– Да… – при упоминании имени погибшей подруги Алифанова низко склонила голову и украдкой смахнула слезу. – Что вас интересует?
– Все о Тихове. Все, что вам известно. В частности, о его отношении к Ольховской, а также о взаимоотношениях Ариадны Эрнестовны и Новосад.
– Тогда я просто не хотела касаться этой темы… Да и сейчас мне как-то не по себе – все так сложно, запутанно. Вправе ли я говорить об этом, не знаю…
– Поверьте, спрашиваю вас отнюдь не из праздного любопытства.
– Я вас понимаю… Видите ли, из-за Артура между Адой и Валей всегда была какая-то натянутость. Подружки близкие, закадычные – и все же… Мне почему-то кажется, что Ада до сих пор неравнодушна к Артуру, хотя, выйдя замуж за Владислава, она стала относиться к Тихову внешне довольно прохладно.
– Что не помешало Ольховской после развода с мужем встречаться с Тиховым… ну, скажем, в интимной обстановке…
– Вы об этом знали… или догадались? – удивилась Алифанова.
– Вот уж меньше всего я похож на ясновидца, – улыбнувшись, уклонился от прямого ответа Дубравин.
– Да, они встречались… Однажды мне понадобилось что-то взять у Ады, и когда я приехала без предупреждения к ней домой, то встретила у двери ее квартиры Артура – он уже уходил. Они смутились, Ада даже стала немного раздражена, но потом все как-то забылось, а я ни о чем ее не спрашивала – это их личное дело. Вале об этом я тоже не сказала, зачем?
– А вы не припомните, когда это было?
– Почему же… – Алифанова назвала число и месяц.
– Скажите, а как вам Артур?
– Нравится или нет? Нравится. Очень. Если честно – только между нами, ладно? – я была в него влюблена. Еще в училище. Даже сейчас к нему неравнодушна…
– Немудрено, парень он видный… – Дубравин мельком посмотрел на свои часы.
– Хотите, я вам покажу альбом, где вся наша училищная группа? – подхватилась Алифанова, заметив взгляд майора, ей, видно, очень не хотелось так быстро отпускать Дубравина.
– Покажите… – Времени было в обрез, но майору почему-то захотелось сделать хоть что-нибудь приятное для этой девушки.
– Вот, смотрите… – листала альбом Алифанова. – Это я, правда, смешная? Кнопка. Валя… Ариадна… Теперь, мне кажется, она стала еще красивее. Артур…
– А здесь кто? – показал Дубравин на большую фотографию, где на тисненном картоне в живописных позах расположились какие-то парни.
– Ой! – прыснула в кулачок Алифанова. – И это спрашивает сыщик. Здесь все девушки нашей группы. Только загримированные под мужчин. Вот я… Это Валя с Адой.
– Ну и ну… – покачал головой Дубравин. – Здорово. Невозможно узнать…
От Алифановой майор отправился в театр. Шел пешком, благо здание театра располагалось неподалеку. Ощущая удовлетворенность от встречи с Алифановой, Дубравин, вышагивая по уже очищенным от снега тротуарам, мучительно пытался отыскать в уголках памяти нечто очень важное, упущенное им в разговоре с актрисой, какой-то мимолетный всплекс, искру, которой так и не суждено было на этот раз зажечь воображение…
Ольховская находилась в своей грим-уборной. Майор постучал.
– Открыто! – бросила она, не оборачиваясь; высунув кончик языка от усердия, актриса кроила большими портняжными ножницами белоснежную ткань, прошитую золоченой нитью.
Увидев Дубравина, она немного смутилась и принялась торопливо собирать лоскуты ткани в картонную коробку.
– Помешал? – спросил майор.
– Нет, нет, что вы… Выпала свободная минута, вот я тут и мастерю…
– Ариадна Эрнестовна, я много времени у вас не отниму. Минут десять, не более.
– Пожалуйста. У меня есть еще где-то с полчаса.
– Вот и отлично… – Дубравин немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем, остро взглянув на актрису, сказал с укоризной: – А ведь вы, Ариадна Эрнестовна, к сожалению, не были со мной откровенны.
– Не помню. Возможно. Что вы конкретно имеете в виду?
– Артура Тихова.
– Не понимаю…
– Допустим. Тогда я спрошу у вас прямо: он приходил к вам после того, как вы развелись с мужем? А если приходил, то зачем?
