– Да твою машину вскрыть – ни большого опыта, ни большого ума не надо. Парочка движений обыкновенной булавки, и кати, куда душа просит. Ты своей подруге скажи, пусть либо замки меняет, либо сигнализацию ставит. Автомобиль новый, не корыто какое-нибудь. Не стоит искушать судьбу, а то потом приходят к нам такие вот умники и плачутся: «У меня машину украли. Помогите. Не дайте восторжествовать несправедливости». Или того хуже. Прискачут в дежурку и давай орать: «Это беспредел. Мой автомобиль десять минут, как свистнули, а вы до сих пор угонщиков не поймали! Да я вас сгною. Я самому президенту напишу. Больше вам здесь не работать!» Как будто возможность служить в органах – предел мечтаний каждого гражданина, – Михеич нес всякий вздор, пока лифт вез нас на восьмой этаж. – Ну, вот. Прибыли. Здесь я и живу. За беспорядок даже извиняться не буду. Холостяку положено в бардаке жить.
Отперев дверь, он пропустил меня вперед, сам вошел следом.
– Проходи на кухню. Я по твоей милости без обеда остался, так что будем компенсировать, – заявил он, снимая ботинки и нащупывая ногами домашние тапочки.
На кухне у Михеича было уютно и светло. Никакого бардака, которым он пугал меня в лифте, там не было. Хозяин включил чайник и принялся доставать из холодильника всевозможные мисочки, кастрюльки и тазики.
– У тебя в желудок-то все это поместится? – опасливо глядя на его приготовления, спросила я.
– За мой желудок можешь не переживать. Знаешь поговорку про большой нос? Для семерых рос, а достался одному. Вот у меня тоже самое, только с желудком, – заявил Михеич, расставляя разносолы на столе.
– Отчего же ты до сих пор фигурой на колобка не похож? – пошутила я.
– Обмен веществ хороший, – похвастался он. – Ну, милости прошу к столу. За обедом все и обсудим.
– Кто та милая женщина, которая готовит тебе подобные лакомства? – спросила я, удивленно рассматривая выставленные на столе блюда.
Чего тут только не было. Блинчики с мясом, сырные шарики, салат из морепродуктов, курица, запеченная в фольге. Основное блюдо тоже не подкачало. Полная кастрюля голубцов, подогретых в микроволновой печи. Запах от них шел одуряющий. Каких-то пряностей и восточных специй.
– Откуда в холостяцкой берлоге женщине взяться? А искусный повар-кулинар перед вами. Михеев Алексей Михайлович. Прошу любить и жаловать, – Михеич шутливо склонился в поклоне.
– Сам? Ты все это приготовил сам? Не поверю ни за что! Да у тебя и времени бы не хватило. Вы же, опера, днюете и ночуете на своей работе. Когда вам еще и кулинарией заниматься? – с сомнением в голосе произнесла я.
– По ночам, радость моя, по ночам, – засмущался он. – Ну, хватит попусту воздух сотрясать. Садись есть. А я тебя по поводу кафе просвещать буду.
Михеич наполнил сначала мою тарелку, потом положил себе и начал выдавать информацию в промежутках между заглатыванием пищи.
– Список совершенных преступлений я для тебя добыл. Пришлось, правда, подмазать кое-кого, но это дело десятое. Сразу скажу, списочек тебе достанется длиннющий. Ума не приложу, как ты собираешься одна проверить все сводки? Ладно, это дело не мое. Вот, держи. Можешь не благодарить. Чует мое сердце, затея эта тебе боком выйдет. – Михеич протянул мне плотную стопку офисной бумаги.
– А что за спектакль ты в кафе устроил? От кого мы так быстро убегали, да еще и с конспирацией? – принимая бумаги, поинтересовалась я.
– Этот пункт тоже требует особого внимания. Знаешь, кто сидел в кафе прямо за твоей спиной? Вижу, что не знаешь. А сидел там главный прихвостень Гвоздкова, Паша Лютый. – Михеич оценил выражение моего лица и понял, что имя это мне ни о чем не говорит. – Да, напрасно ты собралась с Гвоздковым бодаться, раз даже с самым ближайшим его окружением не удосужилась познакомиться. Рано тебе на большую сцену, мадам Иванова. Сидела бы ты в своем Мячкове, а лучше в родной город ехала.
– Вместо того, чтобы зубоскалить, поделись с ближним информацией о Паше Лютом. Чем он так страшен, что тебе пришлось чуть ли не бегом из кафе удирать, а потом еще пол в машине костюмчиком обтирать, только бы ему на глаза не попасться? – спросила я.
