами и фруктами, а потом делал попытку запереть кабинет, чтобы приступить к более откровенной атаке…
— Виктор Николаевич, я ненадолго. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете, о фирме «Криптон».
— Это все, что ты хочешь мне сказать?
— Нет. Очень вкусный виноград. И за ореховые палочки спасибо, но я правда спешу. И вино пить не могу, хотя бутылка красивая…
— Плохих не держим.
— Так что там с «Криптоном»? Я ничего не смыслю в ценных бумагах, поэтому пришла к вам…
— А какой тебе интерес? — Он сел напротив меня и взял мои руки в свои. Виктор Николаевич был тощ, смазлив и лысоват. Но смотрелся довольно моложаво для своих шестидесяти. На нем была шикарная светлая рубашка с коротким рукавом и кремовые дорогие брюки. На мизинце красовался перстень с крупным черным камнем. Вылитый мафиози.
— Клиент просил узнать.
— А что за клиент?
Я вскинула брови, тем самым давая понять, что не привыкла обсуждать с кем бы то ни было своих клиентов и тем более называть их имена.
— Понятно. Так вот, деточка, фирмы «Криптон» уже давно не существует. Ее переименовали сразу после смены руководства. И теперь эта фирма называется «Сириус».
— «Сириус»? Да это даже для меня, непосвященной, одна из самых крупных газовых компаний. И что же, «криптоновские» акции остались в цене?
— Да на этих, как ты говоришь, «криптоновских» акциях люди себе целые состояния сделали. Их же скупал новый хозяин через подставных лиц, а для него цена практически не имела значения…
— А сегодня?
— А сегодня твой клиент должен тебя просто озолотить за такую информацию… Только непонятно, твой клиент в лесу жил? Он что, газет не читает?
— Что проку в газетах, если даже я ничего не знала о связи «Криптона» с «Сириусом». И сколько теперь стоит одна акция?
Виктор Николаевич назвал мне цифру, и я прикинула, сколько же стоят Сонины акции сейчас, если три года назад стоили миллион рублей. Теперь мне стал понятен интерес Саши и Эдика к этим акциям и завещанию. В принципе, об этом можно было догадаться и без Виктора Николаевича.
Я съела целую виноградную кисть, несколько ореховых палочек, выкурила пару сигарет и, попрощавшись с воздыхателем, который в последнее время даже не скрывал своих намерений по отношению ко мне, вышла из здания администрации.
День подходил к концу. Но мне надо было заехать еще к одному знакомому, чтобы выяснить, какая нотариальная контора занималась Сониным завещанием. Дело это было сложное, и одним телефонным разговором бы не обошлось. Поэтому я, купив по дороге коньяк — куда я без него? — поехала на проспект Ленина, заказала на проходной пропуск и прошла в кабинет Лисовского. Он заведовал компьютерным залом и работал одновременно на ФСБ. Я владела этим секретом и в случае острой необходимости обращалась к помощи Лисовского.
— Какие проблемы?
— Погибла девушка, оставила завещание. Мне надо узнать, на кого и на каких условиях. Словом, ты меня понял.
Лисовский без слов записал данные на листок и вышел. Вернулся минут через двадцать, я за это время успела выкурить две сигареты. Почему-то разволновалась.
— Софья Николаевна Коробко оставила завещание на имя Веры Холодовой. Десять тысяч акций фирмы «Криптон».
— А Александре Коробко ничего, получается, не оставила?
— Мы прогнали данные за несколько лет, такое завещание было, но буквально месяц назад Софья Николаевна его изменила.
— А как выяснить, где находятся эти акции?
— У нас сведений о них нет. Значит, она хранила их дома.
Я достала из пакета бутылку дорогого коньяка и, поблагодарив Лисовского, поехала навестить Сашу Коробко. Давно пора.
Но, проезжая мимо родного дома, не выдержала и забежала в свою квартиру. Я как чувствовала, что кому-то очень нужна. Когда я вбежала в прихожую, телефон еще звенел. Я схватила трубку.
— Я знала, что вы позвоните. Я ждала вашего звонка. Куда мне можно подъехать?
Я записала адрес и собиралась было выйти из квартиры, как острая боль пронзила мое плечо. Затем послышался звон битого стекла и чьи-то удаляющиеся шаги. Я потеряла сознание.
Я открыла глаза и увидела склоненного надо мной Сергея. Его взгляд выражал ужас.
— Господи, очнулась… Я вызвал «Скорую»…
— А что, так все плохо? — Я попыталась встать, но резкая боль заставила меня стиснуть зубы. — Черт, в меня опять стреляли. И, представляешь, промахнулись. Мазилы.
— Она еще шутит. Посмотри, какая лужа крови… Что было бы с тобой, если бы я послушал тебя и продолжал, как идиот, ждать твоего звонка у телефона?
