давно пора собрать все славянские народы под одно крыло.
Дипломат выразительно посмотрел на портрет императора. Потом кивнул адъютанту и тот начал разливать чай в маленькие стаканчики необычной формы — стянутые посредине, словно барышня в корсете.
— Но речь-то о другом. Когда турки на Балканах кровь льют, это как бы дело внешнее, тут мы зубами скрипнем, но укусить не сможем. А вот когда в Москве, почитай в самом центре, ребенка крадут — вот тут мы реагировать можем и должны! Ни один мирный договор такого не дозволяет. Шпиона надо поймать, как обычного хитровского лиходея и бросить за решетку. Платон, голубчик, насколько мы приблизились к этой цели?
Кавалергард коротко доложил об утреннем посещении рынка и выявлении подозреваемого. Дипломат согласно кивал, прихлебывая горячий чай из стаканчика. Митя попытался было перенять его манеру, но только обжег пальцы и язык. Мармеладов же к угощению не притронулся, он сидел, положив руки на трость, а сверху пристроив подбородок.
— Большинство турецко подданных в России находится под нашим контролем. Мы их… Как это говорится? Мене, текел, упарсин, — Игнатьев прикусил маленькое рассыпчатое пирожное с блюдца. — Пересчитали, одним словом. Однако есть такие, кто глубоко спрятан до поры, а потом вылезает и вредит.
— Как Мехмет-бей? — Митя, отчаявшийся напиться чаю, отставил подальше стаканчик и заинтересовался разговором.
— Вы правы, этот похититель никогда прежде не состоял у нас на учете. Большое упущение, — Игнатьев стряхнул с усов крошки от печенья и потянулся за новым. — Недоработочка, да-с. Но бывают еще и похуже, натуральные оборотни.
— Оборотни?
— Они самые, — поморщился дипломат. — Живет себе дворянин, безупречно служит на благо государя и всея Руси. И вдруг оборачивается против родной державы и начинает выдавать неприятелю секретные сведения.
— Да с чего же такое происходит? — изумился почтмейстер.
Мармеладов, до того молчавший, поднял голову и включился в разговор:
— Все дело в деньгах, разумеется.
— Однозначно, — Игнатьев снова включил глаза-буравчики и внимательно разглядывал сыщика. — Родион Романович, будь вы турецким… Или любым другим шпионом, кого бы завербовали?
— В первую очередь сластолюбцев и игроков. Среди дворян и высших чинов многие волочатся за прекрасными куртизанками, что требует больших денег. Еще больше тех, кто делает ставки за карточным столом либо на скачках. Оба пути приводят к одному результату: люди вскоре оказываются в долгах по самую маковку. Будь я шпионом, нашел бы адмирала в затруднительном положении, скупил его векселя…
— В самый корень зрите! — обрадовался Игнатьев. — Мне, господин Мармеладов, рекомендовали вас как прозорливого и здравомыслящего человека. Рад в этом убедиться. И с адресом угадали. В этом году уже двух оборотней обезвредили и как раз в Адмиралтействе. Но остался кто-то в самом высшем свете. Через него много штабных тайн утекает к султану. Дознаться кто именно пока не можем, однако будучи в Константинополе, выведал я что негодяя этого турки величают Беяз айы. Белый медведь, значит. Вот бы кого поймать…
— И выпотрошить негодяя! — снова грянул Ершов.
Игнатьев сверкнул глазами и адъютант сразу съежился: такие неловкие моменты возникают, когда плохо воспитанный ребенок врывается в беседу взрослых, хотя его об этом не просили. Впрочем, дипломат тут же сменил гнев на милость.
— Опять прав юноша, не зря говорят, что устами младенца…
Кавалергард залился краской и отвернулся, чтобы скрыть досаду.
«Тонко поддел! Вроде бы булавочный укол, да ведь больно», — подумал Митя с определенным злорадством. Молодой выскочка ему по-прежнему не нравился.
Игнатьев же продолжил, вернув лицу дружелюбное выражение.
— Медведь этот полгода назад обратился к турецкой разведке с просьбой прислать ему на подмогу опытного агента, который мог бы действовать в Москве. Сам-то оборотень присматривать за двумя городами не сумеет. Мы ему в Петербурге хлопот изрядно доставляем, постоянно меняем пароли и шифры, рассылаем фальшивые депеши — поди уследи за всем. Турки расстарались, прислали к нам своего лучшего шпиона по прозвищу Чылгын кюрт, что значит…
— Бешеный Волк, — докончил фразу Мармеладов.
— Вы изучали турецкий язык? — дипломат постарался не выдать своего удивления, и у него это получилось, помогла многолетняя практика ведения переговоров. А вот Митя и Платон выпучили глаза.
— Нет, Николай Павлович, но об этом шпионе я наслышан, — сыщик снова опустил голову на трость и даже прикрыл глаза, выуживая из памяти подробности. — Минувшей зимой в Париже довелось приятно общаться с писателем, г-ном Кемалем. Десять лет назад он собрал группу заговорщиков против султана, но их раскрыли. Многих казнили, ему же удалось скрыться во Франции.
— Как же, как же. Тайное общество «Новые османцы». Мне знакома эта история, — подтвердил Игнатьев. — Но причем здесь Чылгын кюрт?
— Сейчас как раз подхожу к этому, — Мармеладов понял, что сведения крайне важны, раз дипломат такого высокого уровня нетерпеливо постукивает пальцами по пустому стаканчику. — В тайное общество внедрили агента-провокатора, как раз Чылгын кюрта. Ему не доверяли, однако же и не прогоняли. Бешеный волк продолжал посещать собрания и был в курсе всех планов заговорщиков, а впоследствии отправил «Новых османцев» на эшафот. Лишь некоторым удалось сбежать во Францию. Г-н Кемаль описывает провокатора с излишней патетикой, к которой склонны все писатели: будто бы этот проклятый старик впивался в его разум холодными пальцами, выворачивал наизнанку и через это узнавал самые сокровенные тайны… Предполагаю, что речь шла о гипнозе.
— Но ведь и торговец с рынка, Мехмет-бей, — Митя сумел первым из присутствующих сложить озвученные факты, — тоже действует гипнозом!
Мармеладов кивнул.
— Похититель дочери обер-полицмейстера и есть тот самый Бешеный Волк.
— Родион Романович, мы не должны упустить его! — с невиданной доселе страстью в голосе заговорил Игнатьев. — Поймаем мерзавца, а там, глядишь, и берлогу медведя-оборотня через него обнаружим.
— Поймаем, безусловно поймаем! Я приставил лучших филеров, чтобы следить за шпионом, — горделиво отрапортовал Ершов, упустив при этом сообщить, что идею ему подсказал Мармеладов.
— Ну, дай-то Бог…
В дверь кабинета постучали, потом просунулась голова давешнего красноносого господина из холла.
— Николай Павлович, тут жандарм в штатском. Говорит к Ершову с докладом.
— Приглашайте! Немедленно!
Вошедшему было на вид лет тридцать. Точнее сказать сложно: внешность у него была неприметная, хотя в работе наблюдателя это скорее помогало. Отчет предоставил подробный, говорил сухо и по делу. Торговец специями полчаса бродил по улицам вроде бы без всякой цели, затем свернул на Кузнецкий
