– Хорошо, договорились.
– Софья, без меня ничего не предпринимайте, потому что, может быть, надобность в вашем визите завтра отпадет сама собой. – Я подумала о Кирсанове.
– Будет обидно, если все разрешится без меня, я уже загорелась этим делом. Ну да ладно, Татьяна, мне пора уходить. Явно засиделась у вас, наверное, Альберт уже дома. Надо срочно что-то придумать для оправдания.
– А гостеприимная хозяйка вам даже чая не предложила, – покаялась я.
– Ничего, в другой раз.
Мы прошли в прихожую, и Софья начала одеваться. Потом еще минут пять разговаривали в коридоре, пока Софья не развеселилась:
– А ведь правильно говорят, что англичане уходят не прощаясь, а русские прощаются – и не уходят. Так что пора, Танечка, и честь знать.
Мы расстались почти подругами, хотя через «вы» так и не переступили. Кажется, на сегодня все. Есть не хотелось: болела скула и немного подташнивало. Я заставила себя выпить чай с лимоном. Потом расстелила на диване постель, включила телевизор и легла с пультом в руках, чтобы больше не вставать. Меня хватило ненадолго. Почувствовав, что начинаю дремать, я выключила телевизор, устроилась поудобней и провалилась...
Ночью пришлось подниматься, чтобы принять обезболивающее: разламывалась на мелкие кусочки голова. И даже когда я все-таки умудрилась задремать, мозг продолжал лихорадочно работать. Ну такая я: не люблю быть в дерьме – и все тут. Да чтобы какой-то подонок по науськиванию другого подонка чуть не отправил меня на тот свет за здорово живешь!.. Несмотря на то что частичную компенсацию за свои страдания я получила, полного удовлетворения от этого не было. А значит, нужно действовать. Рано или поздно кто-то из них, Герман или Борис, вернутся, чтобы заткнуть мне рот. А я с таким не согласна. Коли ситуацию уже изменить нельзя, изменю свой подход к ней. Первый шаг – за мной, хочется мне того или нет. Хотя еще не сказал своего слова Киря, подождем его. Мысли путались...
Вот надо мной склонился Герман, улыбнулся, потом навалился на меня и стал душить. Я пытаюсь кричать, вырваться, но ничего не получается. Дышать уже нечем, и смерть неизбежна... Я просыпаюсь в холодном липком поту. «Фу, черт! Никакого покоя!» Включив лампу, взглянула на часы. Шесть утра. Голова по-прежнему болит нестерпимо, подташнивает. Что это? Последствия травмы или перегрузка нервной системы? Скорее первое: тяжелая рука оказалась у Германа. Но и ночь, за которую я скорее устала, чем отдохнула, дело не последнее. А значит, нужно срочно смыть с себя всю накопившуюся отрицательную энергию, выпить снотворного, чтобы спокойно поспать до звонка Кирсанова. После этого сориентируюсь, что делать дальше, а пока что выпрыгивать из штанов и насиловать свои взбитые ударом в густую пену мозги нечего. Почему я так не сделала с вечера? На что рассчитывала?
Заставив себя подняться, доплелась до ванной, наполнила ее, добавила ароматизирующие и успокаивающие соли и легла в теплую воду. Закрыв глаза, попыталась думать о добром. Приятное тепло, охватившее меня, успокаивало. Наверное, так хорошо и уютно чувствует себя младенец в утробе матери. Опять! Опять мои мысли вернулись к беременным, жаждущим продать своих дитятей. Надо как-то прервать эту страшную цепь... Будешь тут, как же, о возвышенном думать...
Поднявшись из ванны, я закуталась в большое махровое полотенце, прошла на кухню и выпила сразу две таблетки реланиума. Затем, поправив постель, нырнула под одеяло. Стрелки часов приближались к семи. Гоня прочь дурные мысли, чтобы не проникли в мой сон, под действием лекарства я все-таки незаметно уснула.
* * *
Спала я долго и без сновидений, а может, проснувшись, просто о них не помнила. И когда сквозь толстую завесу сна прорвался телефонный звонок, долго не могла понять, что это. Вскочила, когда телефон последний раз звякнул и замолк. Часы показывали четырнадцать ноль-ноль. Ого! Вот это я придавила подушку! А звонок-то, наверно, от Кири был. Надо перезвонить.
В это время подал голос мой сотовый. Я схватила его. Конечно же, звонил Кирсанов.
– Танюха, привет! Я тебе домой звонил, никто трубку не берет. Ты где сейчас?
– Дома, на диване.
– А почему трубку не брала? Лень до телефона дойти? Как жизнь? Как дела?
– Киря, клиент скорее мертв, чем жив, – простонала я в трубку.
– Ты о себе? Что там у тебя? Мне твой голос по телефону вчера еще не понравился, но подумал, что ты просто обиделась на меня из-за несостоявшейся встречи. Уж очень скупо ты со мной общалась.
– Да, репортаж с петлей на шее не удался.
– Ты это серьезно? Тебе угрожает опасность? Мне приехать?
