Шаумян ничего не рассказывала про «огоньки?
Сева стиснул зубы. Куда же без таинственной стороны вопроса. Чем ближе он узнавал Дубравину, тем настойчивее ему мерещилось, что он погружается в сюрреалистичный мир безумного гения. Мужчина уговорил себя остаться. Нацепив на лицо маску невозмутимости, он вернулся на шезлонг.
‒ «Огоньки»?! ‒ растерянно захлопал ресницами Руслан. Он переводил изумленный взгляд с одного агента на другого. ‒ Так Мадина что, серьезно поехавшая? А я, дурак, не воспринял ее слова всерьез.
‒ Она упоминала о них? ‒ Лина так обрадовалась, что подалась вперед.
‒ Нет, ‒ отмахнулся парень. ‒ Но…
Не успев разочароваться, Дубравина вновь подняла глаза полные надежды.
‒ Шаумян говорила, у нее серьезное психическое заболевание. Я подумал она так привлекает внимание. Сейчас все любят фриков и дикие истории. Но девчонка выглядела вполне нормально: улыбалась, общалась, ‒ никаких признаков сумасшествия. Так что в ее заявление я не поверил.
Дубравина отрешенно уставилась на море.
***
Шестое чувство подсказывало Лине, что нечто таинственное кроется в смерти Мадины Шаумян. Но, если студентка действительно чем-то болела, оно впервые ее подвело. Дубравина не могла смириться. Интуиция так часто спасала ее и помогала вычислить правду. Почему сейчас не сработала? Возможно без Алекса она потеряла и это преимущество.
‒ Ты серьезно не поделишься информацией с официальным следствием? ‒ перебил ее мысли Мирный.
Агенты, как он и мечтал, нашли уютное кафе и согревались ароматным чаем. Сева с любопытством наблюдал за своеобразным поведением напарницы. Она застыла и так сильно погрузилась в себя, что не видела и не слышала ничего вокруг. Он задал вопрос не в первый раз, но, чтобы Дубравина отреагировала, пришлось дотронуться до ее плеча.
‒ Зачем? ‒ Лина очнулась и вела себя так, будто этих несколько минут отрешения не существовало. ‒ Мы же секретная организация, у нас своя отчетность. Савин может и самовлюбленный, но это не повод ломать ему жизнь. Пусть спокойно работает. А Яшкину не мешало бы поучиться вести расследования, раз сразу не раскусил паршивца и курицу Рузову.
‒ Я подозревал, что правила писали не для тебя, ‒ хмыкнул Северин Владиленович, ехидно кривя рот.
‒ Можешь отметить мою дурную привычку и неподобающее поведение, когда будешь писать отчет для Липкой, ‒ без обид предложила Дубравина. ‒ Помнишь, Роман упоминал, что Мадина принимала перед смертью два разных антидепрессанта? ‒ ей было плевать на мнение Мирного, но дело она собиралась довести до конца. Сева утвердительно кивнул. ‒ Я уточнила названия. Это не просто успокоительные, а серьезные психотропные препараты. Они назначаются врачом при значительных нарушениях психики. Шаумян не соврала Руслану. Она на самом деле страдала тяжелым расстройством.
***
Старшие Шаумян не удивились, когда их пригласили на повторную беседу. Да и озвученные вопросы их не смущали. Более того, в этот раз никто не проливал слез. Но вот нервное напряжение улавливалось в каждом движении и слове.
Мирный вызывался вести допрос сам. Всю дорогу до номера Шаумян он навязчиво повторял Лине:
‒ Мы имеем дело с родителями пострадавшей. Это не «вчерашние подростки», которых легко запугать. Веди себя сдержаннее. Я не хочу провалить первое задание из-за жалобы оскорбленных родителей. Научись контролировать эмоции.
Дубравина сгорала от негодования. Да, изредка ее бесила несправедливость этого мира в целом, и поведение некоторых особей в частности. Хорошо, часто и многих. Но она и без Северина Владленовича понимала, где заканчиваются границы дозволенного. Лину раздражало выслушивать нравоучения бывшего преподавателя. Можно подумать четыре года разницы давали ему право ставить себя на ступень выше.
Как только агенты обменялись приветственными рукопожатиями с Шаумянами, агент дождалась момента, когда ее коллега откроет рот и бесцеремонно опередила с вопросом:
‒ Вы передали полиции вещи дочери, с которыми она приехала в Сочи. Но кое-что из них утаили.
Мирный издал тихий гортанный звук, более всего напоминающий рык разъяренного животного. Дальше дело не пошло, но Дубравина не сомневалась ‒ выходка еще обернется ей боком.
‒ Результаты экспертизы показали, что перед смертью Мадина принимала антидепрессанты, ‒ продолжила она максимально спокойно, чтоб Сева не думал, будто один способен вести допрос дипломатично. ‒ Это не валерьянка, а серьезные препараты. Они отпускаются исключительно по рецепту лечащего врача. Почему вы хотели скрыть от полиции, что ваша дочь страдала депрессивным расстройством?
Оба взрослых человека робко опустили глаза в пол. Тигран Агванович вскоре решился нарушить молчание, но жена, повелительно положив руку ему на колено, не дала высказаться и холодно пояснила:
‒ Вы же знаете молодежь. Они часто преувеличивают значимость своих проблем: мальчик бросил, экзамен плохо сдала, написали неприятный комментарий под постом. Неокрепший ум может вывести из равновесия любая мелочь. Мадина ‒ хорошая девочка, любящая и послушная, но самостоятельно бороться со стрессом не умела. Вот мы и решили помочь, сводили однажды к специалисту.
‒ В таком случае предоставьте контактные данные доктора.
‒ Я и сама могу назвать назначенные лекарства, ‒ подозрительно воспротивилась Рузанна Геворгиевна. ‒ Зачем напрасно тратить время: и ваше, и врача. Диагноз прост ‒ подростковая гиперчувствительность.
‒ Вы же понимаете, я не просьбу озвучила. Мы и сами выясним все, что потребуется. Однако в ваших интересах сотрудничать со следствием, а не затягивать его процесс.
‒ Суть не столько в таблетках, сколько в поведении Мадины на момент происшествия, ‒ деликатно пояснил Мирный. ‒ Психотерапевт[6] поможет разобраться, почему ваша дочь перед смертью вела себя странно. Может она кого-то боялась, а может разум сыграл с ней злую шутку.
‒ Моя девочка не шизофреничка! ‒ завизжала Шаумян, сжимая кулаки и вскакивая с дивана.
Если бы не Тигран Агванович, она бы точно оставила на теле Севы пару синяков. Лина разочарованно вздохнула, искренне жалея, что женщине это не удалось.
‒ Прекрати! ‒ грозно сверкая глазами, прикрикнул на жену Шаумян. Он одним взглядом заставил ее сесть на место и замолчать. ‒ Психиатр[7], Мадина с детства наблюдалась у психиатра. Мы заметили, что у ребенка бесконтрольно меняется поведение, когда ей исполнилось десять. В один миг она ‒ радостная, активная и уверенная, а в следующий ‒ подавленная, безразличная или раздражительная и встревоженная.
‒ Не надо, Тигран, ‒ жалобно протянула Рузанна Геворгиевна и умоляюще потянула мужчину за рукав свитера, чтобы он сел.
‒ Мне надоело скрывать правду. Посмотри, к чему
