Мы прошли длинный коридор, спустились на пару этажей вниз и вошли в просторный кабинет.
– Вот привел, – мрачно сказал детина. – Она проснулась и в дверь стучала.
Три кожаных дивана стояли буквой «П», меня усадили на средний. Напротив стоял громоздкий письменный стол черного цвета. На столе кроме телефона была лишь металлическая блестящая игрушка-модуль. Шарик на нескольких тонких коромыслах качался, как маятник, притягивая взгляд.
За столом сидел худощавый мужчина лет сорока пяти в сером костюме. На меня смотрели умные усталые глаза. Из-за его спины выглядывал «тракторист» Аркадий.
Оглядевшись, я увидела двух охранников, стоявших вдоль стены. Все молчали.
Мужчина за столом протянул руку и качнул шарик, колебания которого возобновились с новой силой. Потом он обратился ко мне по-французски:
– Бонжур, Валери, – и произнес еще несколько фраз, по интонации которых я поняла, что это вопросы.
К моему великому стыду, французского я не знаю совершенно. Поэтому, чтобы немного разобраться в обстановке, я ответила на иврите:
– Я не понимаю, о чем вы говорите. Почему вы схватили меня и заперли здесь?
– Ну и что будем делать, госпожа Валери? – сказал он уже по-русски. Вы не знаете французского, хотя, по вашим словам, родились в Алжире. Мы не знаем вашего иврита. Может быть, поговорим по-русски? Сдается мне, этот язык вам прекрасно знаком.
– А прикидывалась, что француженка! – почему-то обиженно, как мне показалось, вставил Аркаша. – Селяви, парле ву франсе…
И он сплюнул в сторону.
– Хватит, – остановил его худощавый, – расплевался тут…
– Я хочу пить, – сказала я на этот раз по-английски, – и еще таблетку от головной боли из моей сумочки. Вы меня чуть не удушили какой-то гадостью. Кто вы такие? Я израильская гражданка, а вы, если не говорите на иврите, следовательно…
– Помолчите, Валери, или как вас там, – рявкнул он уже на английском, но я не дала ему договорить.
– Это вы обратите внимание на свое поведение! – взорвалась я и вскочила с дивана. – Вы думаете, что находитесь в своей криминальной России?! По-моему вы крупно ошибаетесь, воображая, что вас здесь испугаются так, как в вашей вотчине там…
Не успев договорить, я была схвачена двумя молчаливыми охранниками. Не знаю, что они собирались со мной делать, но дверь внезапно открылась, и в комнату вошла Марина. Увидев, кто шел за ней, я вновь упала на диван – ее ввел в кабинет мой бывший муж Борик.
– О, какая у нас гостья! – воскликнул хозяин кабинета. – Валерия, как зовут вашу подругу? Мне ее представили как француженку Мадлен. Но сдается мне, что она такая же француженка, как и вы.
Конечно, глупо таращить глаза – это совсем не та реакция, которая присуща интеллигентному человеку. Но, впав в состояние ступора, я сумела не вскрикнуть при виде Бориса. Хотя чему было удивляться? Я знала, что он связан с фирмой «Интеллект-сервис».
Конечно, Борик меня заметил, но, в отличие от меня, он флегматик и лучше умеет владеть нервами. Наш мгновенный обмен взглядами не дал никому в комнате повода заподозрить, что мы знакомы и где-то даже бывшие родственники.
Марина бросилась ко мне:
– Лера! Что все это значит? Ты что-нибудь понимаешь?
– Успокойся, Марина, – сказала я на этот раз по-русски. – Мы попали к воспитанным людям. С нами прекрасно обращаются, пригласили в гости, уложили спать…
И я с вызовом посмотрела на парочку за столом.
Аркадий чуть не задохнулся от изумления. Он громко вдохнул воздух, а выдохнуть не смог, только вращал глазами. Вид у него был преглупейший. А худощавый в костюме видимо предугадывал такой поворот событий, поэтому он только слабо улыбнулся.
На лицах охранников и моего бывшего мужа, стоявших вдоль стен кабинета, вообще ничего не отразилось.
– Ах ты… – наконец выдохнул побагровевший Аркадий, – придуривалась, значит, переводить просила. А сама-то все секла…
– Представь себе, – огрызнулась я, – и про ножки, и про койку, и как вы с Малявиным денежки тратите на этих, как их, прошмандовок из массажных кабинетов.
Аркаша не ожидал от меня такой прыти. Он испуганно покосился на худощавого и ничего не ответил.
– Интересно, – протянул худощавый, – смотрю я на вас, милые дамы, и не нарадуюсь. Что еще новенького расскажете? Кстати, дорогая, вы так и не сказали, как к вам обращаться, – он усмехнулся, глядя на мою подругу.