– Вон вы про что… – видно было, что Ольховская колеблется. – Странный вопрос… – с нервным смешком она поправила прическу. – Для женщины… Но я вам отвечу. Я любила Артура. Да, любила! Теперь я, конечно, на Валентину не в обиде. Но тогда… И все это время… Я долго считала ее виновницей всех моих семейных неурядиц. Пожалуй, до недавнего времени… Выйди я замуж за Артура, возможно, все сложилось бы по-другому. Но, увы, прошлого не вернешь… И когда Артур снова пришел ко мне и стал просить моей руки, я, признаюсь, растерялась. Просто не могла себе представить нечто подобное.
– И что же?
– Отказала. Он тогда очень расстроился, и все же своих надежд не оставил… Артур приходил ко мне еще несколько раз с таким же предложением, убеждал, просил, молил, наконец… изменить свое решение… В конце концов я поговорила с ним в резких тонах. С тех пор его посещения прекратились.
– Новосад об этом знала?
– Что вы! Конечно, нет. Я бы и сама не сказала, даже не попроси меня Артур.
– Он после объяснений в любви к вам просил?..
– Удивлены? – горькая складка перечеркнула переносицу актрисы. – Такова, увы, сущность человека – хорош журавль в небе, да как бы не упустить синицу из рук…
– Ну что же, спасибо вам за откровенность. До свидания, Ариадна Эрнестовна…
Дубравин откланялся. Ольховская уселась возле трюмо, и, хмурясь, долго всматривалась в свое отражение. Затем, грустно вздохнув, быстро провела по лицу пуховкой и поспешила на сцену – начиналась очередная репетиция.
Белейко возвратился из Гловска на сутки позже срока командировки. Он выглядел уставшим, но довольным. Пожав руку Дубравину, молча с многозначительным видом положил на стол перед другом папку с бумагами.
Несколько листков в папке были ксерокопиями архивных документов, и Дубравин набросился на них, как истомленный жаждой путник на чудом найденный родник. Читал долго – уж больно непривычен был для его глаз старинный шрифт.
Наконец Дубравин откинулся на спинку стула и, полуприкрыв веки, задумался. Белейко с любопытством наблюдал за ним.
– Рассказывай, – потребовал через некоторое время майор, повернувшись к старшему лейтенанту.
– В Гловске мне удалось разыскать двух старожилов, которые помнят события семнадцатого года. Но от них я узнал не много полезного для нас. Пришлось ехать в областной центр – архив лет десять назад перевели туда. Надежд, конечно, у меня было мало… Но тут мне, прямо скажем, повезло. Как рассказали сотрудники архива, в первые дни войны, в начале августа сорок первого года, Гловск бомбила фашистская авиация, и бомба небольшого веса угодила прямо в здание архива, который располагался в купеческом особняке. Дом был разрушен, и его развалины простояли до сорок четвертого года, пока не начались восстановительные работы. Тут-то и оказалось, что под обломками стен покоились подвальные помещения, в которых хранились документы дореволюционные и времен гражданской войны. Среди них были и эти полицейские протоколы.
– Значит, Софья Леопольдовна, бабушка Ольховской, была в горничных у Сасс-Тисовской… Но каким образом у нее оказался подлинный "Магистр"? И кто его подменил?
– Загадка…
– И наконец, Капитон Мызгаев. Личность весьма примечательная, если судить по этим бумагам. Где он теперь? Жив ли?
– А ты не предполагаешь, что…
– Мызгаев в нашем городе, – подхватил майор. – Интересная мысль… Но это нам проверить недолго, – и Дубравин поднял телефонную трубку…
– Ну? – не терпепось Бепейко.
Дубравин был взволнован; его глаза щурились, в глубине зрачков искрились веселые огоньки.
– Здесь он, Бронек, здесь! Но – жил.
– Не понял.
– Капитон Иванович Мызгаев помер осенью этого года.
– Родственники?
– А вот это нам предстоит выяснить. И не только это.
– Моя задача?
– Подними всю документацию, которая касается Мызгаева. Я займусь родственниками. – Дубравин посмотрел на часы. – Сегодня уже поздно, есть другие дела, а завтра мне нужно в обязательном порядке увидеться с Ольховской.
Утром следующего дня майор позвонил актрисе. Она еще спала, и вряд ли его звонок доставил ей большое удовольствие. Но своего раздражения Ольховская не высказала и любезно согласилась принять его немедленно. А на подобную просьбу у Дубравина уже были основания: вчера ни он, ни Белейко времени не теряли…
Когда Дубравин зашел к Ольховской, глаза у актрисы были еще сонными, но кое-какой порядок в квартире она уже успела навести.
– Ариадна Эрнестовна, вы уже простите меня и за этот ранний визит, и за то, что я сейчас напомню вам не очень приятный момент вашей жизни… – Майор сделал виноватое лицо. – Мне хотелось бы знать обстоятельства смерти вашей бабушки.
