потрясением для всего медицинского сообщества». Да, здесь так и написано, – показала она статью.
Я кивнул.
– Так как эта смерть двадцатилетней давности связана с сегодняшним убийством?
– Дело в том, что недавно нам стало известно, что Питер Кларк умер ещё раз, но уже при других обстоятельствах.
– Что вы имеете в виду?
– И я, и его дочь прекрасно помним его похороны и могилу, тогда, в ноябре восемнадцатого, мы оба были на кладбище, она хоронила отца, а я сделал вот это фото.
– Вот это фото? – показала она ещё раз газету в камеру.
– Да, его. Но неделю назад новостные каналы сообщили, что Питер Кларк погиб в возрасте семидесяти шести лет, разбившись на частном самолёте где-то над Ла-Маншем.
– Подождите, это тот самый случай, с разбившимся легкомоторником?
– Да…
– И вы хотите сказать, что тот, кто был за штурвалом того самолёта, и тот, кто умер двадцать лет назад, – это один и тот же человек?
– Да, это был Питер Кларк. Он погиб дважды, – повторил я, – в ноябре восемнадцатого и вот сейчас.
– Это немыслимо! Можно ли это расценивать как инсценировку смерти?
– Я не знаю, наверное, можно.
– Но кому это было выгодно?
– Я, честно, не знаю.
– Мог ли он быть связан с мафией, нелегальной торговлей оружием или наркотиками? – тыкала она мне в лицо микрофоном. – Кому, по вашему мнению, нужно было инсценировать смерть и похороны этого, – она заглянула в статью, – Питера Кларка, много лет назад.
– Я понятия не имею.
– Он был связан с чем-то преступным?
– Нет, он был обычным профессором.
– Обычные профессора не живут под прикрытием двадцать лет после инсценировки собственной смерти.
– Может, это была не инсценировка, – откашлялся я, – может, он на самом деле умер двадцать лет назад.
Репортёрша отстранилась от меня и посмотрела так, словно увидела во мне психа.
Потом посмотрела в камеру.
– Мы понимаем что вы пережили шок, Керри.
– Да, я…
– И сейчас кто-то убрал и его дочь?
– Да.
– И могут убить и вас?
– Я надеюсь, что нет, но на меня уже второй раз покушались. Но дело не в этом, а в том, что человек погиб дважды, тогда и сейчас.
– Да, мы поняли это, Керри.
– И я ещё хотел сказать…
Я хотел сказать ещё многое, когда к месту, оглушая всех воем сирен, подъехал ещё один полицейский автомобиль.
– Так, что здесь происходит? – человек в пальто и с полицейским значком вышел из полицейского «Форда» и направился к нам. Оператор отошёл подальше, чтобы захватить ещё и полицейского.
– Вы свидетель? – спросил полицейский.
– Простите, у нас здесь интервью! – перебила его репортёрша.
– Здесь не место для журналистов, – гаркнул он на неё. – И вы не имеете права допрашивать свидетеля.
– Мы свободное СМИ, мы на всё имеем право!
– Только после того, как мы сделаем свою работу, пожалуйста, отключите камеру, оттолкнул он её и пошёл на оператора.
– Уважаемые телезрители, мы вынуждены прервать наш репортаж, потому что в этой стране нет свободы слова!
– Снято! – сказал оператор.
– В этой стране есть закон! – сказал полицейский.
– Да идите вы! За мной, Френк! – скомандовала она оператору и прошла мимо меня.
– Скажите, это покажут по телевидению? – крикнул я вслед садящейся в фургон журналистке.
– Уже показали, парень, это было прямое включение, – захлопнула она дверь фургона с огромной тарелкой на крыше.
– Чёртовы телевизионщики, – покосился на них офицер, – надеюсь, вы не сказали ничего лишнего, что могло помешать следствию, раскрыв раньше времени детали дела?
– Не сказал, – соврал я.
* * *
– Итак, убийство произошло на ваших глазах?
Полицейский участок гудел ксероксами, факсами и кулерами с водой.
– Да, на моих…
– За последнюю неделю это второе убийство с вашим участием, мистер Мильтон.
«Третье», – но я промолчал.
– Значит, огнестрел, – пролистывал бумаги инспектор, – вы были знакомы с убитой?
– Был, Анна была дочерью одного профессора, умершего неделю назад, я хотел написать статью о нём, для чего мы отправились к другому профессору – их общему другу, а на обратном пути её убили.
Ей-богу, это было лучшее, что пришло мне в голову, расскажи я ему сейчас всё как есть, этот сержант подумал бы, что я вру, а если вру, значит, мне есть что скрывать. Я не знал, как раскрыть даже то, что случилось со мной, с Анной, с нами со всеми. Я вдруг понял, что сам виноват в смерти той официантки из кафе за углом, в смерти своего друга, а теперь и Анны Кларк. Если бы я не шлялся по кладбищам, если бы не искал ту могилу, не откапывал прошлое, то оно не убило бы их всех. И теперь я вроде как следующий.
– Не вижу никакой логики, и что-то мне подсказывает, что дело здесь не в статье и, может быть, даже не в убитой, – посмотрел на меня сержант, – в первый раз вас записали как свидетеля, сегодня тоже, может быть, стреляли в вас?
«И до него дошло…»
Сейчас он приставит ко мне полицейского, и я вообще не смогу ничего сделать.
– К сожалению, мы не можем приставить к вам охрану, – продолжил он. – Преступлений больше, чем…
– Полицейских.
– Верно, у нас…
– Сокращение штата.
– Вам, наверное, уже говорили?
– Да, только в другом участке.
– Рад, что вы всё понимаете, – закрыл он папку и постучал по ней толстой ладонью, – если что-то случится…
– Я дам вам знать.
– Дерзкое убийство средь бела дня произошло в спальном районе города. По предварительным данным, преступник был один и он до сих пор на свободе. Пока это всё, что удалось узнать к этому часу. Оставайтесь с нами и следите…
Я выключил радио и завёл авто.
Из полицейского участка я вышел ближе к вечеру и так и сидел в машине, пока приходил в себя. Место, на котором лежала Анна, зияло грязно-красным пятном. Это всё, что осталось от правды, смерть – её и моя. Мне казалось, я тоже умер там вместе с ней.
Автомобиль засвистел шинами и медленно двинулся с места. Перед глазами стояла Анна. Я всегда знал, что готовых на всё убивают быстрее, но не думал, что с ними вместе умирает готовность в других. Мне было уже почти всё равно. Я не думал, что от меня что-то зависит, я не понимал, завишу ли я сам от всего, что происходит вокруг. Похожие улицы сменяли друг друга. Всё те же витрины, всё те же дороги проплывали мимо меня, всё те же спокойные люди ходили по ним. Будто и не было ничего. Может, если чего-то не заметило
