— Прошу прощения, Мегрэ… Но учитывая, в каком положении мы оказались…
— Знаю.
Ему предстояло пережит момент не из приятных. И случалось это не в первый раз — и неизменно с каким-нибудь дурачьем!
— Прошу извинить меня, господа, — вполголоса распрощался Мегрэ с коллегами.
Чуть позже, уже в своем кабинете он повторил:
— Извините, месье Ван Хутте. Уточняю: сожаление выражаю лишь формально. Знайте, однако, что мнение я не переменил и остаюсь при своем убеждении, что вы убили вашего хозяина, Луиса Виллемса, что именно вы сделали все, чтобы избавиться от клошара, оказавшегося нежелательным свидетелем этого преступления.
Вместе с тем ничто не мешает вам теперь вернуться на свою баржу, к жене и ребенку.
Прощайте, месье Ван Хутте…
И тут произошло нечто неожиданное: речник и не подумал протестовать, лишь с некоторым удивлением глянул на комиссара и, уже стоя в проеме двери, протянул ему длинную руку, проворчав:
— Любой может ошибиться, не правда ли?
Мегрэ сделал вид, что не заметил его жеста и спустя пять минут ожесточенно набросился на текущие дела.
В последующие недели были проведены достаточно сложные мероприятия по дополнительному сбору улик и доказательств в районе набережной Берси и у моста Мари, опросили множество людей, бельгийская полиция тоже прислала кое-какие материалы, которые приобщили к остальным, но все эти усилия оказались тщетными.
Что касается комиссара, то в течение трех месяцев его не раз видели на набережной Селестэн, где — трубка в зубах, руки в карманах — он прогуливался, словно слонявшийся без дела горожанин. Тубиб в конце концов выписался из больницы. И вновь обрел свой уголок под аркой моста, все вещи ему вернули.
Случалось, Мегрэ, как бы невзначай, останавливался возле него. Их разговор не отличался многословием.
— Как дела?
— Нормально.
— Рана не беспокоит?
— Время от времени кружится голова.
И если они избегали говорить о том, что произошло, то Келлер прекрасно понимал, зачем пожаловал комиссар, и Мегрэ знало, что для того это не было секретом. Между ними завязалась некая своеобразная игра.
И она длилась до наступления летней жары, когда однажды утром комиссар задержался около клошара, поглощавшего краюху хлеба, запивая её красным вином.
— Как дела?
— Нормально!
Решил ли Франсуа Келлер, что его собеседник прождал достаточно долго? Но он вдруг посмотрел на пришвартованную неподалеку бельгийскую баржу — не «Зварте Зваан», другую, но похожую на нее.
— Хорошо живут эти люди… — пробормотал он.
И указывая на двух белобрысых ребятишек, игравших на палубе, добавил:
— Особенно вот они…
Мегрэ заглянул ему в глаза со свойственной ему серьезностью, предчувствуя, что сейчас должно последовать что-то еще.
— У всех жизнь нелегкая… — продолжал клошар.
— Как и смерть…
— Единственно, что невозможно, это судить о них.
Они понимали друг друга.
— Спасибо, — прошептал комиссар, который наконец-то узнал правду.
— Не за что… Я ведь ничего и не сказал…
И добавил как фламандец:
— Не так ли?
Он и впрямь ничего не раскрыл. Он отказывался выносить суждение. Свидетельствовать он не стал бы.
И тем не менее во время обеда Мегрэ как бы между прочим сказал жене:
— Ты ещё помнишь о клошаре и о барже?
— Да. Что-нибудь новенькое появилось?
— Я тогда не ошибся.
— Значит, арестовал все же его?
Он покачал головой.
— Нет! И если он не проявит какую-нибудь неосторожность, что сильно бы меня удивило, его никогда так и не задержат.
— Тубиб заговорил?
— В известном смысле, да…
Намного более глазами, чем словами. Но они оба прекрасно разобрались во всем, и Мегрэ улыбнулся при воспоминании о некоем сообщничестве, на мгновение установившемся между ними под мостом Мари.
Ноланд, 4.V.1962 г.
Мост Мари находится практически рядом с Дворцом правосудия, где располагалась Уголовная полиция (зд. и далее прим. перев.).
Сюртэ — сыскная полиция.
«Де Зварте Зваан» (флам.) — «Черный лебедь».
Магистратура — Согласно положению о ней от 1958 г. это совокупность относящихся к Минюсту госслужащих, обеспечивающих соблюдение правопорядка, в т. ч. прокуроры, их заместители, генеральные адвокаты, председатели и судьи различных трибуналов (из их числа выделяют следователей), адвокаты-советники, стряпчие, секретари, приставы и т. п.
клошар (фр.) — нищий, бродяга, в нашем понимании соответствует скорее «бомжу».
Означает, что автомобиль зарегистрирован в Парижском регионе.
Ажан — разговорное обозначение полицейского.
Изысканные произведения французской классики.
То есть с места ссылки Наполеона.
Отель-Дьё («Божий дом») — построен в XII в. (реконструирован в XIX), долгое время был единственной больницей в Париже; ныне — Центральная (расположена неподалеку от описываемых событий).
Тубиб — разговорное обозначение врача (от арабского «тебиб» ученый).
Пон-Нёф: так называемый «Новый» мост (на самом деле самый старый в Париже, ибо построен в 1578–1607 гг.).
Центральный оптовый рынок столицы, названный Э. Золя «Чрево Парижа», в 1969 г. переведен в пригород столицы Ренжис.
Человек-сандвич: так называют во Франции людей, носящих на себе рекламные щиты.
«Порт Сен-Дени»: известное место скопления девиц легкого поведения.
Мортаделла: сорт сырокопченой свиной колбасы.
Кьянти: очень распространенное итальянское красное вино.
«Соваж» (фр.) — дикий, нелюдимый.
XVI округ Париже: в нем проживают очень состоятельные люди.
Ля Боль: известный курорт на Атлантическом побережье.
Альбер Швейцер (1875–1965 гг.) — известнейший французский гуманист, пастор, теолог, органист, музыковед и врач. Движимый человеколюбием, отправился в Габон и много лет лечил там местных жителей в основанном им госпитале. Лауреат Нобелевской премии мира за 1952 г.
Потофё — овощной суп с говядиной и мозговой косточкой.
ФФИ — Француские внутренние силы — движение Сопротивления (1940–1944 гг.).
Эгерия — мифологический персонаж, лесная нимфа, тайная советница Нумы Помпилия, второго легендарного царя Рима (715–672 гг. до н. э.), предполагаемого создателя римской религии.
Мэтр: форм обращение к адвокату и нотариусу.
Бьеф: ступень гидрокаркаса.
Белот: карточная игра.
Обычно это происходит в мэрии и церкви.
Delirium tremens (лат.) — белая горячка.
Пасси: фешенебельный квартал в Париже.
