Он успокоился только на пустыре, который местные жители давно прозвали «Ареной». То есть не совсем успокоился, просто перестал громко ругаться. Замолчал. Пустырь был огорожен по кругу пестрыми разрисованными вагончиками, за которыми полоскался на ветру огромный зеленый шатер цирка шапито, похожий на гладь моря, вздыбленную выпрыгнувшей вверх рыбиной.
Там, вверху, сиял всеми красками радуги чудовищный транспарант, гласивший: «Великий Султан и его кентавры!!! Ожившие боги древности!!! Невероятное шоу!!! Спешите видеть!!!»
Бруно остановился и стоял, и смотрел, сжав губы в тонкую нить. Потом он заметил вагончик с леопардами на фоне гор — когда-то, очень давно, это был его родной дом, его артистическая уборная. Горы заметно потускнели за это время, шкура у леопардов облезла и стала какой-то серо-розовой, а сами они плакали ржавыми слезами. Бруно медленно вытянул перед собой руку, словно указывая кому-то на транспарант и «леопардовый» вагончик или целясь в них из невидимого пистолета. Долго стоял в этой ленинской позе, минут пять. Потом очнулся, опустил руку, и еще раз отряхнул брюки.
Он не стал пользоваться калиткой (все равно заперта), ловко взобрался на один из вагончиков, прошел по гремящей крыше, спрыгнул на территорию цирка. Здесь было тихо и пустынно. Только со стороны шатра, подсвеченного изнутри беспокойными огнями прожекторов, доносилась музыка. Бруно побрел вдоль вагончиков, насвистывая ту же мелодию, стараясь попасть в такт. Иногда он вдруг высоко подпрыгивал, чтобы заглянуть в окна. Возле пустой будки с надписью «Касса» сидели на ступеньках два карлика, попивали что-то по очереди из бутылки. Один из них спросил Бруно:
— Тебе чего надо?
— Я Бруно Аллегро, — ответил Бруно тоном императора всея Руси. — А ты кто такой?
Карлик подумал и сказал:
— Я — сторож... А тебе чего, слышь?
— Там кто сейчас? — Бруно кивнул в сторону шапито.
— Султан номер катает... Так чего ты хотел?
Бруно, не удостоив его ответом, направился ко входу в шатер.
За погруженным в полумрак вестибюлем, больше похожим на солдатскую дезинфекционную палатку, музыка стала громче. Там стояли люди, маленькие люди, ни одного дылды. Они смотрели, как по освещенной арене бегут сердитые мохнатые пони с наездниками, и цветные лучи прожекторов, как стая гаишников, мечутся за ними, стараясь поймать в фокус. И не успевают.
С черных губ пони в опилки слетала пена, а наездники крутили сальто, вставали на руки, на мостик, падали под брюхо, выстраивали тройную пирамиду, спрыгивали и запрыгивали на ходу - спиной, передом, боком, скакали мячиками по арене, словно никак не могли успокоиться, натешиться этой игрой.
Бруно огляделся. Он никого не знал здесь. Он встал между девушкой, одетой в фиолетовое трико с коротенькой пачкой, и пожилым мужчиной в костюме инопланетянина. Пахло опилками, конским и человеческим потом, влажной подстилкой в клетках, тальком, немытыми кормушками, диким зверьем, кошачьей мочой, пылью, сгорающей на рефлекторах прожекторов, от кого-то несло свежим перегаром, от кого-то (наверное, от фиолетовой девушки) доносился пряный коричный аромат, а еще пахло лечебным гелем, которым смазывают суставы лошадям, и подгнившим овсом, и сырой древесиной, и электрическими обогревателями* на которых сушится белье, и еще здесь стоял особый запах тяжелой и опасной работы, которую люди делают не для того, чтобы ограбить кого-нибудь или убить, или заставить бояться себя, а просто чтобы доставить другим людям удовольствие, чтобы услышать в ответ вопли радости, восторга... ну или на худой конец хотя бы жидкие вежливые аплодисменты. Здесь пахло цирком. Бруно дышал, раздувая от жадности сухие ноздри.
— Хорошо работают, — сказал он.
Карлик-инопланетянин покивал головой, произнес с уважением:
— Это Султан...
Губы Бруно опять вытянулись в тонкую ниточку. Карлик с хлыстом, стоявший в центре арены, все добавлял и добавлял темп, так что музыка больше не поспевала за летящими по кругу пони, и кто-то в конце концов выключил магнитофон. Потом один пони чуть споткнулся, заплел ногами, хлыстовой сразу крикнул:
— Всё, баста! Уходим!
И больше не подгонял пони, и те стали бежать медленнее, а потом наездники ловили их за уздечки, сдерживали, ласково оглаживая хмурые морды.
— Сколько вам здесь платят за выход? - спросил Бруно у «инопланетянина».
Тот повернул к нему голову в дурацком шлеме, утыканном антеннами.
