Да, долго ему будет помниться этот бельгийский речник!
Утром их сопровождал Торранс, ибо Лапуэнт провел остаток ночи на набережной Орфевр. Чуть раньше у Мегрэ состоялся довольно продолжительный разговор по телефону с профессором Маньеном.
— Убежден, что со вчерашнего вечера он находится в полном сознании, заверил тот. — Прошу лишь не утомлять его. Не забывайте, что он испытал сильное потрясение и ему понадобится не одна неделя, чтобы окончательно восстановиться.
Они шли втроем — Ван Хутте между комиссаром и инспектором — вдоль набережной; весело сияло солнце, и их можно было бы принять за праздношатающихся прохожих, наслаждавшихся чудесной весенней погодой.
У Ван Хутте, не захватившего с собой бритвы, отросла щетина из белых волосков, посверкивавших в лучах солнца.
Они остановились в баре напротив Дворца правосудия, чтобы выпить кофе с круассанами. Фламандец невозмутимо, как ни в чем не бывало, съел из семь штук.
Он скорее всего считал, что его ведут к мосту Мари, дабы провести своеобразный следственный эксперимент, и удивился, когда его ввели в серый двор Отель-Дьё, а потом заставили бродить по коридорам больницы.
Но если он и насупил брови, то какой-либо обеспокоенности не выказывал.
— Войти можно? — обратился Мегрэ с старшей медсестре.
Она с интересом глянула на его спутника, потом пожала плечами. Все происходившее было выше её понимания. Она отказывалась что-либо понимать в ситуации.
Для комиссара предстоящая встреча была последним шансом. Он ступил в палату первым, и больные, как и накануне, уставились, как один, на их группу; Мегрэ своим корпусом частично закрывал Ван Хутте, в то время как Торранс замыкал шествие.
Тубиб следил за их приближением без каких-либо видимых признаков любопытства, а когда его взору открылся речник, то ни в чем не изменил своего поведения.
Что касается Жефа, то он волновался не более, чем в течение ночи. Его руки свободно болтались, лицо оставалось безразличным; он бесстрастно оглядел больничную палату — зрелище для него, очевидно, необычное.
Шока, которого ожидал Мегрэ, не последовало.
— Проходите, Жеф.
— Что ещё я теперь должен делать?
— Подойдите сюда.
— Хорошо… И что дальше?
— Вы узнаёте этого человека?
— Догадываюсь, что это он барахтался в воде, точно? Только вот тогда вечером у него была борода.
— И тем не менее вы его узнаёте?
— Думаю, да…
— А вы, месье Келлер?
Мегрэ едва не перестал дышать, буравя взглядом клошара, а тот смотрел на него, пока не надумал наконец переключить свое внимание на фламандца.
— Вам знаком этот человек?
Испытывал ли Келлер в этот момент колебания? Комиссар был бы готов поклясться чем угодно, что да. Потянулись томительные минуты напряженного ожидания, пока врач из Мюлуза снова не перевел глаза на Мегрэ, и в них не было ни малейшего признака волнения.
— Так вы узнаёте его?
Мегрэ удержался, чтобы не дать вырваться наружу внезапно окатившей его волне чуть ли не ярости против этого человека, твердо решившего — и это он теперь твердо знал! — ничего не говорить.
Доказательством тому служила тенью промелькнувшая на лице клошара улыбка и затаенное лукавство, проглядывавшее, в глубине зрачков.
Губы Келлера слегка приоткрылись, и он пробормотал:
— Нет…
— Это один из двух речников, которые вытащили вас из Сены.
— Спасибо… — еле слышно произнес он.
— И он же — я почти уверен в этом! — нанес вам удар по голове, прежде чем кинуть в воду.
Молчание. У Тубиба не дрогнул ни один мускул — жили лишь одни глаза.
— Вы так и не узнаёте его?
Происходившее тем более впечатляло, что разговор шел вполголоса, кругом рядами стояли койки с другими лежачими больными, которые не только пристально за всем наблюдали, но и вслушивались в каждое слово.
— Вы не хотите говорить?
Келлер по-прежнему оставался неподвижным.
— А ведь вы знаете, почему он покушался на вашу жизнь…
Во взгляде клошара промелькнула искра интереса. Он, надо полагать, изумился тому, что Мегрэ удалось столько разузнать.
— Все началось два года тому назад, когда вы ещё ночевали под мостом Берси. Дело происходило за полночь… Вы меня слышите?
Он подал знак, что да.
