— И что же из этого следует?
— А то, что с момента кражи иконы, если я правильно помню, прошло уже достаточно времени.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы связаться с кем-нибудь из скупщиков и попытаться ее продать.
— То есть вы считаете, что преступники не стали бы выжидать, пока поиски иконы пойдут на убыль, а попытались бы пристроить ее сразу.
— А какой смысл ждать? Им ждать нечего. Посредникам до ментов дела нет. Купил себе икону, а уж дальше решай сам, сразу искать покупателя или ждать. Его деньги всегда при нем. А вот грабителям всегда выгодней избавиться от подобного товара как можно быстрее.
— Очень странно. Мне объясняли все с точностью до наоборот.
— Можете мне поверить, я не первый год этим занимаюсь, так что вся подноготная подобных дел мне известна не хуже содержимого собственного кармана.
— Ну допустим, — черт, это идиотское словечко теперь ко мне привязалось.
— Так вот, поскольку до сих пор ни к одному скупщику — а в нашем городе я знаю их всех — никто с подобным предложением не обращался, следовательно, икону украли не для продажи.
— А вы не думаете, что ее могли предложить кому-нибудь за пределами нашего города, даже нашей страны?
— Не держите меня за идиота! И не думайте, что все так просто. Если бы икона каким-либо образом оказалась за пределами нашего города, я бы об этом знал. Это вам не канделябр, которым били по голове Федора Михайловича Достоевского при попытке шулерства в преферансе во время написания бессмертного романа «Игрок». Это икона Тверской Богоматери, если, конечно, вам это о чем-то говорит, — презрительно скривив губы, ответил Белый.
— То есть вы считаете, что икона все еще находится в нашем городе? — я пропустила мимо ушей его язвительный намек.
— Абсолютно в этом уверен. Ручаюсь вам своей прямой кишкой.
— Достойное поручительство. Но откуда вы можете знать это наверняка?
— Я не собираюсь раскрывать вам своих профессиональных тайн. Просто примите это как факт и пошлите к черту все свои сомнения.
— И что, за полдня все это можно было выяснить?
— С моими возможностями — да. Я знаю, за что беру деньги, а вы теперь знаете, за что платите.
— Надеюсь, что так. Значит, икона в Тарасове, и продавать ее не собираются. Где она тогда и зачем ее украли?
— А вот этого я вам не скажу. Вы детектив, а не я. Может быть, кто-то украл ее для своей коллекции, но более вероятной мне представляется другая версия.
— Могу я узнать, какая, или это будет стоить еще тысячу долларов?
— Так уж и быть — только для вас и совершенно бесплатно, то есть без-возд-мез-дно, — сказал он отвратительным гнусавым голосом, подражая Сове из мультфильма про Винни-Пуха. — Я уже высказывал свое мнение относительно того, что эта икона далеко не самая ценная в той частной коллекции.
— Это я знаю и без вас.
— Нет, если вам неинтересно, я могу не проявлять инициативы!
— Нет уж, будьте так любезны.
— Тогда не перебивайте. Лучше пошевелите извилинами и подумайте. Может быть, эту икону украли для отвода глаз?
Я уставилась на него как громом пораженная. Просто уму непостижимо, как эта его так называемая версия совпадала с тем, что пришло в голову мне, когда я сидела на даче у Тараса Владимировича Косых. Однако я постаралась овладеть собой и совершенно безучастным голосом спросила:
— Чьих глаз?
— Не знаю, это уж вам разбираться. Просто попробуйте посмотреть на это дело с другой точки зрения. Возможно, что икона — это не основная цель грабителей, а просто предлог, повод… способ запутать следы. Как вам это?
— Еще не знаю, но в любом случае считаю, что деньги свои вы заработали. Держите, — сказала я, доставая деньги и протягивая их Белому.
— Благодарствую. Просто рублем одарили.
— Не рублем, а долларом, и не одним, а тысячей.
— На хлеб хватит. А вообще с вами приятно было работать.
— Еще бы!
— Будет лишняя «штука» — обращайтесь.
— Как только — так сразу. Всего вам доброго.
— А вам удачи и терпения.
Белый ушел, а я достала сигарету, закурила и посмотрела на часы. Пожалуй, для визита к родственникам Хаврошина было уже поздно. Да это и к лучшему. Сегодняшний многособытийный день совершенно меня вымотал. Не было даже сил для того, чтобы как следует все обдумать. Поэтому я решила докурить и отправиться домой, где можно будет как следует выспаться, а все выяснения оставить на завтра. Пан или пропал.