— Твое какое дело?
— Я Бруно Аллегро, Человек-Ядро. Я работал здесь.
На «инопланетянина» его имя не произвело никакого впечатления.
— И что? Хочешь попроситься обратно?
Бруно зло оскалился.
— Нет, — сказал он. — То есть... Теперь уже точно нет.
— Зачем тебе тогда знать?
— Чтобы потом никогда не жалеть.
«Инопланетянин» расхохотался. На них стали оглядываться. Девушка в фиолетовом подняла на Бруно круглые, как у кошки, глаза, которые тоже, как ни странно, оказались фиолетовыми.
— Вот уж не знаю, поможет тебе это или нет!
«Инопланетянин» кивнул в сторону арены.
— Султану обычно отстегивают по тридцатнику за вечер и пятнадцать за утреннее выступление. У него, если хочешь знать, часы «Сейко», машина «форд», и пьет он «Чинзано», а не какую-нибудь бормотуху, как некоторые... Знаешь хоть, что такое «Чинзано», парень?
— Тридцатник - чего? Тысяч? — мотнул головой Бруно. Он и в самом деле как-то обеспокоился. — Тридцать тысяч, что ли?
— Тридцать долларов, ты что. Тридцать за вечер, - сказал «инопланетянин» испуганно. - Для маленького человека очень немаленькие деньги...
Бруно презрительно фыркнул.
— И великий Султан каждый вечер раздвигает ноги за тридцать долларов? Я просто ху...ю, старик!
Он набрал в грудь воздух и громко, на весь цирк повторил:
— Вы даже не представляете, как я хуею от всего этого!!!
Он решительно повернулся и, провожаемый недоуменными взглядами, направился прочь.
— Кто это? Откуда он взялся?
— Бруно какой-то... Аллигатор, что ли...
На выходе Бруно остановился, повернулся, отыскал глазами девушку в фиолетовой пачке. Она тоже смотрела на него, слегка наклонив голову и скрестив по-балериньи ноги. Глаза ее на расстоянии уже не казались фиолетовыми, да и... скорее всего, это просто цветные линзы, Бруно хотел сказать еще что-то, даже рот раскрыл. Но так ничего и не сказал.
...Он пешком шел до ближайшей станции метро, а там проскочил под турникетом, игнорируя крики дежурной и стараясь как можно быстрее затеряться в толпе. Идти он больше не мог, а денег не было ни копейки. Последние сутки Бруно натурально голодал. Не столько из-за того, что у него в самом деле не было ну совсем никакой возможности стащить, отнять, урвать, подобрать в дешевой забегаловке какой-нибудь недоеденный беляш. Он просто не хотел доедать чей-то беляш, как не хотел больше работать за копейки. Из гордости. А может, он недостаточно долго голодал.
Однако сейчас ему надо было хоть что-то съесть. Бруно двигался без определенной цели, перебирая в уме разные варианты действий и то и дело сбиваясь на мысли о жратве. Поезд метро вез его по направлению к центру города. Там скопище ресторанов, кафе, шашлычных, теплых уютных кабинок, солонок с коксом...
Увы, после неудачного похода с Амиром Бруно оказался отрезан от всех источников довольствия, у него не осталось могущественных друзей, его некому угостить даже чашкой чая. Эльза и Инга во время последнего телефонного разговора дали понять, что его визиты слишком часто выходят им боком, поэтому они бы рады, конечно, и все такое... но только шел бы он лесом, короче. Вот куклы картонные.
Ну, и ладно. В конце концов он Бруно Аллегро, Человек-Ядро, Человек-Звезда, чемпион по армрестлингу и кокаину, почетный диггер, покоритель московских теплаков и этих, как их, ракоходов... Он не бомж какой-нибудь, не гастарбайтер, у него своя гордость есть, на коленях никого просить не станет!
Кстати, насчет диггеров. Бруно вспомнил одно заведение, где есть ценители хороших подземных баек. По крайней мере были. По крайней мере когда-то хороший рассказчик мог рассчитывать там на обед и кружку пива от благодарных слушателей. А рассказчиком Бруно был не просто хорошим, он был король всех рассказчиков, сказителей, запевал, заливал, этих... байкеров... баянов, что ли... Ну, которые байки травят. Байки просто перли из него наружу, ему достаточно было только открыть рот. Правда, во время последнего своего визита в «Козерог» Бруно не видел ни одного диггера, там были только люди Амира и бабы. Но это был банкет в его честь, закрытое мероприятие, и естественно, что чужих туда не пускали...
В общем, у Бруно нарисовался план. Расталкивая пассажиров локтями и головой, он пробился к стене, где висела карта метрополитена, встал ногами на сиденье, чтобы лучше видеть, наступив при этом на чей-то плащ. Не обращая внимания на возгласы возмущения, он дернул за рукав какого-то мужчину и гаркнул ему в ухо:
