Тут я подумала, что Ирина, возможно, уже вернулась домой. А мне очень хотелось с ней серьезно поговорить. В беседе с ней могли обнаружиться ответы если не на все интересующие меня вопросы, то на очень многие.
— Я сейчас вам такое расскажу! — воскликнула осененная каким-то новым воспоминанием француженка.
— Это знаменательное событие произойдет, наверное, уже без меня, — перебила ее я.
— Отчего же? — оторвавшись от своего блюда, спросил хирург.
— Да мне пора уже, — ответила я, глянув на часы.
— Но ты же еще не съела ничего! — удивленно протянула Ленка.
Мое кушанье на самом деле осталось почти нетронутым, а желудок — почти пустым.
— Ты права, — вынуждена была я согласиться с подругой, — придется еще задержаться. Только прошу: не обижайся, если я в самый кульминационный момент твоей истории испарюсь. Сама понимаешь — работа.
— Понимаю, понимаю, — несколько обиженно сказала француженка, — мне уже столько лет приходится мириться с этим.
— С чем? — нарочито недоуменно воскликнула я.
— С тем, что работа у тебя на первом месте.
— Вот и неправда! На самом деле я ухожу еще и потому, что мне не хочется быть третьей лишней, — хитро улыбаясь, протянула я. — Вам с Александром Сергеичем лучше побыть наедине. Так что, как видишь, все во имя дружбы…
Хирург предпочел промолчать, а Ленка, не найдя слов для возражения, принялась рассказывать свою очередную историю. Касалась она, естественно, ее ненаглядных учеников из полусумасшедшего 9-го «Б», и потому все нюансы произошедшего были мне заранее прекрасно известны.
Въехав во двор, я глянула на беспаловские окна, и мне показалось, что одна занавеска немного отодвинута. Во всяком случае, она выглядела как-то не так по сравнению с тем, что я запомнила. Возможно, я и ошибалась, но искорка надежды застать хозяйку дома у меня загорелась.
— Кто там? — раздалось откуда-то из глубины квартиры в ответ на мой звонок.
— Милиция, — недрогнувшим голосом ответила я.
— Руфь, открой, пожалуйста, — услышала я незнакомый женский голос.
Через минуту в двери стал поворачиваться ключ.
— Вы? — удивленно спросила Руфь, увидев меня.
— Не ждали? — отозвалась я и без приглашения переступила порог.
— Ждали, почему же, — сказала Руфь и отошла немного в сторону, чтобы пропустить меня в комнату. — Просто мы только вошли, поэтому не вполне готовы к приему гостей. Даже таких, как милиция.
— Ну уж простите, — с некоторым сарказмом ответила я, — наша работа не предполагает соблюдения светских правил поведения.
Я огляделась. В комнате на большой кровати лежал Данила, одетый в нарядный вязаный костюмчик, и я сделала вывод, что семейство на самом деле недавно появилось в квартире.
Из кухни выглянула женщина, в которой я сразу же почему-то признала Ирину Беспалову. Она была невысокая, худенькая и необыкновенно смуглая, и лицо ее было не очень похоже на лицо женщины с фотографии в прихожей. Выглядела она как семнадцатилетняя девочка, и от этого мне сразу захотелось переменить тон, которым я поначалу собиралась заговорить с нею.
— Добрый день, — сказала она, и я немедленно уловила особую грусть и тоску в ее голосе.
«Или она на самом деле убита горем, или просто необыкновенно искусно притворяется», — подумала я и ответила:
— Здравствуйте. Вы — Беспалова?
— К несчастью, да, — ответила женщина и глубоко вздохнула.
— Нам надо поговорить, — сухо произнесла я и направилась в зал.
— Вы не подождете буквально минутку? — обеспокоенно спросила Ирина. — Я хотела бы переодеться, мне не вполне удобно в этом, — вдова обвела взглядом свой облегающий костюм, который на самом деле был ей несколько узковат.
— Как вам будет угодно, — сказала я.
Какое-то непонятное чувство диктовало мне быть мягкой с Ириной, но в то же время внутренний голос язвительно шипел: «Маленький монстр! Маленькая, да удаленькая! Угрохала мужичка в два счета!» Мне почему-то трудно было бороться с собой и прийти к определенному мнению. Но время должно показать истину! И я успокоила себя этой сентенцией.
— Руфь! — позвала Беспалова, не отходя от меня. — Подойди, пожалуйста.
Я решила, что Ирина пытается найти для меня развлечение и, замахав руками, воскликнула:
— Не надо, не надо, ну что вы! Я посижу!
— Вы-то посидите, — вздохнув, протянула Беспалова, — а мне помощь нужна.
