Наплевав на риск, они зажгли керосинку и приступили к сборам. Через полчаса на кане громоздилась целая гора всякой всячины. Антон не торопясь провел ревизию, отобрал все действительно необходимое: моток крепкого рыболовного шнура, две пачки патронов, увесистую коробушку с капсюлями жевело, остро, под ноготь отточенную острожку без древка на шесть зубьев в прочном кожаном чехле, особенно порадовавшую его, слегка помятый древний немецкий фонарик с запасом батареек, китайский перочинный ножик и прочее, включая двухсуточный запас провизии.
Под недоуменным взглядом Ингтонки он сложил все это в одну вместительную котомку, накрепко привязал ее к фонаге [64] , найденной в амбаре, и пояснил:
– Поочередно нести будем. Надо, чтобы кто-то из нас на всякий случай налегке шел. А теперь сядь и внимательно меня послушай.
Ингтонка неохотно подчинился, но выслушал все соображения Антона добросовестно, со всем усердием. Потом парень надолго призадумался, переваривая услышанное. Антон его не торопил.
«Пускай получше обмозгует. Вопросов меньше будет».
Он разжег очаг, разложил на столе нехитрый завтрак, разогрел в завязанном пластиковом пакете зачерствевший хлеб из хозяйских припасов, настрогал крупными ломтями бориксу [65] в миску. Когда закипела вода, Антон заварил крепчайший чай с лозой лимонника прямо в котелке.
– Может быть, оно и так, – открыл наконец рот Ингтонка. – Да только слишком уж сложно все это получается. Зачем ему нас с тобой на кордон тащить? Да и Геонку с Одакой?
– Значит, есть у него на этот счет какая-то поганая задумка. Но это нам сейчас все равно не просчитать. Придет время, все само собой прояснится. Ты вот что, Игорек, расскажи-ка мне поподробнее о смерти Падеки. Все, что только знаешь.
– Да мне немногое известно, и то с чужих слов. Знаю только, что его в реке нашли. У самого поселка. В половодье. Тело к мосту, к быкам прибило. Куртка зацепилась за арматурину. Следователь сказал, что он в воде не меньше двух недель находился. Труп очень сильно раздуло. Только по одежде опознали.
– И отчего он умер?
– Я же говорил, застрелили. Две пули. Первая в затылок, а вторая – в спину, в поясницу.
– На каком основании старики ваши сделали вывод, что это Лембита работа? Наверно, было что-то такое, что на него указывало? Я прав? Ну, давай уже, колись, Игорек.
– Да, было. Одну пулю малокалиберную в теле нашли. От внутренней стороны пряжки срикошетила и в ребре застряла. Она не обычная была, с насечкой крест-накрест. Это делают для того, чтобы убойную силу увеличить. При попадании она раскрывается как лепестки цветка, крутится и все кругом крушит. Как будто со смещенным центром тяжести.
– Разве в поселке мелкашек мало? Да белкует [66] же каждый третий, я уверен.
– Да в том-то и дело, что люди именно белкуют. Для этого же никакой особой убойной силы и не требуется. Даже наоборот. Насечки на пуле делают только в одном случае – когда на крупного зверя собираются. Чаще всего на зюбряка. Тогда еще и пороха полуторный заряд кладут. Иной раз и двойной бывает. Опасно, конечно. Часто гильзу рвет, если личинка [67] старая. Но бьет гораздо жестче и сильнее.
– И опять я тебя не совсем понял, Игорек. Да что он, один, что ли, в поселке так охотится?
– Один – не один, а таких спецов совсем немного осталось. По пальцам посчитаешь. Дело в том, что сейчас спокойно можно и серьезный калибр себе прикупить, с которым охотиться намного проще. Зачем с малопулькой мучиться? Из нее же нужно точно в убойное место попасть: в шею, в голову или в сердце, под лопатку. Да еще с подхода – по стоячему. Ты же знаешь, что изюбрь – зверь очень осторожный. Редко когда ближе чем на сто метров к себе подпустит. Даже из-под ветра. Для мелкашки это же предел. Дальше ни за что не возьмешь. Нечего и на курок давить.
– Ты хочешь сказать, что у него толковой нарезухи нет?
– Не знаю, есть или нет, но весь смысл тут в другом. Завалить из малопульки серьезную дичину – особый форс даже для маститого охотника. Это серьезно поднимает его самооценку, придает авторитет в глазах окружающих серьезно. В общем, не знаю, чем он там в точности себе душу тешит, но до сих пор упорно охотится таким непростым и нелегким способом. Таких, как он, во всей округе всего несколько человек осталось. Раз, два и обчелся.
– Теперь яснее стало. Ведь он же и по нам из мелкашки лупил. Просто мастерски движок заклинил, из строя вывел. С одного попадания. Да еще и в движении. Такой выстрел дорогого стоит. Ничего не попишешь. Спец, высший класс. Перспективка та еще – с таким снайперюгой в перестрелке схлестнуться. Себе дороже.
