в тени дерева и хмуро смотрел на тело.
– Вы кто? – взвился Воеводин. – Кто пустил постороннего?!
– Это профессор Садовский, – сказала Маша. – Бывший научный руководитель Политова. Может оказаться полезным.
– Может или не может – это я буду решать! – сказал Воеводин. – У вас нет допуска. Вон с площадки!
– Это не монгольский текст, – повторил Садовский. – Это написано согдийским письмом. На согдийском языке. Я могу это прочитать. Учил в свое время, когда в Средней Азии крепости раскапывал. Но если у вас много времени на поиски переводчиков, я конечно могу уйти вон с площадки.
Он повернулся.
– Стойте! – Воеводин поднял руку. – Не стройте из себя обиженку. Здесь произошло убийство. И если вы что-то знаете…
– Знаю, – перебил Садовский. – Тут очень простая фраза. Всего четыре слова. Здесь написано: «Русская рабыня для великого эмира». Ну, точнее не русская конечно, в согдийском не было слова «русская». Дословно «рабыня из северных лесов», но по смыслу…
Воеводин выругался.
– Что еще за согдийский? Что это вообще такое?
– Давно вымерший язык. Его даже потомки согдийцев таджики уже не помнят. Откуда он здесь взялся, одному богу известно.
– Таджики? – Воеводин повернулся к операм. – На кого зарегистрирован внедорожник?
– Пока ищем.
– Плохо ищете! Так трудно пробить номера по базе данных?
– Пробить не трудно, товарищ полковник. Но этот номер закреплен за самосвалом. Пытаемся идентифицировать через камеры. Вдруг попадется с настоящими номерами.
Минивен СК вдруг мигнул дальним светом, дверца хлопнула и к ним подбежал Егорьев.
– Поймали урода! Две машины протаранил, в третьей застрял! Вы не поверите, кто это!
Он сунул под нос Воеводину смартфон с присланной фотографией.
– Один из тех гастарбайтеров, которые у нас вчера права качали! Представляете?
Воеводин медленно обвел всех взглядом.
– В управление его. Живо, – он повернулся к Садовскому. – Вас, профессор, это тоже касается.
* * *
– Аллах акбар!
Удар в живот выбил из легких весь воздух, и теперь он мог только хрипеть.
Кулаки у гяура были как гири.
– Аллааа…
В голову тут же прилетело снова, и перед глазами вспыхнули многочисленные звезды. Шухрата отбросило к стенке фургона, и вокруг все задребезжало.
– Полегче, Семеныч, – сказал тот, кто не принимал участие в экзекуции, а спокойно сидел ближе к водителю. – Не довезем еще. Начальство с нас три шкуры спустит.
– Молчи. Ты просто не видел, что эта тварь сделала с девчонкой. – Семеныч протянул лапищу и сграбастал Шухрата за воротник. – Скажем, сопротивление при аресте. Я знаю, что делаю.
Удар в зубы.
– Аллах акбар.
Семеныч сплюнул.
– Ваххабит херов.
Шухрат Салимов, 18 лет, уроженец Пенджикентского района, совершенно не знал русского языка, хоть и отучился полгода в педагогическом институте. Поэтому он повторял единственную фразу, которые знали все гяуры от мала до велика.
– Аллаа-ах акбар…
Ботинок Семеныча припечатал его по челюсти.
– Привыкай, урод.
– Слушайте, – повернулся к ним водитель. – У нас, кажется, проблема. Какая-то машина тащится за нами уже минут тридцать. Повторяет все повороты.
– Ну ка, – Семеныч уткнулся лбом в заднее стекло.
Ночная трасса почти не освещалась. За слепящим дальним светом можно было разглядеть только угловатые контуры прицепившегося сзади автомобиля.
– А ну, тормози. Разберемся, что это за гандоны.
– Не положено, Василий Семеныч, – ответил водитель. – Арестанта же везем.
– Тормози, мать твою. И остальным радируй, они недалеко. Если что, загрузим сюда подельников. Чтобы ваххабит не заскучал.
