Ничего, он бывал в местах значительно злачнее. – Твоя очередь ставить банки.
Счастливчик вытер об себя жирные руки.
– Долго нам ещё стрелять пистонами?
Горбун намёк понял.
– Не терпится воевать? Побереги свой пыл для предстоящего дела.
За их спинами, наполовину высовываясь из-за остроконечной верхушки исполинской горы, торчал огненный круг. Солнечные лучи падали на землю практически отвесно. Вызвано это тем, что в конце июня начале июля солнце находится в наивысшей точке над горизонтом. Здесь, в низине, жар не ощущался, земля поглощала его. Военные прошлого знали, что делали, когда выбирали место для стрельбищ.
Счастливчик достал из наплечной сумки банку с дробью. Стрелять ему нравилось. Человека с оружием боялись. Пистолет без лишних слов ставил на колени. Целые народы покорялись огнём и мечом. Так было и так будет. Аллилуйя, мать вашу.
2
Андрей открыл глаза, ожидая увидеть привычную гостиную и потолок бунгало с декоративными балками. Вместо этого очутился в безбрежной, почти осязаемой густой тьме. Он моргнул. Ничего не изменилось. Всё та же беспросветная и холодная чернота. Давая глазам привыкнуть к темноте, он прислушался к ощущениям. Голова лежала на твёрдой подушке. Он пошарил по бокам. Пальцы касались прохладного шёлка. Тогда он поднял руку, и она упёрлась в преграду. На ощупь что-то твёрдое, покрытое мягкой тканью. Он был заперт и, кажется, начал догадываться, где именно. Воздуха в лёгких неожиданно перестало хватать для дыхания. Конвульсивно сглотнув остатки слюны, он обеими руками упёрся в доски и изо всех сил надавил. Бесполезно. Гроб открывался только снаружи.
А что поджидало снаружи?
Дышать становилось всё труднее. Ещё немного и кислород перестанет поступать в мозг, после чего он умрёт от гипоксии или попросту задохнётся. Страх замкнутого пространства уже подкрадывался к самому краю и без того испуганного разума. Главное не запаниковать, чтобы не израсходовать весь кислород. Тогда есть шанс протянуть немного дольше.
Резкий запах горелого мяса заставил его зажать нос и затаить дыхание. С тем же успехом он мог ничего и не делать. Запах успел закрепиться в сознании. В горле першило, будто кто-то шлифовал его изнутри наждачной бумагой. Из глаз потекли горькие слёзы. Он тёр глаза, пытаясь унять жгучую резь. Кашель не заставил себя ждать. Вместе с ним пришли и рвотные позывы. Он повернулся на бок и съёжился в позе эмбриона, продолжая истошно кашлять, как больной туберкулёзом курильщик. От этого запах жареной плоти ещё сильнее проник в ноздри и вызвал новый приступ кашля. Каждое сокращение дыхательных мышц отзывалось страшной болью в груди. Он думал, что скорее загнётся от того, что выплюнет наружу лёгкие, чем от удушения.
Сильнейший удар в изголовье гроба на секунду заставил его забыть об омерзительном запахе и яростном кашле. Его подбросило вверх. Он стукнулся головой и издал короткий крик. После чего снаружи последовал новый удар, теперь в правый бок. Он не успел сгруппироваться и крепко приложился лицом к твёрдой внутренности гроба. Обивка ненамного смягчила удар, и из носа потекла кровь. Он чувствовал во рту её медный привкус.
Последовала серия мощных ударов с разных сторон. Его тело бросало из стороны в сторону в замкнутом пространстве деревянного ящика. Гроб кидало то влево, то вправо, словно на адовой карусели. И всё что он мог это сдерживать тошноту и защищать лицо руками.
Последний удар был такой силы, что даже крепкий гроб из твёрдой породы древесины не выдержал и затрещал как сломанная об колено палка. Он готов был поклясться, что слышал сухой треск.
И вот тогда, после наступившего затишья, он услышал другой звук.
Не может этого быть, в ужасе подумал он. Этого не может быть.
Он плыл. И плеск врезающейся в борта воды ни с чем нельзя было спутать.
Изголовье гроба поднялось, и тело Андрея съехало вниз. Он напрягся, ожидая очередной встряски. Вместо этого днище гроба заскоблило обо что-то шершавое, и он остановился. Шум воды не исчез, но стал глуше.
Головокружение отступило, и он с трудом справился с желанием облевать чрево для усопших, в котором был заперт. Потом собрал остатки сил и упёрся спиной в крышку. Хрустнули напружиненные позвонки. На этот раз препятствие поддалось, будто так и было задумано, и крышка со свистом откинулась в сторону.
Когда глаза привыкли к свету, он обнаружил, что причалил к берегу. Пляж с белым песком и разноцветные бунгало не оставляли сомнений в том, где именно он находился. Позади него лежало открытое море. Он быстро выбрался из гроба, обратил внимание, что кожа покрыта сажей и бросился оттирать лицо и руки в солёной воде.
Покончив с этим, и не зная, что делать дальше, он нетвёрдой походкой направился к своему домику, и через несколько шагов остановился, потому что увидел на веранде свою мёртвую жену. У него внутри всё похолодело, сердце оборвалось. Что привело её сюда…в этот галлюциногенный похмельный сон.
А спал ли он? Ну, конечно, он спал и ему пригрезился кошмарный сон. Ожившие мертвецы – это удел развлекательной культуры. Настоящая Ирина гнила в земле.
Он вдруг понял, что она одета в брючный костюм и выглядит так же, как за день до гибели, когда они расстались у порога московской квартиры. Ни пятен крови на одежде, ни страшных порезов на молодом ухоженном лице. Ирина выглядела живой, и ему с трудом удалось не обмочиться, когда её рука – с обручальным кольцом – поднялась в знак приветствия. Откуда-то запахло кокосами. Не мёртвой плотью, а ароматными кокосами. Он ощущал сладкий запах даже через разбитый нос.
Это была его жена. Его милая девочка. И она вернулась к нему. Ох, как же он соскучился по её объятиям и запаху чистых волос.
– Ирина… – слёзы радости застилали ему глаза. Он побежал к ней, спотыкаясь и падая в навязший в ногах песок. И чем больше сокращалось расстояние, тем иллюзорнее становился её образ. Мерцающая фигура истончалась, таяла как засвеченный чёрно-белый фотоснимок. Он схватился за перила, прыгая через две ступени сразу. Однажды он оплакивал её. Второй раз он это не переживёт.
Ирина стремительно таяла. Он запрыгнул на веранду. Истлевающее тело его жены пропускало дневной свет, и он смотрел сквозь неё.
– Милая, – прошептал он. – Ну как же так.
Что-то погладило его по щеке. Это шептал ветер. С каждым дуновением он уносил в сторону моря частицу Ирины, где она смешивалась с солёными брызгами. Последней ветер разнёс по пляжу обращённую к Андрею улыбку.
Он провёл рукой