– Да, стреляет он, по слухам, очень здорово. Даже из наших мало кто может с ним равняться. А ведь они с самого малого возраста оружие в руках держат. Уже с шести-семи лет вместе со старшими на охоту ходят.
– Могу предположить, что своими соображениями насчет этой приметной насеченной пули никто из ваших с ментами так и не делился?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Ну да, понимаю. Ясный перец! – съязвил Антон. – Это же ваши внутренние разборки. Личная вендетта, так сказать. Мол, час расплаты недалек, и все такое прочее. Так ведь? Вот и домстились, блин, до самой задницы! Теперь нам с тобой расхлебывать. Слушай, Игорек, а давно он здесь поселился? С каких пор обретается?
– Да где-то уже лет семь-восемь. Около того.
– И откуда?
– Этого вроде тоже никто не знает. Я ведь уже говорил тебе, что о нем вообще мало что известно.
– Ты хочешь мне втереть, что он сам, в одиночку отстроился?
– Сам или нет – не знаю. Даже если и нанимал кого-то из поселка, то люди эти до сих пор язык за зубами держат. Заплатил, наверное, хорошо или припугнул серьезно.
– Лады, – подытожил Антон. – Ясно, что ни хрена пока не ясно. Да бог с ним, с этим варнаком. Потом разберемся.
Он украдкой бросил взгляд на Ингтонку, потер в раздумье переносицу и, поколебавшись, полез в карман. Антон достал талисман, сдвинул в сторону миску с недоеденной бориксой и положил его на стол перед парнем:
– Что это?
– Можно?
– Да, бери, конечно. Для того и показал. Что сказать можешь? Это я около кумирни нашел. Там, в пещере, о которой рассказывал.
– Да это же и есть хотонгони! – воскликнул Ингтонка.
– Что ты имеешь в виду?
– Да тот огненный череп, о котором Геонка ляпнул, когда шаманить вызвался.
– Хорошо. Понятно. Что еще скажешь толкового?
– Это нэцке.
– Оно и мне известно. Не тупой, поди.
– Похоже, не новодел. Очень старая штука. Я не археолог, но думаю, еще со времен чжурчженей [68] , может, даже и бохайцев [69] . Такие обереги, я знаю, под Уссурийском на раскопах находили. На Краснояровском городище. Я в Интернете читал. Там, где столица чжурчженей Кайюань когда-то была. Да и в других местах. Даже у нас в Покровке, недалеко от Бикина. Эти талисманы обычно игроки в го [70] носили. Считалось, что такая вещица удачу в игре приносит или от сглаза спасает. Не помню точно.
– От него тепло идет, как будто на огне нагрет.
– Да. Я тоже чувствую. Похоже на горшечный или, как его еще называют, огненный камень – туликиви. Его еще в Древнем Египте знали. Это великолепный природный огнеупорный материал. До тысячи шестисот градусов выдерживает и очень долго сохраняет тепло. Когда-то в старину из него печи делали. Жар держит даже тогда, когда огонь давно погас. А на ощупь так приятен потому, что его тепловое излучение равно температуре человеческого тела. Этот камень и сам по себе в какой угодно форме приносит своему владельцу счастье и удачу, помогает побеждать в любых условиях.
– Так это же просто класс, а, Игореша? – Антон с лукавой улыбкой облапил парня. – Нам с тобой в таком случае бояться нечего. Можем смело в любое пекло лезть. Как раз то, что нам нужно, а?
– Его, кроме того, еще камнем авантюристов называют.
– Ну вот, тем более!
– Тех, чей образ жизни связан с постоянным риском.
– Прямо в точку!.. А почему у него глазницы светятся? Радиоактивный материал внутри?
– Нет. Не думаю. Скорее всего, какие-то кристаллы, хорошо аккумулирующие свет. Давно известное свойство.
– Да, Игорек! – Антон покачал головой. – Ты не устаешь меня удивлять своей эрудицией. Прямо не голова, а дом советов. У тебя, братишка, какие-то просто академические познания. Да еще и в самых разных областях к тому же.
– Читал много. – Парень скромно потупился.
– Не спорю, книжки – дело доброе. – Антон взял оберег, покачал его немного на ладони и убрал в карман. – Так что, читарь, собираться будем?
– Давно пора!
Они топали, потихоньку подсвечивая себе путь фонариком, по почти прямой, без извилин, ходовой зверовой тропе, тянущейся вдоль самого берега Сукпая. Постепенно начинало светать. Сплошная, густая как деготь темень расступалась. Очертания деревьев, подступающих вплотную, становились все яснее. Заискрилась, заиграла под ногами трава, припорошенная инеем.
– Подожди, Антон, – попросил Ингтонка, пыхтящий сзади.
