Мика Перчиков говорил быстро и невнятно, словно жевал кашу:
– Что с нами будет? Что будет? Нас же всех обвинят в ее исчезновении! А может, и в чем-нибудь похуже!
– Успокойся, Мика, – оборвал его резкий голос Клары Тишлер. – Перестань впадать в панику!
– И все же, куда она могла деться? – спросил Горелов. – Может, ей захотелось вплавь добраться до берега? Отсюда, в принципе, недалеко…
– В вечернем костюме? – я узнала мягкий голос Кристины. – Валерия, конечно, дама экстравагантная, но не до такой же степени!..
– Мне бы хотелось узнать, скоро ли прибудет полиция? – спросил Суперфин.
– Я уже вызвал, – быстро ответил Тишлер. – Они должны быть тут с минуты на минуту.
– Ну, как по-твоему, – задышал мне в ухо Сергей, о котором я совершенно позабыла, – кто из этих трепачей скинул тебя за борт?
– Не знаю… Все такие обеспокоенные. Полицию вызвали.
– Полиция – это хорошо. Сейчас они приедут на мотоциклетах и сразу во всем разберутся, – серьезно ответил мне мой спутник.
– Прекрати! У меня голова кругом идет, а тут ты со своими шуточками!
– Кто здесь? – голос Клары Тишлер раздался у самой двери.
Мое инкогнито должно было быть вот-вот нарушено. Привыкнув брать инициативу в свои руки, я рывком распахнула дверь и вошла в ярко освещенную каюту.
Зрелище было, как на картине Репина «Не ждали». Жаль только, что электрический свет так резанул меня по глазам, что я непроизвольно зажмурилась и не смогла отметить первую реакцию сидящих за столом.
– Где ты пряталась? – подалась мне навстречу Клара. – Мы тут с ума сходим, а она на яхте в прятки играет!
Отстранившись от нее, я сухо ответила:
– Простите, госпожа Тишлер, но, говоря со мной на русском языке, постарайтесь обращаться ко мне на «вы». Это иврит позволяет себе панибратство.
– Она еще лекции тут нам будет читать! – удивился Горелов.
– Подожди, Леня, – оборвал его Беньямин. – Пусть Валерия расскажет, где она была все это время. Нам нужно подготовиться к вопросам полиции.
За моей спиной открылась дверь, и один из матросов сказал, обращаясь к Тишлеру:
– Извините, господин Тишлер, мы обыскали все углы, никого нет.
– Спасибо, не надо… Можете идти. Это недоразумение.
– Ничего себе недоразумение! – вскипела я, хотя хотела держать себя в рамках. – Меня бьют по голове, выбрасывают за борт, а потом называют все это невинным словом «недоразумение»!
Мика Перчиков вскочил с места:
– Я говорил! Я знал! Я предчувствовал!
– Сядь, Мика, – снова рявкнула на него Клара, а Леон потянул его за полу куртки.
– Валерия, дорогая, – спокойным голосом произнес Суперфин, – если ты уверяешь, что тебя выбросили в море, то как ты оказалась снова на яхте?
– И вы мне не верите? – я была поражена. От кого, но от без пяти минут мужа Элеоноры я такого не ожидала. Он же должен был мне верить, несмотря ни на что! – Меня подобрал Сергей.
– Какой Сергей? – вопрос раздался одновременно с нескольких сторон.
– Когда я очутилась в воде, он меня подобрал. Он был на лодке. Потом он забросил кошку с лестницей на яхту, и мы с ним поднялись, – я вытерла рукой мокрый лоб. – Да что я вам рассказываю, он все сейчас подтвердит.
Выскочив за дверь, я осмотрелась: Сергея нигде не было видно. Нехорошее предчувствие охватило меня. Бросившись к левому борту, я схватилась за перила и перегнулась через них. Лестница исчезла…
– Держите ее! – истерически завизжала Кристина. – Она сейчас снова спрыгнет!
Тут же рядом со мной оказались матросы и вежливо, но крепко взяли под локотки.
– Оставьте меня! Я не какая-нибудь самоубийца! Мне тоже нужно дождаться полиции, – я пыталась освободиться от крепких объятий матросов, но они отпустили меня только тогда, когда ввели в каюту и усадили за стол.
Мы были совсем уже близко от берега и причала с ощетинившимися яхтами. Матросы принялись резво готовиться к швартовке, а вся наша компания сидела за столом, и в каюте висела гнетущая тишина.
На причале нас уже ждали. Две темно-синие машины с надписью «Police» были припаркованы у самой кромки воды, а полицейские стояли возле них. Один из полицейских подошел к Тишлеру и, представившись, спросил:
– Это вы вызывали полицию?
– Да, я, но произошло недоразумение…
– Какое недоразумение?
