Терпеливо дождавшись окончания сцены, я кашлянула от двери, чтобы привлечь внимание успокаивающихся после перепалки супругов.
– Максим, можно вас на минутку, – я многозначительно указала глазами на коробку в моих руках.
– Что такое? – с тревогой в голосе спросил он, но я лишь кивнула, чтобы он вышел за мной из гостиной. – Иду. Лика, займись ею, – передал он ребенка супруге.
Вдвоем мы зависли над коробкой с мизинцем, и я не торопилась нарушить молчание, хотя вопросы вертелись на языке. Увидев посиневший сюрприз, Максим вздрогнул и дернул головой, но все же взял себя в руки и еще раз внимательно пригляделся к пальцу, точнее к кольцу, которое красовалось у места среза.
– Господи, – лицо его приняло пепельный оттенок, – это точно перстень Николая, – прошептал он. То ли от волнения, то ли от страха, то ли от испуга, что жена его услышит, голос его звучал очень тихо и сипло.
– Ааа, – раздалось в этот миг над нашими головами, мы обернулись и увидели оседающую на пол Лику, которую муж лишь в самый последний момент успел подхватить. На лице ее читались все признаки надвигающейся истерики, она перевела отрешенный взгляд с моего лица на Максима, потом посмотрела в сторону коробки, потом опять на нас, поднесла руку ко рту и тихо завыла.
– Лика, успокойся, – ласково заговорил с ней Максим, но от звука его голоса она только еще сильнее зарыдала. – Ну, пожалуйста, ну, девочка моя, ну успокойся, – продолжал он увещевать ее, беспомощно оглядываясь на меня. Лика не обращала на его слова внимания, она хмуро сдвинула брови, выставила вперед указательный палец, направив его в лицо Максима, и угрожающе засопела, собираясь накинуться на него с обвинениями.
– Это все твоя жадность! Все твоя клиника! Как ты смеешь?! Почему ты не заплатил сразу! И все бы давно закончилось! Они же убьют его! – Невзирая ни на его красноречивые взгляды в сторону гостиной, где оставалась Сонечка, ни на попытки сказать хоть слово в свое оправдание, Лика распалялась все больше, но слов уже разобрать было нельзя, только бессвязные выкрики сквозь рыдания.
– Хватит! – резко приказала я и залепила женщине звонкую пощечину. В комнате стало необыкновенно тихо, только Сонечка, шаркая по ковру, выползла из гостиной на звуки.
– Это его кольцо, – из глаз Лики снова брызнули слезы, но на этот раз она не кричала.
– Вы уверены? – уточнила я.
– Абсолютно, сами посмотрите, – Лика вырвалась из стискивающих ее плечи рук мужа, скрылась в гостиной и также быстро вернулась с пухлым фотоальбомом в руках. – Вот, – она стала нервно перелистывать страницы. – Это наш с братом альбом, – на ходу пояснила она.
Я подсела поближе и стала внимательно приглядываться, внутри возникло ощущение, что я без спроса смотрю в замочную скважину за чужой жизнью, но мне было не до приличий. Пока калейдоскоп из снимков мелькал у меня перед глазами, в голове стала зарождаться какая-то мысль, но я никак не могла сфокусироваться на ней, и лишь в душе нарастала тревога о чем-то важном, что я пропускаю.
– Вот, здесь! – Наконец, Лика остановилась и ткнула пальцем в довольно большой снимок, с которого на меня смотрел красивый мужчина около тридцати лет, с волосами цвета льна, насмешливо прищуренными серыми глазами и немного квадратной линией подбородка.
– Это Николай? – на всякий случай уточнила я, заранее догадываясь об ответе.
– Да, а вот это – кольцо, – грустно добавила Лика. Глаза ее опять наполнились слезами, она уже приготовилась разреветься, как вдруг раздался телефонный звонок. Платовы как по команде вздрогнули, а я, сделав им знак оставаться на местах, спокойно подключила определитель, на котором, увы, высветилось сообщение о невозможности назвать номер абонента, и подняла трубку. Не дождавшись моего «Алло», звонивший сразу же приступил к угрозам.
«Все сроки прошли, готовьте деньги! Положить их следует в ячейку триста пятнадцать в камере хранения на вокзале, код семнадцать тринадцать Б, иначе он умрет, а потом и девочка! И не стоит обращаться в милицию!» – угрожающе добавил звонивший и отключился.
Платовы все поняли по моему лицу. Лика сразу же устроила истерику, плавно перешедшую в очередной громогласный скандал. Я благоразумно забрала Сонечку, альбом с фотографиями и удалилась в детскую, но до нас все равно долетали отзвуки семейных разборок. Лика требовала немедленной выплаты выкупа, Максим пытался объяснить, что так быстро сумму не соберет, она все напирала, и вдруг среди ее визгов я впервые услышала правильную фразу, которой уже давно добивалась от хозяина дома.