Фургон сбросил скорость, и тут же преследователь, не сбавляя скорости, ушел вбок, к повороту на соседнюю трассу. Будто что-то почуял.
– Показалось, – с облегчением вздохнул водитель.
– Угу, наверняка, – проворчал Семеныч, провожая взглядом старую цельнометаллическую «газель».
* * *
– Дело принимает серьезный оборот, – сказал Усманов, присел на краешек кресла и многозначительно замолчал.
Воеводин нетерпеливо дернул головой.
– Говори, не томи.
– Опознали погибшую. Это Дарина Родионова.
Усманов снова замолк.
– Ну, – не выдержал Воеводин.
– Дочь Глеба Родионова.
Сперва Воеводин смотрел непонимающе. Потом до него дошло.
– Мать твою!
– Да, у меня была такая же реакция, – кивнул Усманов. – Глеб Родионов. Бывший руководитель местного отделения РНЕ. Организатор «русских маршей». Ныне, по его словам, отошел от дел. Фермерствует в Семеновском районе. Но связей с соратниками не теряет.
– Можешь не углубляться. Я вспомнил. И что по-твоему все это значит?
– У меня есть рабочая гипотеза. Помните клеймо на лбу гастарбайтера? Это громовик Перуна, шестиконечная свастика. Один из вариантов коловрата, символа РНЕ. По некоторым данным, Родионов давно отошел от московского начальства и создавал собственную организацию. Возможно, громовик это ее символ. А значит за убийством Алишера Эльмуродова действительно стоят местные нацисты. Его товарищи об этом как-то узнали и решили отомстить.
– Изнасиловав и убив тринадцатилетнюю девочку?
– Тут есть закавыка. Ее не насиловали. Пришел отчет патологоанатома. Она умерла девственницей, так что в сексуальном смысле ее не тронули. Смерть наступила от удушения. Цепь от колодок обмотали вокруг шеи и тянули до тех пор, пока не сломали позвоночник.
– Зверье.
– Звери разные бывают. Везде. Помните ту среднеазиатскую няню, которая разгуливала по Москве с отрезанной головой ребенка?
– Твоя рабочая гипотеза кое-что не учитывает. Смерть бомжа. А также символы на идоле, теле гастарбайтера и колодках девочки. Егорьев клянется, что их вырезал один человек.
– Всему можно найти объяснение. Главное, хорошо поискать. И как следует допросить.
– Он говорит, что невиновен, – сказал переводчик.
Усманов хмыкнул.
– Два свидетеля видели, как он выволок тело из машины.
– Говорит, что никого не убивал.
Переводчик был из миграционной службы и сам напоминал гастарбайтера.
– Если б не убивал, не сбежал бы, – сказал Усманов. – Объясни ему, что дело выглядит просто. Свидетели. Камеры. Его пальчики на теле, колодках и цепях. Плюс бегство и протараненные полицейские машины. Если хочет себе помочь, пусть начинает говорить.
Шухрат Салимов быстро залопотал, захлебываясь и испуганно сверкая глазами. Переводчик слушал, кивал, потом повернулся.
– В общем, он не мастак говорить. Из какой-то сельской местности, видимо. Я его через слово понимаю, хотя вроде со всеми диалектами знаком.
– Зато пишет наверняка хорошо. – Усманов подвинул к ним фотографию колодки с надписью. – Знаешь, что здесь написано?
Шухрат взял лист дрожащими руками и замотал головой.
– Не знает, – сказал переводчик.
– Врешь, гражданин Салимов. Ты же в педагогическом учился. На учителя. И не знаешь, как твои предки писали?
– Э, брат! – засмеялся переводчик. – Я тоже не знаю. Так у нас тысячу лет назад писали. Это все равно, что тебя о старославянском спрашивать. Да и учился он полгода. Потом выгнали. Говорю же, разговаривать по-городскому – и то не умеет.
Усманов молча выругался и откинулся на спинку кресла.
– Пусть расскажет свою версию. Подробно. Где