– Ладно, слушай. Паша у Гвоздкова что-то вроде цепного пса. Если где жареным запахнет, он тут как тут. Я, когда списочек для тебя готовил, случайно разговор его коллег услышал. Они обсуждали перспективы дела твоей Ярцевой. Короче, они уверены, что в понедельник она признание чистосердечное подпишет. Там у Гвоздкова, говорят, полная доказуха. И оружие у следователя, и отпечатки пальцев Ярцевой на нем имеются, и пулю уже из трупа извлекли и на экспертизу отправили. Но суть не в этом. Парни обмолвились, что Гвоздков Паше снова какое-то суперсекретное задание дал. Вроде как за бабой какой-то проследить. Я как в кафе его увидел, меня чуть удар не хватил. Я почему-то решил, что Паша Лютый по твою душу в кафе заявился. Ну, думаю, хана нам. Если Паша заподозрит, что мы с тобой общались, то не успокоится до тех пор, пока не узнает, с какой целью ты со мной связывалась. А когда узнает, что я тебе сводки по происшествиям передал, а он непременно это выяснит, то неприятности обеспечены и тебе, и мне. Вот я и выскочил из кафе, как ошпаренный. Мне кажется, что Паша меня не успел срисовать. А вот насчет тебя такой уверенности у меня нет. Как думаешь, Паша за тобой следил? – задал вопрос Михеич.
– С какой стати ему меня пасти? – удивилась я. – По-моему, Гвоздкову до меня вообще никакого дела нет. Он меня даже на допрос не вызывал.
– О, не скажи. Гвоздков хитрый лис. Со стороны может показаться, что он тобой нисколько не заинтересовался, но на самом деле он тебя не просто запомнил. Он тебя просканировал, собрал полное досье и поставил на контроль все твои действия, поступки и слова. А может, и родню твою до десятого колена пробил на предмет неблагонадежности. Вот вспомни, ты ему говорила, чем по жизни занимаешься? – спросил опер.
– Естественно. Вероника, это соседка Ярцевой, с которой я в Мячково приехала, еще в самом начале визита Гвоздкова сообщила о том, что я частный детектив, – ответила я.
– Ну, вот. Конкурент, значит. А конкурент – это угроза планам Гвоздкова. А ты наверняка еще и пригрозить успела, что будешь копать, пока свою Ярцеву не спасешь, так? – предположил Михеич.
– Было дело, – пришлось признаться мне. – А что оставалось делать? Он нарушил все правила проведения предварительного следствия. Вопреки здравому смыслу и имеющимся фактам арестовал пожилую женщину, а я должна была сделать вид, что ничего необычного не происходит? И потом, кто ж мог предположить, что ваш Гвоздков на всю голову больной? В удостоверении эту информацию не прописывают. Впрочем, он и удостоверения никакого не предъявлял.
– Эх, жалко, что я так быстро из кафе смылся. Надо было выяснить, по чью душу Паша приходил. Ладно, после туда наведаюсь, с кассиршей позубоскалю, и все, что надо, узнаю. Ты что делать собираешься? – спросил Михеич.
– Списки изучать, – ответила я.
– Помощь нужна?
– Пока не знаю. Для начала неплохо было бы самой во всем разобраться, а уж потом других впутывать. Что ж, спасибо. Пойду я, пожалуй.
Я вышла из-за стола и пошла к выходу. Михеич остановил меня.
– Если хочешь, можешь остаться. Полагаю, после изучения списков тебе потребуется в Москву ехать? Так чего туда-сюда мотаться? Только время напрасно тратить. Оставайся, изучай свои списки, а как с маршрутом определишься, так сразу отсюда и поедешь. Идет? А я обратно в отдел. Работа ждет.
– Неловко как-то. Ты уйдешь, а я одна в чужом доме останусь, – замялась я, хотя его предложение было как нельзя кстати.
– Да чего тут неудобного? Оставайся. Спокойно все обдумаешь, списки изучишь. А я вечером приду, обсудим, как действовать дальше. Глядишь, дельным советом помогу. Я все-таки местный, много кого знаю. Сама же понимаешь, что без помощи тебе не обойтись, – настаивал Михеич.
– А вдруг к тебе кто-то придет? А тут я, – сделала я последнюю попытку отказаться.
– Никто ко мне не придет. А если и придет, так ты дверь не открывай, и все. Короче, решено. Я на работу, а ты здесь хозяйничай. Мое дежурство в восемь заканчивается, я попробую за это время разузнать о планах Гвоздкова. Такого рода информация будет не лишней, согласна?
– Если честно, то здесь мне будет гораздо удобнее, чем в машине или в каком-нибудь кафе, – сдалась я.
– А вот это правильное решение. Не провожай, дверь сам закрою. Удачи.
Михеич вышел в коридор. Дверь хлопнула. Я осталась одна. Не мешкая, разложила на столе сводки, добытые Михеичем, и принялась сортировать записи. Провозилась часа четыре. Сначала отсеяла все дела, в которых не фигурировало огнестрельное оружие. Затем отложила в сторону информацию о правонарушениях, в которых подозреваемых было больше, чем двое. Затем удалила из списков всех, чей возраст не дотягивал до тридцати. Мои «простынные воры» были ребятами солидными. Тому, что умер в бане у Аделаиды Семеновны, было не меньше сорока пяти. Тот, что сбежал через кусты Форсайтии, тоже давно забыл о своей юности. Значит, преступления, совершенные малолетками, меня не интересовали. Осталось с десяток правонарушений, в которых упоминалось о том, что при попытке задержать преступников была открыта стрельба. В семи случаях в отчете говорилось, что один из преступников, возможно, ранен. Вот их-то я и стала изучать во всех деталях и подробностях.