– Надо обратиться в милицию, преступники зашли слишком далеко, этот палец…
– Не смей этого делать, они убьют Николая! Это все из-за тебя, почему ты сразу не отдал им эти проклятые деньги! – взорвалась Лика, не дав ему договорить. – Неужели ты не понимаешь, что все бы давно закончилось, стоило только сразу же выполнить все требования!
– Но клиника…
– У тебя вечно только клиника на уме, ты же ее одну любишь, тебе даже дочь не жалко, думаешь, нанял эту выскочку и все в ажуре, и можно денег не платить, а на моего брата тебе наплевать, – она зашлась неприятным смехом. – Хотя о чем я говорю, ты же не умеешь любить, ты не приучен, вас в детдоме растили по другим правилам. Бедная сиротиночка! – издевательским тоном добавила она.
Следом за этой фразой я уловила вполне закономерный звук очередной пощечины и даже не была удивлена этому, слишком далеко зашла Платова, пусть даже и потеряв контроль над собой в приступе страха и отчаяния.
– Да, сирота, – в полнейшей тишине голос Максима раздался необычно громко. – И я горжусь, что, выйдя из грязи, добился всего сам! Ты права, когда говоришь, что клиника – предмет моей страсти! Но не смей, слышишь, не смей! – Он сделал ударение на этом слове. – Никогда не смей вставать между мной и дочерью. Напомню тебе, что я имею точно такие же права на девочку, как и ты. Подумай об этом хорошенько, когда в следующий раз решишь мне выплюнуть очередную порцию упреков. – Он замолчал, Лика на этот раз не спешила лезть в разговор. Я поплотнее прикрыла дверь, оставшаяся часть беседы, если, конечно, она состоится, скорее всего будет иметь примирительный характер, а уж становиться свидетельницей этого мне точно не хотелось.
Я посадила Сонечку в манеж и раскрыла альбом с фотографиями. Следом за черно-белыми и редко цветными снимками миленькой девочки с большими бантиками на жидких хвостиках и косичках, стоящей рядом или сидящей на коленях у женщины, вероятно, матери, следовали фотографии школьной и более поздней поры. Снимков Николая было гораздо меньше, точнее несколько. Один – на типичном для доживающей свой век советской эпохи горшке. Второй – в школьной форме и парочка на фоне морского пейзажа. Я сразу поняла, что напрягло меня, когда Лика раскрыла альбом – в нем не было ни одного фото, где бы брат и сестра были вместе – и этот факт мне показался более чем странным.
Скандал внизу достаточно давно утих, вскоре Лика вошла в детскую, на ее лице слез уже не было.
– Он не станет обращаться в милицию, – с нотками триумфа в голосе обронила она так, словно я немедленно должна была возблагодарить ее за эту победу.
– Это очень плохо, – мрачно ответила я.
– Но ведь иначе они убьют Николая, – выпучила глаза Лика.
– Поймите, Лика, все преступники, когда требуют выкуп, ставят такое условие, угрожая жизнью заложника, но никогда без помощи милиции не удавалось освободить похищенного. Никогда! Время Джеймсов Бондов давно прошло или скорее никогда не наступало, в одиночку, без помощи закона, нельзя добиться положительного результата, – привычно вернулась я к своим увещеваниям, но по лицу Платовой было понятно, что моих доводов она не слышит. – А где гарантии, что они не убьют заложника после того, как получат деньги, ведь Николай может запомнить их лица и после заявить в милицию. – Решила зайти я с другой стороны.
– Они так не сделают, их же интересуют только клиника и деньги, – наивно хлопая ресницами, неожиданно вступилась за преступников Лика. Я подняла на нее удивленный взгляд, но она быстро добавила: – Иначе они бы нам не мизинец, – на этом слове она дрогнула, но взяла себя в руки и не расплакалась, – а всего его прислали, мертвого. – Она горько всхлипнула.
– Отрезанный мизинец говорит о том, что настроены они решительно! – устало привела я последний аргумент, понимая всю его бесполезность. – Ладно, в конце концов, это ваше право, поступайте, как знаете, только как бы потом не было поздно искать виноватого, – я шумно вздохнула, перевела взгляд на диван и, заметив альбом, спросила: – Лика, а нет ли у вас детских фото?
– Так они все здесь, – не поняла она.
– Я видела, но только те, где вы вместе с братом, что-то не нашла.
– Ах, это, – Лика поднялась с кресла, отошла к окну и, повернувшись ко мне спиной, проговорила: – Так у нас таких и не было никогда. Понимаете, – тщательно подбирая слова, словно ей было неприятно об этом говорить, произнесла она, – я совсем недавно узнала, что у меня есть брат. Даже не так, он сам меня нашел, у нас оказался общий отец, он бросил мою мать, когда мне не было и двух месяцев, потом уехал в Горький, то есть Нижний Новгород, там женился и родился Николай.
