мост и вошел в трактир без вывески. Там он встречался с неким господином — долговязым, прилично одетым. О чем говорили, услышать не удалось, поскольку Мехмет-бей нарочно выбрал стол, к которому трудно приблизиться незаметно. Пару слов удалось разобрать, лишь когда они прощались у дверей трактира. Турок сказал: «Если все произойдет, как вы сказали, то ждите завтра вечером». Второй уточнил: «В целости и сохранности?» Торговец кивнул. Далее разошлись в разные стороны. Филер отправился за долговязым, а его напарник — за Мехмет-беем. Неизвестный прошел до Столешникова переулка и вошел в дом…
— Обер-полицмейстера, — в голосе Мармеладов не было вопросительной интонации, он утверждал очевидное.
Тайный агент кивнул, не выказывая эмоций, или его удивление было настолько же серым и неприметным, как и весь внешний вид.
— Это все? — уточнил Игнатьев. Дождавшись ответного «Так-точно-с», кивнул адъютанту. — Платон, голубчик, проводи и выдай сколько там положено за труды.
Как только дверь закрылась, дипломат встал с кресла и подошел к сыщику.
— Ну и что же все это, по-вашему, значит?
Мармеладов тоже встал, опираясь на трость. Глаза их оказались на одном уровне.
— Все сходится, Николай Павлович. Чылгын кюрт отправил второе письмо г-ну Арапову, скорее всего, сегодня утром. Безутешный отец поспешил на встречу с похитителем дочери, чтобы уплатить установленную цену. В нашем случае, думаю, речь не идет о деньгах. Обер-полицмейстер расплатился ценными сведениями, интересующими турка. Взамен тот пообещал вернуть похищенную Анастасию завтра вечером. Видимо, ему нужно время, чтобы передать донесение по шпионским каналам — или как у вас это называется? — в Константинополь или, допустим, Белому медведю в Петербург. Либо старик хочет проверить информацию и убедиться, что его не обманули… Но я так понимаю, вопрос в другом: почему г-н Арапов сразу не обратился к вам?
— Конечно! — Игнатьев не злился, скорее был чрезвычайно обеспокоен. — Первое письмо от похитителя г-н Арапов передал мне сам, поскольку мы как раз встречались по… Одному важному делу. Теперь же скрыл свою встречу со шпионом. Как же так?
Мармеладов пожал плечами.
— У меня нет детей, потому судить о мотивах отца я могу только в теории. Но смею предположить, что г-н Арапов вчера узнал об отравлении пяти свидетелей по данному делу. Скорее всего от волнения за дочку он не сомкнул глаз целую ночь. А когда утром получил письмо от злодея, супруга смогла легко убедить обер-полицмейстера, что жизнь Анастасии важнее любых государственных интересов… Так что меня совсем не удивляет его молчание.
Игнатьев горестно повесил голову и минуты две молчал. В кабинете стало так тихо, что Митя начал различать тиканье ходиков на стене и осторожные шаги в коридоре.
— Вы правы, — проговорил дипломат. — Я без промедления отправлюсь к г-ну Арапову и заставлю его открыться. Пусть расскажет, какие именно сведения он сообщил Чылгын кюрту, а потом уже сообразим, что нам делать. Может быть, все еще можно исправить.
— Вряд ли вы преуспеете, Николай Павлович, — сыщик поднял правую руку, словно давая клятву. — Г-н Арапов будет все отрицать. Если он ради дочери отважился на измену, то уж дать вам ложное свидетельство и вовсе не постесняется.
Шаги за дверью, к которым прислушивался Митя, стали вдруг быстрыми и громкими, словно кто-то бежал по коридору. Причем бежали, судя по неровности топота, как минимум двое.
— К тому же второй наблюдатель еще не явился, — продолжал Мармеладов. — Может быть стоит прежде выслушать его доклад? А потом уж и к решительным мерам переходить.
Дверь распахнулась без стука, что было вопиющим нарушением не только правил хорошего тона, но и здешних строгих правил. На пороге возник адъютант по особым поручениям. Митя привык, что лицо Платона перебывало за последние дни и бледным, и красным, но теперь он выглядел позеленевшим, как человек с болезненным желудком. Ершов втолкнул в кабинет еще одного невзрачного типчика, на сей раз круглобрюхого.
— Вот, сучий сын… Упустил турка!
XII
Филер начал сбивчиво оправдываться. Он сопроводил торговца, держась на положенном по инструкции расстоянии, до Триумфальной площади. Там шпион зашел в почтовую контору и отправил телеграмму. Достать ее не удалось: сунулся к почтмейстеру, да тот отшил.
«Стало быть, не только я с презрением отношусь к агентам охранки», — подумал Митя и пообещал себе не забыть пожать руку принципиальному коллеге.
У филера не было времени, чтобы добиться своего — турок мог уйти. Потому он плюнул на телеграмму и продолжил слежку. Торговец ковылял медленно, постоянно останавливался, чтобы отдохнуть. Снимал свой короб и ставил на землю. Иногда заходил в лавку, но ничего не покупал. Так кружили они по улицам около часа. Оказались в районе Патриарших прудов и вот здесь-то шпион испарился.
— Свернул он за угол, в переулок какой-то… Я выждал, сосчитал до десяти — как предписывает инструкция, вдруг он проверяет… Повернул за угол, а там никого нет. Либо он убежал, либо зашел в какую-то дверь. Подергал — все закрыто. Пробежался направо, потом налево…
— Упустил! — в гневе повторил Ершов.
— Да погоди, Платон! — отмахнулся Игнатьев. — Сколько времени прошло с того момента, как турок исчез?
Филер посмотрел на циферблат настенных часов.
— Полчаса, не больше. Минут десять он потратил на поиски, а потом схватил извозчика, — по инструкции положено докладывать о провале со всей возможной расторопностью. Велел кучеру нахлестывать коней…
— Эх, зараза! — сорвался теперь уже и дипломат. — Где теперь прикажете искать похитителя?
Мармеладов откашлялся, привлекая к себе внимание.
— Возможно, это подскажет телеграмма, — просто сказал он.
Митя изъявил желание отправиться в почтовую контору на Триумфальной и привезти документ:
— Объясню по-свойски необходимость… Не раскрывая тайны, разумеется! Все же своему товарищу быстрее отдадут…
Г-н Игнатьев с благодарностью поддержал его порыв, рассыпавшись в заверениях, что сам он, а также канцлер и империя этого не забудут. Но рекомендовал взять с собой адъютанта. Настойчиво рекомендовал, повторил трижды. Во время препирательств по данному вопросу, все отвлеклись от филера-неудачника и серый типчик исчез в мгновение ока.
Вскоре Митя согласился с доводами дипломата и бурча себе под нос проклятия, вышел вслед за кавалергардом. Игнатьев прикрыл за ними дверь, прошелся по кабинету, подхватывая письма и бумаги — здесь два,