поганая! Иуда! – заорала та с порога, замахнулась и замерла с поднятыми кулаками. – Твою мать! Что с тобой?!
– То, ради чего я взял у тебя деньги. Разборки, сука…
Ему снова стало жаль себя до слез. Он даже всхлипнул, уводя сестру в гостиную.
– Долг не вернул вовремя, – покивала она, бросая сумку в одно кресло, а тонкую кожаную курточку в другое. – Эдик, тебе тридцать, когда уже мозгами обрастешь, а?
Он пожал плечами и снова завалился на диван. То, что сестрица его пожалела, немного обнадеживало. Значит, не станет требовать деньги сразу.
– Я все отдам тебе, детка, – проговорил он со страдальческим лицом.
Но мог бы и не стараться, Эльза смотрела на него со смесью жалости и ужаса.
– Не могу из бизнеса выдрать, сама знаешь. И просрочил пару-то дней, а они…
– Уроды! – выпалила она, села на подлокотник кресла и помотала ногой. – Ладно, считай, что прощен. Но вернешь!
– Сто процентов. – Он приложил ладонь к груди. – Подождешь, пока соберу?
– Подожду… – Эльза со вздохом сползла с подлокотника на сиденье, примяв задом тонкую кожу куртки. – Ты в курсе, что любовника матери нашли мертвым?
– Что?! – Он подскочил с дивана, будто это был электрический стул. – Какого любовника?! Что за бред, Эльза? Мать…
– Наша мать похотливая тварь, – вырвалось у сестры с ненавистью. – Мало того, что она обманывала отца все последнее время, так еще и поимела его на бабки. Нас всех поимела, Эдик! Ненавижу!
Эдик встал столбом. В памяти всплыло лицо матери: красивое, нежное, с внимательным взглядом – так она иногда смотрела на него. Редко, но бывало. Как она смотрела на Эльзу, он не помнил.
– Не надо, детка. Не надо так о матери. Она же…
– Она думала о нас тобой, когда все это творила? Просто выкрала деньги и сбежала. С любовником! – в гневе надрывалась Эльза, постукивая себя кулачками по коленкам. – Значит, хотела с ним эти денежки прогулять, да? Ты хоть представляешь, сколько там?
Он не представлял, а знал точно. Мать обескровила фирму отца, вывела все средства со счетов. Это было страшным ударом для всех. И понять ее мотивы невозможно. Особенно не понимал Эдик, почему мать до сих пор ни с кем из них не связалась. С отцом – понятно, но с ними? Они же ее дети!
– Ты идиот, Эдик, – с сожалением посмотрела на него сестра, когда он озвучил ей свои сомнения. – Если она с нами встретится, тут же засветится. К тому же, возможно, она уже пустая.
– В смысле? – Его лицо вытянулось так, что заныли синяки.
– Ее любовник мог забрать деньги и… И влететь куда-нибудь не туда. Потому и помер, якобы своей смертью, – фыркнула Эльза, брызжа слюной.
– Как это? – Он замотал головой, не обращая внимания на то, как в висках сразу застучало.
– А так! Он обокрал мать. И его тоже обокрали. Денег – чемодан! В кармане не унесешь. Вот она и сидит в какой-нибудь норе, боится высунуться. Без денег. А теперь и без семьи.
Эдик помолчал. С сестрой он был не согласен только по одному пункту: мать не совсем без семьи. Он бы ее простил. Точно простил, пусть и не сразу. Отец тот еще подарочек. Эдик не раз заставал его с занесенным над головой матери кулаком.
– Может быть и еще один вариант, детка, – произнес он с тяжелым вздохом. – Странно, что ты его не рассматриваешь.
– И какой же? – Ее лицо скривилось насмешкой.
– Любовник матери убит, да. И, возможно, он выкрал деньги, но…
– Но? – прикрикнула она. – Не тяни кота за одно место, Эдька!
– Но выкрал он их, когда убил ее!
Элеонора стояла у зеркала с бритвой. Глаза опухли от слез. Уголки губ провисли. Ее холеная кожа сделалась дряблой и серой, а волосы, плохо подстриженные и выкрашенные в гадкий черный цвет, превратились в воронье гнездо. Сейчас она от всего этого дерьма избавится. Она не может больше смотреть на себя в зеркало. Ей противно!
Боже, что она натворила?! Зачем все это затеяла?!
Кража денег… Так ли уж они были ей нужны, таким способом добытые? Она могла бы нормально развестись с Женькой, подать на раздел совместно нажитого имущества и законным путем завладеть деньгами. Жить в привычных условиях с привычным обликом, а не прятаться по углам, не трястись осиновым листом и не плакать с утра до ночи.
Элеонора провела левой рукой по шее. На ощупь кожа была гладкой и теплой. Тонкая жилка справа отчаянно билась, вздувшись под тонкой кожей синим шнурком. Видимо, у нее очень высокое давление. От горя, от слез.
А что, если полоснуть по ней бритвой? Истечь кровью в чужой квартире на кафельном полу. Воссоединиться с Сережей, которого больше нет.
Вспомнив о нем, Элеонора снова заплакала. Только потеряв его, она поняла, насколько он был ей дорог. Да, злил. Да, раздражал. Особенно в последнее время, когда сделался отстраненным, чужим. Она заподозрила его в измене, а у него что-то другое было на уме. Он что-то вынашивал, скрывал от нее. И за это поплатился жизнью.
Сто процентов Сережа затеял какую-то игру за ее спиной. И дело было в деньгах, которые они вместе выкрали со счетов ее мужа. В тот последний вечер, когда она принарядилась для него, спрятав изуродованные волосы под платком, он сначала собрался с ней расстаться, а потом неожиданно сделался предупредителен и нежен. Но когда в постели у них все закончилось, спросил:
– Нора, где деньги?
Он называл ее всякий раз по-разному: то Элей, то Норой. И никогда полным именем.
– Деньги в надежном месте, не переживай. – Она дотянулась до его шеи и поцеловала в родимое пятнышко. – Все под контролем.
– Под чьим контролем, Нора? – Он отодвинул ее голову обеими руками и встал с кровати. – После того как ты вывезла деньги из банка в чемодане, я их больше не видел.
– Как же не видел, милый? Ты забирал меня на машине после того, как я с частником доехала до условленного места.
– Я видел чемодан. Но не деньги.
– А твоя доля в сумке? – напомнила она.
– Это все не то!
Сергей тогда резко поднялся с кровати и голым зашагал по комнате. Она и не хотела им любоваться, да не выходило. Он был великолепен. Молодой, мускулистый, гибкий. От него за версту несло силой и надежностью. Поэтому она на него и поставила, когда решилась на дело.
– На дело, оказавшееся гиблым, – прошептала Элеонора, продолжая ощупывать кожу на шее.
Все погубило изменившееся отношение