Тут вмешалась Клара Тишлер:
– Мы совершали прогулку на яхте, и нам показалось, что одна из наших гостей пропала.
– Как пропала? – нахмурился полицейский.
– Ну, она не пропала, просто гуляла по яхте и не отзывалась на наши крики, а мы подумали, что она упала за борт. Поэтому мы и вызвали полицию. Вот и все.
Все наперебой принялись говорить нечто похожее. Только мы с Суперфином молча стояли сзади.
– Мне бы хотелось взглянуть на даму, которая «пропала», – сказал полицейский.
Небольшая горластая толпа расступилась, и я оказалась перед взором блюстителя закона.
– Как ваша фамилия? – строго спросил он.
– Валерия Вишневская.
– Госпожа Вишневская, вы подтверждаете то, что здесь было сказано?
Все разом умолкли. Испытующе посмотрев на моих недавних попутчиков, я кивнула:
– Подтверждаю. Это была глупость с моей стороны.
– И где же вы были, когда вас звали?
– В туалете на нижней палубе. Меня тошнило, и я все время блевала. Поэтому и не смогла ответить. У меня морская болезнь.
– А почему вы босиком? Где ваши туфли?
– Упали в море. Я их сняла, чтобы легче было ходить по палубе, и держала в руке. Тут яхту качнуло, они упали вниз, а я побежала в туалет.
– Понятно, – кивнул полицейский. – Ну что ж, инцидент исчерпан. Всего хорошего, господа.
Как только полицейские машины отъехали от причала, вокруг меня образовалась пустота. Никто не поблагодарил меня за вранье, все отводили глаза и сторонились меня, как прокаженной. Только Суперфин взял меня под руку и, махнув рукой, позвал такси.
– Отвезу вас домой, Валерия.
Сил отнекиваться у меня не было. Мне было уже наплевать на то, что, может быть, это он сбросил меня с яхты. Я села на заднее сиденье, он вперед, и через десять минут я уже была дома.
Сняв с себя волглые тряпки, бывшие пару часов назад выходным костюмом, я рухнула в постель и забылась тяжелым сном. Мне снилась темная вода, шершавая лестница, по которой мне пришлось лезть высоко-высоко. Вода прибывала, а лестница не кончалась…
* * *
Наконец-то, я выбрала время отнести Лине ее блокнот. Решив, что не буду благими намерениями мостить дорогу в ад, я собралась и поехала в тихий городок, позади северного Тель-Авива.
Улица петляла, надеясь заморочить меня окончательно, стояла сильная жара, воздух звенел от стрекотания кузнечиков и вибрации машинок для стрижки газонов, и вокруг сладко пахло свежесрезанной травой.
Лина только что проснулась. Открывая дверь, она округлила глаза и спросила:
– Это ты? Заходи… А который час?
– Уже десять, дорогая. А ты все еще спишь?
– Ага, – кивнула она и зевнула. – Еще бы не спать, когда тебе по телефону стихи читают до пяти утра.
– И кто же это такой неуемный? Не дал девушке поспать?
Лина назвала фамилию одного известного барда, приехавшего к нам на гастроли, и пошла варить кофе.
То, что пышный рой поклонников окружает мою приятельницу, я не сомневалась, так как за право интервьюироваться у нее сражались не только барды, но и члены кнессета, кинозвезды и прочие миллионеры.
– Бедный бард, – посочувствовала я незнакомцу, – попался в сети к жестокой обольстительнице.
– Да ну тебя, Валерия. Садись, я тебе кофе налью.
– Не, мне чаю, – возразила я. – И побольше – жара на улице.
Вытащив из сумки потрепанный блокнот, я протянула его Лине.
– Здорово! – обрадовалась она. – А я-то думала, где я его посеяла?
В ее руке оказалась длинная изящная трубка, которую Лина набила табаком из пестрого пакета и затянулась. Клубы ароматного дыма поползли по кухне.
– Я тебя не узнаю! – удивилась я. – А где твои пахитоски?
– Так стильно, – ответила она и выпустила еще дыма.
Отпив немного кофе, Лина вяло полистала блокнот и отложила его в сторону.
– Все не то, Лера, не то…
– Что именно?
– Начальство давит, требует статью о Вольфе. А что я там напишу? Кто его убил? Тебе известно? Вот и мне нет. А писать «знайте, каким он парнем был» мне неохота. Я вот лучше с Виктюком покалякаю – он опять здесь со своими «Служанками».
– Конечно, заезжих варягов интервьюировать веселее…
– Кстати, о Виктюке… Ты видела мой альбом? Этапы большого пути?
– Нет, покажи…
И я тихо вздохнула в уголке, надеясь, что пронесет и альбом окажется не таким огромным. Мне надо было бежать, а тут предстояло выслушивать: «А это мне двенадцать лет», «А тут весь наш класс на выпускном вечере»…
