Бурье взглянул на него с благодарностью:
— А теперь… скажи, это будет очень грубым нарушением, если я здесь, сейчас, под твоим наблюдением ознакомлюсь немного подробнее вот с этим?
Он сунул руку в правый карман пиджака и вытащил бумажник, записную книжку в черном кожаном переплете и ежедневник; все они были украшены роскошной золотой монограммой. Положив их на стол, он пододвинул кучку к Тирену.
— Все это нашли у Вульфа во внутренних карманах. Клянусь святой девой, в них еще никто не заглядывал — ни в бумажник, ни, тем более, в записные книжки. Когда я объяснил причину комиссару Леружу, у него был такой вид, как будто он сомневается в моих умственных способностях. «В таком случае, вполне ли вы уверены,— спросил он и скривился так, будто только что разжевал лимон,— что мы имеем право на вскрытие трупа?»
Тирен рассмеялся, представив себе гримасу комиссара.
— Ну что ж, давай попробуем принять какое-нибудь решение.
Он взял бумажник и бегло осмотрел его содержимое. Никаких государственных секретов здесь, по-видимому, не было. Он с уважением покосился на стопку кредитных карточек, имеющих ход в различных странах мира, с удовлетворением отметив при этом, что во всех Вульф фигурирует как частное лицо. Далее шла пачка визитных карточек Вульфа, чековая книжка с изрядной суммой, несколько почтовых марок, пара фотографий молодых красивых женщин, одна из них — с номером телефона на обратной стороне, водительское удостоверение, деньги и каталог вин.— Тирен вынул записную книжку, переписал номер телефона с фотографии женщины и протянул бумажник Бурье.
— Можешь оставить его у себя, если считаешь, что он пригодится.— Полистав записную книжку, он нашел, что и на ней вряд ли стоит ставить штамп «Совершенно секретно». Ее он также отдал Бурье со словами:
— А это тебе пригодится на случай, если захочешь составить картотеку его знакомств.
Наконец, настала очередь ежедневника. Вульф делал в нем кое-какие пометки о времени своих деловых и частных встреч, а также относительно людей, с кем он встречался; записей было много, однако большинство касалось свиданий в Париже или Лионе. На апрель, по-видимому, планировалась поездка в Стокгольм, и едва ли не весь месяц был расписан по дням. Одна неделя в августе имела пометку «Утиная охота/Ш. д. В-монт». Тирен внимательно просмотрел перечень недавних мероприятий — визиты, приемы, посещения театров, выступления с докладами,— и тех, что планировались на ближайшие дни. Все это время у Вульфа было почти полностью расписано: четверг занят весь, пятница — немногим легче: заседание в ОЭСР в первой половине дня, обед в министерстве торговли, вечером — театр; в пометке значилось: «Театр «Феникс», Б 131820». В два последующих дня — по вполне понятным причинам — напряжение немного спадало. На вчерашний день — вторник — было записано: «Дейта Син.», прием, 20,00». Днем раньше стояла пометка: «Георг V», время указано не было.
Тирен размышлял. По-видимому, запись «Георг V» означала название шикарного отеля, расположенного невдалеке от Елисейских полей; он вспомнил, что именно этот отель был избран шведской делегацией из «Дейта Синхроник» в качестве резиденции на время пребывания в Париже. Так что же, значит, Вульф встречался с ними в понедельник? В таком случае для чего? Однако уже в следующий момент он пришел к выводу, что скорее всего дело обстояло по-другому. Ведь в самом начале приема все они приняли его за хозяина дома, и объяснялось это просто-напросто тем, что никто из них никогда прежде не встречался с Вульфом и не знал, как он выглядит. О том, что он, Тирен, лишь замещает на этом приеме Вульфа, они узнали только из его небольшой вступительной речи. Кроме того, во всех других записях непременно было указано время, здесь — нет. Быть может, Вульф сделал эту пометку, чтобы не забыть, в каком отеле расположились шведы? Это было как будто более похоже на истину. Во всяком случае, в понедельник они уже жили там, а быть может, приехали и в воскресенье. И в том, что Вульф на всякий случай записал название гостиницы, чтобы при возникновении каких-либо непредвиденных обстоятельств иметь возможность заранее предупредить своих гостей об изменении планов, не было ничего необычного. С другой стороны, тогда было бы логично записать также и название отеля, в котором остановились японцы. Тирен задумался. Вот если бы знать, в каком отеле они поселились. К сожалению, он этого не знал.
