по тому месту, где она только что стояла, и ощутил призрачную теплоту мокрых губ. Она растаяла навсегда.
В какой уже раз из его глаз покатились слёзы. Слёзы опустошения. Он ничего не мог с собой поделать. Просто давал возможность истощиться запасу влаги в слёзных каналах. В правой груди тревожно щемило. Он положил руку на сердце и присел на верхнюю ступеньку.
Эльза и Софья жарили на огне «резиновый» зефир. От нехитрого костра в небо поднималась белая дымка. Они не замечали его. Да и как могли, ведь сами только материализовались из пустоты. Или из его свежих воспоминаний.
Девочка отложила палочку с лакомством в сторону и показала рукой чуть выше бунгало. Он проследил за её жестом. С вершин покрытых зарослями гор спускался плотный туман. Воздушная волна колоссальных размеров поглощала всё, что попадалось на её пути, и быстро приближалась к пляжу. Вековые деревья исчезали в лавине тумана без остатка. Он никогда раньше не видел такой мглы и следил за происходящим с открытым ртом.
Словно по щелчку отключили свет, в один момент стемнело. Тёплый морской бриз сменился на промозглую бору. Он растёр по щекам слёзы и в недоумении поднялся. Всю зримую поверхность неба затянуло иссиня-чёрными тучами. Назревала нешуточная буря. На море занимался шторм. Наполовину затопленный гроб унесло с берега, и он вихлял на неспокойной воде, пока его окончательно не залило водой, и он затонул.
Туман доедал подножие холма и продолжал безостановочно прокладывать путь к берегу.
Мать и дочь сидели у потухшего костра. В глазах обеих застыл запредельный ужас. Что-то пряталось за всепожирающей стеной тумана, и они видели это нечто. Они не пытались спастись, просто смотрели на приближение конца мироздания.
Андрей кинулся наперерез огромной волне, так похожей на снежный оползень. Холод от неё исходил действительно собачий. Но предпринять что-либо он был не в силах. Струя ледяного воздуха сбила его с ног, прижав к земле. Туман растворил в себе бунгало, заполонил пляж и поглотил мать и дочь. А потом зловонное марево накрыло и его.
3
Они появились в здании аэропорта в самый разгар регистрации рейса до Москвы. Дик вручил Андрею рюкзак и встал в хвост очереди. Выглядел он неважно. Жаловался на заложенный нос и слабость в мышцах. Сон под открытым небом не прошёл для него даром. А если прибавить к этому жуткое похмелье, то завидовать нечему. Впрочем, Андрей выглядел не лучше, пусть и спал на диване в гостиной, который нравился ему больше, чем кровать. Он нацепил солнечные очки и один за другим грыз фруктовые леденцы. Громкие звуки вызывали у него приступ головной боли. Даже в студенческие годы он не пил столько пива. И впредь зарёкся вливать в себя столько этилового спирта.
Он не знал, слышал ли Дик его истошные вопли под самое утро. Лучше бы не слышал. Призраки вновь навестили его прошлой ночью. Странный был сон. Страшный. Он проснулся в холодном поту и долго и неподвижно лежал, прикованный к дивану, пока переполненный мочевой пузырь не погнал его в туалет.
– Чёртово похмелье, – выругался Дик и отпил воды из пластиковой бутылки. Андрей вздрогнул и поправил очки.
– Это плата за удовольствие. – Он пытался шутить.
– Ты выглядишь как идиот в этих очках. Здесь нет солнца, приятель, если ты не заметил.
– Мне так удобно, чего привязался. Мы с тобой одинаково выпили. Можешь представить, как мне сейчас плохо? – он специально сделал ударение на последнем слове.
– Намекаешь на мой вес?
– Нет. Говорю прямо.
– Ты задница, Андрей Крапивин.
– А ты большая задница, Игорь Ожгибесов.
– Дай пять, чувак. Зачётная была шутка.
– Я разве шутил?
Они хлопнулись ладонями. Хлопок получился звонким.
– Жаль, что не можешь остаться, – сказал Андрей уже серьёзно.
– Мне тоже. Попробую прилететь в сентябре. Бархатный сезон и всё такое. Билет оплачу сам.
– Я…
– Не лишай меня мужской гордости, – перебил его Дик. – Её и так осталось немного.
Возразить Андрею было нечем.
– Займёшься книгой?
Андрей кивнул и поплатился за это вспышкой головной боли.
– За этим сюда и приехал, – он поморщился.
– Здесь хорошо. Милая провинция.
– Да. Быстро отвыкаешь от суеты. Не нужно каждый день спешить непонятно куда и зачем. Совершенно иной ритм.
– Уж не подумываешь ли ты остаться здесь навсегда?
– Это был правильный вопрос.
Дик присел рядом с товарищем.
– Ты серьёзно?
– Писатель может жить в любом месте, – многозначительно произнёс Андрей.
– И много тебе приносит это ремесло?
– Ты умеешь задавать правильные вопросы. Вот поэтому я пока не принял никакого решения. Наслаждаюсь каждым днём, и понятия не имею, что будет дальше.
Дик почесал покрытую лёгкой щетиной щёку.
– В отличие от меня ты хотя бы знаешь, чего хочешь, – вздохнул он. – Никогда тебе этого не прощу.
– Почему? Мы взрослые люди.
– Да я не про твои желания, а про то, как ты поступил со мной вчера.
– О чём это ты?
Дик приблизил к Андрею своё лоснящееся лицо:
– Ты оставил лучшего друга в бессознательном состоянии на краю берега, – он выдержал паузу и прокричал: – Меня могли утащить акулы!
При слове «акулы» несколько человек обернулись в их сторону.
– Ты больной, Дик. Ты это знал?
– А как же.
– Угу, и справка есть?
– Могу показать. Свежая.
Дик полез в карман и в этот момент объявили посадку. Началось обычное в таких случаях столпотворение.
Они обнялись на прощанье.
– Позвони, как будешь дома, – попросил Андрей. – Я буду скучать, брат.
– Это ты, конечно, загнул, – Дик усмехнулся. Смех прозвучал как утиное кряканье. – Скучать он будет. Ты приехал книгу писать, а не скучать.
– Ты понял, о чём я.
– Расскажи потом, так ли хороша дамочка из соседнего дома. Сам сексом не занимаюсь, так за тебя порадуюсь.
– Ты извращенец.
– Чем крайне горжусь. – Дик вытянул ладонь и приложил её к виску. Получилось забавно. – Я тоже, буду скучать по тебе, братишка. Я тоже.
Они обменялись рукопожатием и Дик исчез в узком проёме двери, куда пускали только вылетающих.
4
После аэропорта он не сразу поехал домой, а попросил водителя высадить его возле торгового центра, где какое-то время бродил по магазинам. Как обычно надолго задержался в книжном, и ушёл оттуда довольный с новым сборником рассказов Нила Геймана и вышедшим два года назад романом Дэна Симмонса про Шерлока Холмса. На неделю это удовлетворит его потребность в чтении. К тому же