— Не знаю, может, и дождался бы…
— Конечно, с того света, не иначе…
— А вот «Скорую» ты вызвал напрасно. Меня же с пулевым ранением увезут в больницу, начнут все выяснять, а я и без них знаю, что ничего не знаю. Я не шучу. Столько времени потрачено, а я так и не выяснила, кто убил твоего друга. Какой я, к черту, детектив? Мне бы салфетки вышивать да оладьи печь…
— Ты много не разговаривай… Давай я тебя перенесу на кровать.
— Нам надо срочно уходить. Я не шучу.
— У тебя же губы посинели, куда ты собралась?
— Вези меня на Шелковичную, к Банникову. Он сейчас дома, он и сделает мне перевязку.
Сергей запер квартиру, сделал все так, как я ему сказала, и уже через четверть часа я, превозмогая боль, вела машину в сторону университетского городка, на Шелковичную улицу, где жил знакомый хирург Банников.
Я не смогла выйти из машины, поэтому Сергей сам сбегал за ним. Они оба помогли мне подняться, уложили в постель, и больше я уже ничего не помнила. А когда очнулась, то поняла, что пулю из моего плеча Славка Банников извлек, рану перевязал.
— Смотри-ка, жива, — заржал он, входя в комнату с каким-то горшочком в руках. Это был высокий крепкий мужчина тридцати пяти лет, с ежиком седых волос и прозрачными светло-зелеными глазами. От него ушла жена, и теперь он жил один. Я наизусть знала его расписание, и если со мной случалось нечто подобное, старалась обращаться только к нему.
— Спасибо, — я едва разлепила губы. Голова моя побаливала, а что касается плеча, то я вообще старалась не двигаться, чтобы не чувствовать боли.
— Спасибо — не красиво, надо денежки платить. Шутка. Я что, собственно, зашел-то к тебе… Хотели тут с Сергеем поужинать мясом в горшочках, да ты, как назло, очнулась… Придется тебе тоже горшок выдавать. Ложку-то держать сумеешь?
Мне было не до еды, все-таки как-никак я была на волосок от смерти, которая поджидала меня сейчас за каждым углом… Но от горшочка поднимался такой дух, пахло какими-то фантастическими пряностями, мясом, чем-то вкусным и горячим, что я — не без помощи моих друзей — повыше забралась на подушки, заботливо подложенные мне под спину, и, взяв в руку ложку, принялась за еду.
— Смотри, как жадно ест, жить будет.
— Боюсь, что мне осталось недолго. Я, кажется, напала на след, но вот чей именно, пока не знаю… В голове сплошная каша. Но эти клубки надо распутывать немедленно, пока не исчезли все свидетели или не появились новые жертвы…
— Я бы на твоем месте переквалифицировался, — с набитым ртом посоветовал мне Славка. — Жизнь — она одна. Помрешь в одиночестве, и кому от этого станет легче?
Я не любила подобные разговоры. Помру, так помру. В конце-то концов, у меня есть знакомый патологоанатом, который отнесется ко мне с должным вниманием. А что еще для потенциального мертвеца нужно?
После чая я сказала, что мне необходимо позвонить. Плечо болело, но у меня не было возможности упиваться своей временной нетрудоспособностью.
— Михаил Яковлевич, извините, что не приехала вовремя, у меня тут возникли кое-какие сложности… Буду у вас через полчаса. — И обратилась к Сергею со Славкой: — Отвезите меня к профессору Прозорову. Это очень важно. Я как раз договорилась с ним о встрече, когда какой-то скот выстрелил в меня… Да, кстати, забыла спросить, где пуля?
Славка взял со стола целлофановый пакетик, в котором находилась окровавленная пуля. Та самая пуля, которая могла бы оказаться смертельной, если бы стрелял профессионал. Я отругала себя мысленно за то, что, услышав телефонный звонок, вбежала в квартиру и даже не удосужилась захлопнуть за собой дверь. И это после того, как на меня покушались уже дважды. Непростительная легкомысленность.
Неужели такой же пулей была убита Соня Коробко? И Виталий Болотников? И Цветков? На какой такой воспаленный нерв я наступила, что от меня так упорно хотят избавиться?
* * *
— Во-первых, я хотел бы извиниться перед вами, — начал Прозоров, едва я переступила порог его квартиры. Да-да, он пригласил меня не в свою дурно пахнувшую больницу, а к себе домой. — А во-вторых, случилось нечто ужасное. Погиб мой знакомый. Цветков. Мы с ним не то чтобы дружили, но наши жены учились в одном классе (моя жена значительно моложе меня), поэтому мы, совершенно разные люди, как бы вынуждены были время от времени общаться… Да вы проходите, пожалуйста…