Спала я долго и крепко. Проснувшись уже ближе к полудню, долго лежала в кровати, обдумывая события вчерашнего сумасшедшего дня. На сегодня дел у меня было не так уж много. Хотя, с другой стороны, кто его знает. Все будет зависеть от того, как будут разворачиваться события после разговора с родителями Хаврошина.
На меня это было совершенно не похоже, но я не торопилась проверять свою новую гипотезу. Что-то подсказывало мне, что прежде не мешало бы все хорошенько обдумать. Хотя по большому счету обдумывать пока еще было нечего. Слишком мало информации, а выстраивать четкую линию поведения, основываясь только на догадках, по-моему, попросту глупо. Но какое-то шестое чувство говорило мне, что с этим делом предстоит еще немало хлопот.
Ладно, хватит толочь воду в ступе — надо действовать.
Я наконец встала с кровати, приняла душ и, наскоро перекусив, отправилась по выданному мне директором музея адресу. Дом, где жил убитый охранник, находился на углу улиц Ульяновской и Рахова. Это не так уж далеко от меня, поэтому я решила прогуляться пешком. Народу на улице было немного, что изрядно удивило. Я даже подумала, не пропустила ли какого-нибудь праздника, поскольку обычно так безлюдно на улицах Тарасова бывает только в преддверии очередного торжества, когда озабоченные граждане, уже обеспечив себя всеми необходимыми продуктами, сидят по квартирам и готовятся к празднованию. В обычные же будние дни улицы города так переполнены народом, что невольно создается впечатление, будто в Тарасове никто не работает и все население целыми днями праздно шатается по улицам.
Подойдя к дому и найдя нужный подъезд, я обнаружила приятный сюрприз в виде двери с кодовым замком. А вот никакого переговорного устройства, с помощью которого можно было бы связаться с жильцами, обнаружить так и не удалось. Пришлось стоять под дверью и ждать, пока кто-нибудь не появится из тех, кто живет в этом подъезде. Но ожидания оказались напрасными — по закону подлости из подъезда выходить никто не собирался, равно как и входить в него. Не возвращаться же мне домой…
От нечего делать я стала внимательно изучать кнопки с цифрами. На мое счастье, замок был поставлен довольно давно, и код в нем явно не менялся. Мне легко удалось вычислить код по стершимся и потемневшим от длительного использования цифрам на кнопках, и вскоре я уже стояла на площадке восьмого этажа, куда доехала в заплеванном, зато работающем лифте.
Дверь мне открыла пожилая женщина в темно-зеленом махровом халате.
— Здравствуйте, вы, должно быть, мама Михаила Хаврошина? — предположила я.
— Да, — удивленно ответила женщина, — но я вас не знаю.
— Вот мои документы, — я протянула паспорт и удостоверение. — Я частный детектив, зовут меня Татьяна Александровна Иванова.
— Частный детектив… — так же удивленно пробормотала хозяйка квартиры. Видимо, до сих пор она считала, что частные детективы существуют только в американских сериалах. — А что вы хотите от меня?
— Я веду независимое расследование ограбления музея Радищева, и мне хотелось бы поговорить с вами по этому поводу. Вы могли бы сделать мне такое одолжение?
— Не знаю, чем я могу вам помочь, — после моих слов об ограблении она заметно погрустнела, — но проходите…
Я вошла в квартиру. Женщина закрыла за мной дверь и, указав на зал, сказала:
— Пройдемте туда, пожалуйста.
— Спасибо, — я уселась на диван. — Скажите для начала, как вас зовут?
— Татьяна Владимировна.
— Очень приятно, Татьяна Владимировна.
— Мне тоже, — вежливо ответила хозяйка дома. — Так я вас слушаю.
— Во-первых, прошу прощения за то, что потревожила вас, но иначе я поступить не могу. Хочу принести вам свои соболезнования по поводу того, что произошло с вашим сыном.
— Благодарю вас, — сдержанно ответила Хаврошина, но было видно, что этот разговор для нее крайне неприятен.
— Вы уж извините, но по долгу службы я обязана задать вам несколько вопросов о вашем сыне.
— Ничего страшного, я ведь уже говорила со следователем из милиции. Так что даже знаю, о чем именно вы будете меня спрашивать. Речь ведь пойдет о Мишиной судимости?
— И об этом тоже, — честно говоря, я была несколько смущена.
— Вы знаете, что бы там ни говорили, Миша неплохой парень. И в тюрьму он попал по глупости — молодой был, связался с какими-то ублюдками… А главное, ведь он это для меня сделал.
