ещё есть силы. Но когда он остановился, повис кулем и посмотрел на меня. Стартовый пистолет выстрелил. Я лучше всех в группе бегал стометровку, а здесь не было и половины.
Всё случилось одновременно. Завопила Люся. Бабкин вцепился в верёвку, я рванул к нему, в спину впился парализующий дротик. Верёвка стала опускаться (лебёдка, чёрт возьми!) Бабкин разжал руки и рухнул на меня. Я приложился лицом в асфальт. Как в дерьмо.
Включился внутренний таймер.
Силы ещё были, я перевернулся, поплывшим сознанием зафиксировал четверо охотников недалеко от нас. Почему так много? Руки, ноги налились тяжестью. Услышал крик Светки, увидел Дашу. Последним усилием растянул губы в неестественной улыбке, пытаясь удержать взгляд на её широко распахнутых глазах. Когда-то я перешёл на новый уровень восприятия. А потом завис в нём, как муха в паутине. Как сейчас.
Зелёное на сером. Тридцать секунд.
Темнота.
Я стоял около длинного топчана, задумчиво разглядывая людей, лежащих поперёк него. Рассматривал потому, что люди казались неживыми, но выглядели, как живые. Одетые в новые красивые одежды, они не двигались, лежали с закрытыми глазами. Я всматривался в лица без единого намёка на тлен с дотошностью коллекционера, собирающего их приобрести. Может кто-то моргнёт? Чихнёт? Да они дурят меня, притворяются! Поменял тела между собой. Перетащил, разместил по-другому. Потом ещё раз перетасовал их. Бесполезно. Никто не шевельнулся.
Чего скрывать, было страшно созерцать с виду живых, на самом деле неживых людей.
Под спиной однозначно был не матрас. Что-то твёрдое, неудобное, местами гладкое, местами острое, не предназначенное для отдыха. Я пошевелился, оно издало какие-то кряхтящие пластмассовые звуки. Открыл глаза. Будто и не открывал. Абсолютная темень.
С детства не переношу темноту. Мои родители — любители туризма, часто ходили в турпоходы с допотопной палаткой, которую на ночь тщательно зашнуровывали от комаров. Но когда я, не дай бог, просыпался среди ночи, то пялился в пространство до звёздочек в глазах, надеясь увидеть хоть одну полоску света. С тех пор я ненавижу спать на свежем воздухе в душной палатке и ненавижу кромешную темноту.
Помахал руками перед собой, проверяя. Не гроб. Воздух в помещении хоть затхлый, сырой, но много. Спина саднила, Бабкин хорошо приложился об меня. Травмата за поясом не было. Ожидаемо. А то бы я ещё кого покалечил.
Телефон?
На месте. Включил фонарик, посветил по сторонам. Да! Вот оно царство неживых. Манекены поломанные и целые — все в одной куче. Кряхтя как старик, я встал. Осветил пространство. Голые неоштукатуренные стены, низкие потолки и тёмный проём. Выход — черный прямоугольный проём без двери.
Хорошо, что здесь никто не заморачивался соответствующими жуткими атрибутами. В фильме про маньяка я бы орал от ужаса, очнувшись в склепе с манекенами, и бился в запертые двери, пытаясь сломать их или что-нибудь себе. Местные аниматоры сделали просто: обездвижили, чтобы забрать травмат, утащили в подвал и бросили в ближайшую каморку к пластиковым куклам.
Светя под ноги фонариком, переступая через манекены, пиная и отбрасывая их в стороны, я поплёлся к выходу. Ничего особенного за стенами помещения не было. Подвал, коридор, ступени и я на первом этаже огромного производственного цеха.
Нехорошее предчувствие заставило ускориться.
За несколько дней, проведённых на заводе, я стал неплохо ориентироваться в его закоулках. Вышел из цеха на улицу, вздохнул полной грудью вечерний воздух и посмотрел вокруг. Верёвки не было, как и намёка на недавнюю сцену из серии «страшные сказки».
Уже прорезалась на светлом небе круглая луна. Ещё день, два и она станет полноценным желтым блином.
Я двинулся по асфальтированной дороге, свернул на аллею под названием «эдем» и, попетляв между зданий, вышел к профилакторию. Площадь перед корпусом пустовала.
На третий этаж я взбежал с отдышкой: то ли от волнения, то ли откат после транквилизатора. В комнатах никого не было. Рюкзаки лежали по углам около кроватей и матрасов. На столе колода карт, ИРП с водой, галеты в упаковке.
Сюда никто не возвращался. Я дошёл до туалета, проверил его, вернулся в свой отсек, подошёл к окну. Никого.
Тихо. Пусто.
Зашёл в общую комнату, нашёл взглядом рюкзак Даши, сделал шаг по направлению к нему, остановился. Тишина обжигала. Даже скрип кроссовок сейчас доставлял радость. Только не мать её тишина. В корпусе она казалась мёртвой.
Очутившись на улице возле скамеек, я заставил себя успокоиться. Ничего страшного не произошло и не произойдёт. Таковы правила игры: маньяк пугает, мы пугаемся. Сначала пугаемся, потом вступаем в борьбу. Наша борьба кому-то показалась неудовлетворительной.
Маньяк решил взболтать рой полусонных пчёл и заставить их кусаться. Только здесь была одна закавыка. Не все в нашей компании имели жало. Даша не имела. С самого начала я понял, она — жертва. Женщину, прожившую несколько лет в браке с абьюзером, легко сломать. Она сама проговорилась об этом.
Магнетическим образом садисты и жертвы притягиваются друг к другу и образуют истинную пару для схождения в ад. Один мучает, другой бесконечно страдает, теряет себя. Жертва считает, всему виной цепочка роковых совпадений. Нет. Цепочка запрограммированных событий. Человек, единожды сказавший себе, что недостоин, становиться недостойным счастливой судьбы. И разорвать неосознанный контракт, неизвестно с кем заключенный, освободиться от него становиться крайне сложно, для некоторых невозможно. Потому что всё вокруг подтверждает, ты достоин только недостойного, с истёкшим сроком годности.
Сколько можно смотреть на пустую скамейку? Помню, как вся группа пересекла черту, нарушила правило и ринулась за мной. Куда они делись потом?
Сконцентрироваться. Ощутить что-нибудь.
Потребность вернуться в место, где всё произошло, заглушила все остальные чувства, я повернул обратно. Я не мог спокойно идти, побежал. Бежал, задыхаясь, словно от моей скорости зависело чьё-то спасение, и появление на три минуты раньше могло всё исправить.
Улица между корпусами была всё так же девственно чиста. Ветер лениво сгонял мусор, прошлогоднюю листву, свалявшийся тополиный пух в подветренные места. Тяжело дыша, я склонился пополам, вцепившись руками в колени. Паника и страх давили ощущением неконтролируемого будущего, загоняли в тупик. На самом деле всё было с точностью наоборот. Я мог контролировать своё настоящее и будущее. Контроль был в моей голове.
Недавно мне позвонила двоюродная сестра Иринка, молодая особа двадцати лет. Сестра билась в истерике по поводу утерянных ключей. С кем не бывает, потеряла и потеряла, но Ира утверждала, что ключи находились в квартире, так как она недавно пришла с прогулки.
Когда я приехал, сеструндель сидела на диване с кастрюлей на коленях. Оказывается, с большого психу Ирку вырвало,