– Володь, вчера я сумела выпутаться из пикантной ситуации, дальше не знаю, что будет. Многое зависит от тебя. Давай, расскажи, что накопал.
– Мне очень стыдно, Танюха, но все глухо, как в танке. Только-только начало что-то проклевываться, как меня вызвали к начальству и, фигурально говоря, настучали по дыне: не суй нос куда не просят. А когда в кабинет вернулся, папка с документами попросту исчезла со стола, и доступ ко всякой информации по этому делу мне прикрыли.
– Все так плохо? Выходит, Боря подсуетился, связи в дело пустил. Меня приказал замочить, а дело похерить. Так?
– Вроде того. – И опомнившись: – Тебя что, пытались убить?
– Кирюша, это сейчас уже не главное. Присоветуй лучше, что делать дальше.
– Чернышевского читай. – Похоже, почувствовав неуместность шутки, извинился. – А вообще-то из этого дерьма ты без потерь сейчас сможешь вырваться?
– Не думаю, что это возможно. Потери неизбежны, вопрос, с чьей стороны.
– Танюш, сейчас заскочу к тебе, я тут недалеко, и мы вместе подумаем, как лучше поступить.
– Только не звони в дверь, а постучи. О'кей?
– Ладушки.
Минут через пятнадцать раздался условный стук в дверь. К этому времени я кое-как привела себя в божеский вид, убрала постель и сварила кофе. На всякий случай посмотрев в глазок, открыла.
– Танечка, привет еще раз! – Кирсанов чмокнул меня в щеку, потом, отстранившись, удивленно присвистнул. – Ни фига себе! Ты что, весь день гудела? Еще жалуешься, что жизнь хреновая, а сама дорогие коньяки глушишь.
– Нет, Кирюх, не коньяки глушу, а коньяками глушу. Улавливаешь разницу? – поправила я.
– А где жертва «Наполеона»? Мой нюх не подводит? Пахнет этим коньяком? Выносить будем или как?
– Хрен ты угадал! Мы его при всем желании без бульдозера вытащить бы не смогли. Такая глыба. Пришлось отпустить живым. Ладно, проходи. Если хочешь, могу другим коньяком угостить, «Наполеона», правда, больше нет.
– Хочу, конечно, но я с собой водку притащил, «Что делать?» называется. Давай у нее на дне истину поищем. Ты не против? А коньяк оставь, может, еще пригодится кого по бестолковке долбануть. Закусить найдется?
– Что-нибудь поищу, только пить боюсь, до сих пор голова словно не моя.
– Болит, что ли? Так коньяк как раз словно анестезия. Вообще, универсальное лекарство: снимает боль, усталость, стресс и что там еще? Гарантирует сухость и комфорт.
«Что-то Кирсанов много балагурит, ему это не присуще, а значит, дело дрянь. Напрямую говорить не хочет, щадит меня, а неловкость шуточками и водкой сгладить решил». Зная надежность моего друга, понимаю, что он помочь мне как мент не в силах, значит... И он словно ответил моим невысказанным мыслям:
– Танюша, ты где? Давай по рюмке хлопнем, потом все расскажу.
Пошарив для очистки совести в холодильнике, нашла банку болгарских маринованных огурчиков и нарезку карбоната в пластиковой упаковке. Больше ничего.
– Огурчики! Как раз то, что надо! – причмокнул от восхищения Киря, разливая по рюмкам водку.
– Володь, а мне плохо не будет? А?
– А что, может быть хуже, чем сейчас?
– Не томи душу, хватит вокруг да около, давай изливай!
– Да ты выпей вначале. Твое здоровье! – Он стукнулся рюмкой о мою и выпил.
Я последовала его примеру. Взяв огурчик, Кирсанов понюхал его и положил назад.
– В общем так, Танюх, как друг, как человек, – вот он я – бери. Помогу всем, чем могу, а как мент, увы. Фактов получается – ноль. Нет пострадавших и нет покупателей. Те и другие довольны и говорить не будут. Квартиры есть, беременные на них живут, снимая их. Ну, имеют право. Смерть Натальи тоже сюда не притянешь: никто ничего не видел. Гибель квалифицируется как несчастный случай. Наркомана твоего уже нет в живых. Попытался влезть поглубже, этого упыря Борю прощупать, так мне пальчиком сверху всерьез погрозили. – Киря досадливо махнул рукой. – Теперь даже данных для возбуждения уголовного дела нет. Понимаешь?
Он налил еще водки.
– Давай.
– Володь, не переживай ты так. Я найду способ, придумаю что-нибудь. Ты сделал все, что мог. Зная тебя, в этом сомневаться не приходится.
Водка ударила мне в голову, и меня понесло. Я начала плакаться ему в жилетку, как вчера плохой дяденька чуть не убил меня, как Наталья умерла, как я Леху тут пытала. А Кирсанов, словно первоклассная нянька, вытирая мне слезы и сопли, все терпеливо выслушивал и лишь время от времени подливал водку. Наконец я выплеснула все, что копила последние дни, и соизволила поинтересоваться:
