стоп машина. В доме девять же нет магазина?
— Я не знаю, зашли в средний подъезд, он на втором этаже двери квартир, что на дорогу выходят пощупал, замки посмотрел и сказал, что надо ехать дальше, он все увидел. Мы вышли на улицу и поехали на Нерчинскую.
— Понятно, что ничего не понятно. — с умным видом пробубнил сержант и вышел вон, оставив меня наедине с моей болью.
Громов
Пистолет дежурный выдал без звука. Попросил бы автомат, дали бы и автомат, только притащи злодея, а иначе, через пару часов здесь будет не протолкнуться от проверяющих и достанется всем.
Дом девять по улице Путейцев был расположен не в самом лучшем месте, да и бежать туда на своих двоих было долго, поэтому я побежал на Студеную, где в кустах, прятался мой «кадиллак», и, заведя его, потарахтел к своему дому. Демон был весьма рад неурочному возвращению хозяина. Подняв ногу у парочки столбов, пес с огромным удовольствием разместился на резиновом коврике у переднего пассажирского сиденья «Запорожца», и высунув морду в приоткрытую форточку, отправился в поиск. Машину я запарковал метрах в ста от нужного мне адреса, оставив полуопущенными стекла дверей, надеясь, что местная шелупонь к моей машине подойти побоится. Двери на втором этаже среднего подъезда дома девять по улице Путейцев, что в пятидесятых годах методом народной стройки возвели для себя железнодорожники из того, что плохо лежало, были оббиты солидным черным дерматином, с золотистыми гвоздиками под фигурными шляпками. Дверь одной квартиры замыкали два блестящих замка одного типа, вторая была скромнее, замок был один, но похоже, кустарный, выполненный на заказ. Замки не имели повреждений или характерных царапин, геометрия дверей и дверных коробок была не нарушена, новых элементов я не видел. Черный кожзам был цел, ни лишних дырок, ни порезов, на его солидной, блестящей поверхности, я не наблюдал. Вот только на двери с нестандартным замком, из-под шнура, что шел по периметру, выглядывала еле заметная белая черточка. Я достал шариковую ручку — главное оружие опера, и сунув кончик стержня под шнур, осторожно потянул неизвестный предмет. Под узорным украшением притаилась банальная крошечная записка, в которой некто убористым, но разборчивым почерком уведомлял адресата, что он свинтил и просит забрать его у звонаря на колесах. Ну, кто свинтил — вопросов не было, гражданин Глазырин, убаюкав оперативников, как сладкоголосая сирена, будущими раскрытиями, сунул записку под кожзам. Вопрос стоял только в одном — кто такой звонарь? У меня было два варианта дальнейших действий. Первый — засесть здесь, чтобы проследить за получателем писульки в его дороге до звонаря — отметался сразу. В этих, малоэтажных домах, где все друг друга знали, сесть в засаду было абсолютно не реально. Через десять минут вся округа будет в курсе, что кого-то выпасают «мусора». Да и хозяина квартиры я не знал в лицо, поэтому изображать собаковода, который решил выгулять свою собаку в окрестностях тоже не стоило. Оставалось только забрать записку и ехать в то место в городе, где обитают настоящие звонари.
К началу перестройки в Городе оставался только один действующий храм. В прошлом году, выгнав архив документальных фильмов местной киностудии, слуги Господа вернули себе второй, главный, темно-красного кирпича, с которого, по моему мнению, и начинался Город. Поэтому, с прошлого года, количество звонарей в Городе резко выросло. Поэтому, не теряя время, я поехал к сторону ближайшего храма, что стоял бок о бок с Колизеем. В этой жизни здесь я был один раз, на прошлое Крещение, участвуя в эпической битве, где православные, имеющие право на обслуживание без очереди в предприятиях советской торговли, с удостоверениями и металлическими бидонами наперерез, бились с просто православными, за возможность пробиться первыми к водосвятным ваннам, потому что только первая вода в них настоящая. В той свалке меня промочили от тулупа до сапог, заехали в ухо какой-то металлической посудой, и пару раз обматерили. Больше мне в этом Храме бывать не приходилось. Я прошел мимо стаи нищих, что выставив свои костыли и гнойные конечности, протягивали руки за милостыней, корча жалостливые, опухшие с перепою, рожи, поправил пистолет, всунутый за ремень, перекрестился на святые ворота, надеясь, что Бог простит вторжение в его дом с оружием, и шагнул за ворота. В будке охраны, мимо которой я прошагал, мелькнуло знакомое лицо. Я стараясь не сбиться с шага и не смотреть в ту сторону, дошел до и нырнул в тьму собора, откуда доносились негромкие голоса и запах ладана. Через пару минут я прошел обратно, и быстро, почти бегом, двинулся в сторону машины, где уже радостно повизгивал углядевший меня издалека Демон.
Я был уверен, что в будке охранника я видел Глазырина, чью фотографию я хорошо изучил. Рядом с ним торчала еще одна голова, похожая с головой моего фигуранта, как двоюродные братья. Брать матерого сидельца, которого возможно, поддержит такой-же бродяга, временно подвизавшийся в святом месте, в одиночку — этот подвиг не для меня. Это пусть Кадет с Студентом пытаются, а мне не надо. Что у этих серьезных ребят для меня припрятано, проверять не хотелось. Лезвие «Нива», спрятанная за щекой, или цыганская игла в рукаве, фантазия блатных богата, а я не «цирик» из следственного изолятора, чтобы все их прихватки знать. Поэтому я выбрал помощь четвероного друга, который уже стал радостно метаться по салону микролитражки, заметив хозяина издалека.
Через пять минут.
Формально на территорию храма с животным я зашел — дверь в будку была в метре от ворот, но не обращая внимание на злобное шипение «святых» стариц, я пнул в дверь помещения охраны, держа пса на коротком поводке. Гражданин Глазырин успел переодеться, без содрогания сменив свой импортный прикид на скромные брюки и ветровку от фабрики «Пятьдесят лет ВЛКСМ».
— Приветствую, Андрей Георгиевич — я придержал сунувшегося в помещение любопытного кобеля: — Исповедаться, причаститься успели?
— Над святым смеешься, мент?
— Не смеюсь, интересуюсь.
— Успел.
— Вот и хорошо. — Я кинул на топчан, глухо звякнувшие, вороненные наручники: — Надевайте и пойдем.
Второй мужик, худой, жилистый, морщинистый, прямо копия Глазырина, медленно стал приподниматься, сунув руку под подушку.
— Пса отпущу! — я толкнул коленом Демона, и он низко зарычал, мрачно уставившись на беспокойного обитателя сторожки.
— Леша, не надо — Глазырин вздохнул и потянул к себе браслеты.
— Спросить хочу — почему звонарь?
— Сука, но откуда? — Андрей Георгиевич хотел со злости сплюнуть, но воздержался и мрачно защелкнул стальное кольцо на запястье.