Если бы мы сидели за столом, я бы успела наступить Марине на ногу. Но мы сидели на диване, поэтому я была ограничена в средствах воздействия. Но, как ни странно, она меня поняла.
– Какое ваше дело? – буркнула Марина. – Я совершенно не хочу с вами знакомиться.
– Ну это легко устроить, у нас есть кое-кто, близко с вами знакомый… – он поднялся с дивана, подошел к двери и приказал:
– Натана ко мне!
Через несколько секунд в комнату вошел Натан. Увидев Марину, он подошел к ней и взял ее за руки:
– О! Какая встреча! Мариночка, дорогая, дай я тебя поцелую! С приездом!
– Уйди, подлец! – она отпрянула от него. – Это все из-за тебя! Какого черта тебе понадобились мои метрики? Мало мне было неприятностей в аэропорту, так ты еще и здесь влез! Что вам от меня надо?
– Ты была такая красивая девочка, когда мы встретились около «Машбира». Я тебя сразу и не признал!. А потом все думал и думал, где мог видеть такую примадонну?
– Хватит выламываться, противно! – бросила я.
Голос Натана из приторно-сладкого тут же стал угрожающим:
– Заткнись, сука. Довыпендриваешься у меня… Живо тебя обломаем, еще и понравится.
Мне нечего было терять, и я обратилась к худощавому:
– В конце концов, это неприлично. Вы, хотя и не по нашей воле, привели нас к себе, но до сих пор я не знаю, с кем имею честь…
– Можете обращаться ко мне Алексей Алексеевич, – осклабился он.
Вот так номер! Это был Круглов собственной персоной. Не хотелось бы, чтобы он знал о том, что я знаю, что он знает о важности документов в папке… Я запуталась окончательно и сказала:
– Мы здесь не привыкли к таким длинным именам. Не обидитесь, если я буду называть вас просто Алексей?
Марина сидела на диване, ерзая, как на сковородке. Наконец она не выдержала и захныкала:
– Я тебе говорила, не вмешивай меня в твои дела. Я боюсь! Что теперь будет?
– Перестань! – сказала я в сердцах. – Взрослая барышня, а распустила нюни, ведешь себя, как трусливая собачонка.
– А ты знаешь, кто они? – заорала Марина, тыкая пальцем почему-то в Борика. Видимо, он произвел на нее неотразимое впечатление. – Это же мафия! Ты давно уехала, в твое время еще не было таких, а я знаю, чего можно от них ожидать! Убьют, зарежут и…
– Никто не узнает, где могилка моя… – вдруг пропел «тракторист» Аркадий.
– Не ерничай!– остановил его Круглов.
На него этот выпад Марины, казалось, не произвел никакого впечатления. Алексей поднялся, обошел стол и сел на диван напротив нас. Повернувшись к охране, он жестом приказал всем выйти. Аркаша попытался было замешкаться в дверях, но поняв, что приглашения «А вас, Штирлиц…» не последует, вышел вслед за другими.
Мы остались втроем. Алексей достал из кармана пачку сигарет, закурил, неторопливо выдохнул дым и обратился к нам:
– Так вот, милые дамы, здесь вы не по своей воле, и делать вам придется то, что я скажу. Иначе… – он замолчал, но само это молчание было таким угрожающим, что я невольно поежилась.
– Не понимаю, чего вы от нас хотите, – начала я, но он меня оборвал.
– Прекрасно понимаете, дорогая Валерия. Судя по вашему поведению, запугать вас крайне проблематично, поэтому оставим этот метод решения вопросов и постараемся договориться, как цивилизованные люди.
– Не ходите вокруг да около, объясните, что вам от меня надо!
– Папку с документами, которую передал вам ваш приятель.
– Он ничего не передавал мне, – и я не обманывала, поскольку сама стащила папку у Дениса из комода.
– Передавал или вы сами взяли, неважно, – сказал Алексей, словно угадав мои мысли. – Папка сейчас у вас и, отдав ее, вы тут же вернетесь домой и забудете о всех волнениях.
– Не слушай его, – вдруг мрачно проговорила Марина, – ты видела, какие у него головорезы. (Видимо, она не могла забыть моего бывшего с его цыганской внешностью.) Сначала заберут у тебя папку, а потом всех нас прирежут…
– Это становится интересным, – усмехнулся Алексей. – Откуда вы, моя дорогая, знаете, что папка действительно существует? Вы ее видели?
– Я вам не дорогая и ничего не видела! – упрямо заявила Марина.
Меня беспокоил Борис. Я отгоняла от себя мысль, что он стал законченным подонком и за деньги готов на все. Меня успокаивало только то, что он не подал виду, что мы знакомы и даже более чем. Может быть, у него были свои причины не открывать этого? Чтобы его не отстранили от дела и не лишили части лакомого куска? Еще решат, что он будет мне помогать!