Я не поняла сначала, что бы это могло значить, хотя сразу догадалась, что поставила себя в неловкое положение совершенно неуместными дурацкими восклицаниями.
— Минутку, — отозвалась Руфь из детской, — Данилку раздену.
Мы с Ириной на некоторое время застыли в напряженном молчании. Когда же вошла няня, она сразу подошла к Беспаловой и принялась расстегивать застежку изящной золотой цепочки на ее шее.
— И верхние пуговицы, пожалуйста, — попросила вдова.
Мне трудно было скрыть свое изумление, но все же я старалась держать себя в руках, молча созерцая всю эту картину. «Ну и ба-арыня! — думала я, сочувствуя няне. — Ребенка нянчи, да еще и мамашу обслуживай!»
Расстегнув две верхние пуговки, няня предложила:
— Давай еще?
— Нет, спасибо, — отказалась Ирина.
Сморщившись, как от невыносимой боли, она подняла руки, чтобы расстегнуть остальные пуговицы, и пошла из зала в другую комнату.
«Что это?» — подумалось мне. Но тут же в моей голове, словно эхом, прозвучали слова Ленкиного хирурга об ограничении свободы движений у людей с диагнозом, которым я интересовалась.
— Неужели правда? — неожиданно для себя прошептала я.
— Что? — удивленно переспросила Руфь, стоящая рядом.
Я быстро сориентировалась в возникшей ситуации и несколько возмущенно произнесла:
— Вы вроде говорили, что работаете у Беспаловых только няней?
— Так оно и есть, — уловив мой сарказм, ответила Руфь. — Ирина — больной человек. Грех не помочь ей. И когда у человека такое горе, просто кощунственно таким тоном говорить об этом.
— Вы не так меня поняли! — тихим голосом воскликнула я, пытаясь оправдаться. — Этот тон у меня выработался за долгие годы работы в органах, и в данной ситуации я обидчик поневоле.
В дверях показалась Ирина. Как оказалось, она слышала обрывки нашего разговора, поэтому, выйдя из спальни, первым делом сказала:
— Предполагаю, каким будет ваш первый вопрос, товарищ милиционер.
— Даже так? — удивилась я.
И тогда Беспалова действительно, не дожидаясь моих расспросов, на одном дыхании поведала историю своей многолетней болезни. Она говорила не обиженно, наверное, уже привыкнув к вопросам в свой адрес на эту тему. И чем дальше она рассказывала, тем меньше у меня оставалось желания подозревать ее. Столько в ней было нежности и мягкости, что трудно было вообще поверить в ее способность творить зло или несправедливость. Но, как любой мент, я не могла остановиться в расследовании только на тех данных, которые выкладывает подозреваемый или свидетель. Я не могла уйти, прислушавшись к требованиям собственной души. Мне нужны были факты. И я должна их получить. Поэтому, как только Ирина замолчала, я принялась расспрашивать у нее обо всем, касающемся произошедшего с ее мужем. Вдова отвечала, хотя и неохотно. По всему было видно — говорить о муже, о его смерти ей больно и очень тяжело.
Подозрения мои рушились, как карточный домик. Это, с одной стороны, радовало, поскольку жаль было бы отправить за решетку такую приятную особу. Но, с другой стороны, мои новые выводы являлись огорчительными и, возможно, губительными для Сергея, поскольку становилось ясно, почему менты забрали и держали его, — альтернативы на роль убийцы не было. А значит, у меня прибавлялось работы. То, что Трофимов невиновен, было однозначным для меня, но не для милиции. Следовательно, необходимо еще более активно искать того, кто так постарался и в отношении Беспалова, убив его, и в отношении Трофимова, притащив труп в его дом. Драгоценное время было потеряно напрасно.
Вспомнив, что вдова уезжала хлопотать насчет похорон, я решила поинтересоваться, как идет подготовка к ним. Ирина еще более погрустнела, и по ее щекам побежали слезы. Смахнув их, она сказала:
— Простите, мне трудно держать себя в руках.
— Ничего, ничего, — успокоила я ее, — все понятно.
— Я не о том. Ужасно еще и то, что я остаюсь без средств к существованию.
— Как? — удивилась я. — Ведь вы, кажется, неплохо зарабатываете.
— Да, неплохо. Но никаких сбережений у нас не осталось, поскольку незадолго до трагедии мы приобрели дорогую дачу, потратив все, что скопили. Похороны сейчас, сами знаете, обходятся недешево, тем более, как вы понимаете, хочется, чтобы все было по-человечески. Я уже погрязла в долгах. До этого еще назанимала, надеясь отдать в ближайшее время…