— Декабрьской ночью вы оказались свидетелем происшествия, участником которого был именно этот человек…
Келлер, по-видимому, снова размышлял над тем, как ему поступить в сложившейся обстановке.
— Тогда в Сену столкнули другого человека, хозяина баржи, недалеко от которой вы лежали. Ему-то не удалось выбраться из подобной передряги.
И опять — ни звука, и даже полное безразличие на лице пострадавшего.
— Так ли все произошло? Увидев вас в понедельник на набережной Селестэн, убийца струхнул, не заговорите ли вы…
Клошар чуть-чуть, с видимым усилием повернул голову, ровно настолько, чтобы в поле зрения одновременно попал и Жеф Ван Хутте.
При этом в его взоре не было ни ненависти, ни злобы — при желании можно было бы уловить лишь некоторую долю любопытства.
Мегрэ осознал, что ничего путного он от бомжа не добьется, и как только появившаяся старшая медсестра напомнила, что они уже достаточно долго находятся у постели больного, не стал больше настаивать.
В коридоре речник вызывающе вздернул голову.
— Далеко же вы продвинулись, не так ли?
Он был прав. Фламандец выиграл эту схватку.
— Я ведь тоже, — с торжеством провозгласил он, — могу насочинять всякого…
Мегрэ не сумел на сей раз сдержаться и прошипел сквозь зубы:
— Заткнись!
Пока Жеф в сопровождении Торранса ожидал на набережной Орфевр, Мегрэ почти два часа провел в кабинете следователя Данцигера. Тот позвонил заместителю прокурора Паррэну, попросив того присоединиться к ним, к комиссар доложил им обоим все свои соображения по делу Келлера с начала до конца в малейших подробностях.
Следовательно делал карандашом пометки, и когда тот закончил, тяжко вздохнул:
— Короче, у нас нет ни единой улики против Ван Хутте.
— Верно, доказательств нет.
— За исключением несовпадений во времени. Но хороший адвокат от этого аргумента не оставит камня на камне.
— Знаю.
— Есть ли у вас хоть какая-нибудь надежда добиться признания?
— Никакой, — вынужден был признать комиссар.
— Клошар будет продолжать играть в молчанку?
— Убежден в этом.
— Как вы считаете, почему он выбрал такую линию поведения?
Объяснить это было трудно, особенно людям, никогда не сталкивавшимся с мирком тех, кто ночует под мостами.
— Да, что у него за причины такие? — вмешался и заместитель прокурора. — В общем-то он чуть не приказал долго жить… По-моему, ему следовало бы…
Но это было, конечно, мнение магистрата, то есть человека, живущего в апартаментах где-то в районе Пасси[30] с женой и детьми, еженедельно устраивающего у себя партии в бридж, заботы которого в основном сосредотачивались на вопросах продвижения по службе и размерах окладов.
Что отнюдь не совпадало с суждениями какого-то там клошара.
— Но есть все же правосудие…
Да, разумеется! Но в том-то и дело, что тех, кто не боится спать под мостами, в разгар зимы обложившись для сохранения тепла старыми газетами, не очень-то им и обеспокоены.
— Вам это понятно?
Мегрэ не решался утвердительно ответить на этот вопрос, ибо в таком случае на него покосились бы неприязненно.
— Видите ли, он не считает, что суд присяжных, обвинительная речь, выступления адвокатов, решение жюри и тюрьма имеют такое уж существенное значение.
Интересно, как бы они прореагировали, расскажи он им о сцене со стеклянным шариком, сунутым в руку раненого? Да если бы он даже просто поведал им, что бывший доктор Келлер, чья жена проживала на острове Сен-Луи, а дочка вышла замуж за крупного производителя лекарственных препаратов, таскал эти безделушки в своих карманах, как какой-нибудь десятилетний мальчуган?
— Он все ещё настаивает на встрече с консулом?
Речь вновь зашла о Жефе.
Следователь, взглянув предварительно на заместителя прокурора, тихо произнес с явным сомнением в голосе:
— На нынешней стадии следствия не думаю, что я смог бы подписать ордер на его задержание. Более того, судя по сказанному вами, видимо, и мне бесполезно встречаться с ним.
Ясное дело, если уж Мегрэ не смог расколоть фламандца, то магистрату такая задача тем более была не под силу.
— Так что будем делать?
Мегрэ, ещё направляясь сюда, уже знал, что дело было проиграно. Не оставалось ничего иного, как отпустить Ван Хутте, которая, не исключено, ещё потребует и извиниться перед ним.
— Прошу прощения, Мегрэ… Но учитывая, в каком положении мы оказались…