Бурье осторожно кашлянул. Он уже покончил со сливочным кремом, отложил ложечку и, аккуратно свернув, положил салфетку возле стоящей перед ним тарелки.
— Ты размышляешь,— вкрадчивым тоном начал он,— можно ли доверить такой важный документ, как ежедневник, посторонним лицам? Что ж, я тебя вполне понимаю.
Тирен натянуто улыбнулся и, заметив, что Бурье уже разделался с десертом, сделал знак официанту, что наступил момент подавать кофе — разлитый в крошечные чашечки черный, чрезвычайно крепкий, покрытый ароматной пенкой эспрессо.
— На самом деле я думал сейчас совсем о другом,— сказал он.— Просто там есть одна обрывочная и не вполне понятная мне запись, которая тем не менее, я не сомневаюсь, имеет самое безобидное логическое объяснение.
Он протянул комиссару книжицу, показал запись и объяснил ход своих мыслей.
— Но вообще-то ты прав,— сказал он,— я действительно сомневаюсь, стоит ли знакомить тебя с содержимым этого ежедневника. Ведь в принципе это запись всех дел и поступков шведского дипломата почти за весь последний год. С кем он встречался, где, когда. И я даже сам не знаю, что кроется за всеми этими записями — быть может, Вульф как-то зашифровывал их. К примеру, что означает «Утиная охота»? Может, это зашифрованное сообщение о намеченной встрече с миссис Тэтчер для переговоров по поводу торговых интересов Швеции в связи с решением соединить Англию и Францию системой мостов и тоннелей. Или о заключении двустороннего торгового соглашения с Францией о поставках шведской свинины, говядины и масла во французские отели? Действительно, почему бы и нет? Тогда в эту картину прекрасно вписывается и «Георг V». Или же за этим кроется новый договор между Швецией и Францией о двойном налогообложении и исключениях из него для особо высокопоставленных лиц из высших политических сфер соответствующей страны, естественно, при условии, что взаимоотношения обеих сторон останутся на прежнем уровне.
Бурье внимательно слушал его; круглое лицо комиссара сияло улыбкой; казалось, еще немного, и он расхохочется.
— Таким образом,— продолжал Тирен,— я думаю, что будет лучше, если я оставлю ежедневник у себя, отвезу в посольство и запру в свой сейф. Однако, если только вы придете к заключению, что там имеется пометка о каком-то определенном дне или же определенном событии, и захотите удостовериться в этом, вы всегда сможете обратиться ко мне и рассчитывать на мою абсолютную откровенность.
Умолкнув, он улыбнулся Бурье, как улыбаются лишь старые, добрые друзья, прекрасно знающие и понимающие друг друга.
Ответом ему было добродушное ворчание комиссара и полный доверия взгляд. Откинувшись на спинки кресел, они молча наблюдали за официантом, который принес кофе и поставил перед каждым из них чашечки. Кроме этого на столе появилось блюдо с яблочным пирогом. Внезапно Бурье полез в левый карман пиджака и извлек несколько предметов, которые тут же разложил на столе перед Тиреном.
— Извини, дружище,— сказал он, — не успел найти подходящую упаковку. Передаю это тебе, не требуя расписки; надеюсь, ты сам сумеешь решить, кому это следует передать. Здесь не хватает, правда, одной вещи,— добавил он,— ключей от машины. Но их мы пока что оставим у себя.
На столе лежали часы советника Вульфа с золотым браслетом и связка ключей; Тирен сразу же узнал среди них ключи от соответствующих комнат посольства; кроме них там были ключи, по-видимому, от виллы в Шату, ключ от банковского сейфа и вместо брелока — открывалка для бутылок. Рядом со связкой лежали расческа, перочинный нож, обручальное кольцо, несколько мелких монет и, наконец, счет из цветочного магазина, который был хорошо знаком Тирену. Мельком взглянув на него, он отметил, что сюда вписаны три букета: красные и белые гвоздики, синие и желтые ирисы, а также букет роз, последний — на довольно скромную сумму. Он кивнул.
— Хорошо, я позабочусь о них,— сказал он.— Не знаю,— он слегка замялся,— наверное, ты можешь оставить себе счет из цветочного магазина. Это последняя торговая операция, в которой принимал участие Виктор Вульф. Все, что он делал и предпринимал перед…— он помедлил, подыскивая подходя-i щее слово,— перед своей последней поездкой, должно быть, по-видимому, приобщено к материалам следствия, не так ли?
С этими словами он протянул квитанцию Бурье; тот сунул ее обратно в карман, положил в кофе сахар, размешал и, сделав глоток, сказал:
