– Ангел зовет тебя, сладкий!
Да уж – ничего похожего на дивные колокольчики. Я глубоко вздохнул, потянулся и открыл глаза.
– Привет. Ничего, что я ответила по твоему мобильному?
Я возлежал на широком ложе, а рядом, по-турецки скрестив ноги, самодовольно скалясь, сидела бесстыдно нагая девица, лицо которой показалось мне смутно знакомым. Пришлось вновь напрячь память. Ну разумеется – служанка из дома Монтесье.
– Марион?
Она вновь захихикала. О, господи, и как я мог спутать ее с ангелом?
– Совершенно верно, Петров. Мы встретились с тобой у бара, и ты сразу же стал называть меня…
– Знаю-знаю – ангелом. Кто мне звонил?
Каюсь – мой голос звучал раздраженно, и эта девица тут же обиженно надула губы и пренебрежительно передернула плечами:
– Какая-то девица. Требовала объяснить, кто я такая и откуда тебя знаю, а когда я объяснила ей…
– Это понятно. Чего она хотела?
Марион добил мой сварливый тон, она едва не расплакалась, схватила сигарету с тумбочки и нервно закурила:
– Она хотела, чтобы я тебя разбудила. Почему ты такой злой?
Хороший вопрос. Я напился как свинья, завалился к мало знакомой девушке в постель, и она уже успела известить об этом Соню по моему же собственному сотовому; голова трещит, горло пересохло. Чего тут злиться? Представляю, что думает Лорен по поводу моего загула. Надеюсь, им там с Соней не пришла в голову идея обратиться по поводу моего исчезновения в полицию. «Ужасная комната! Сначала умерла ее юная хозяйка, стоило поселиться в ней Ольге из России – пропала! Ее место занимает Ален и тот же итог: он исчез…»
Я вздохнул. Да, надо думать, тревога Сони и Лорен переросла в банальное раздражение, когда выяснилось, что Петров с Петровки никуда и не пропадал, а всего лишь ушел в загул.
– Марион, ты славная девушка и ни в чем не виновата, я сам перебрал вчера лишнего. Что сейчас – ночь, утро? Умираю, хочу пить.
Она мгновенно оживилась, заулыбалась, вскочила на ноги и даже накинула на себя футболку.
– Сейчас только три часа ночи. Если хочешь, я могу сварить тебе кофе, а пока пей минералку.
Она исчезла, тут же вновь появилась с бутылкой «Виши» и бокалом в руках, чмокнула меня в щеку и отправилась варить кофе. Отбросив этикет, я припал к горлышку бутылки и за раз влил в себя половину содержимого, мгновенно почувствовав, что вместе с водой в меня возвращается жизнь.
Марион, гремя посудой, что-то напевала – очевидно, на кухне. Воспользовавшись ее отсутствием, я спокойно оделся и осмотрелся кругом. Спальня с широкой кроватью, прикроватной тумбочкой, шифоньером, уютным ночником и парой старых кресел. Выглянув в окно, я увидел незнакомую, освещенную фонарями улицу, где потихоньку начинало светать.
Я вышел из комнаты, попал в небольшую и вполне уютную гостиную. Одна дверь отсюда вела на кухню, где хозяйничал мой ночной ангел, другая – в коридорчик с туалетом и ванной, которые я не преминул посетить, оценив широкий ассортимент всевозможных шампуней и лосьонов хозяйки. Когда наконец я был умыт, причесан и облегчен, из кухни танцующей походкой появилась Марион с кофейником и двумя чашками на подносе.
– Ты уже встал? – разочарованно замерла она на месте. – Неужели ринешься в три часа ночи к своей мегере?
Я подошел к ней, налил себе кофе из кофейника на ее подносе и поцеловал бедняжку в бледную щечку.
– Ты же знаешь, что я здесь в связи с исчезновением русской девушки. С утра у меня полно работы, да и огорчать хозяйку не хочется.
Мы устроились рядом на диванчике. Марион шумно отхлебывала кофе и смотрела на меня блестящими глазами.
– Твоя мегера назвала тебя Аленом. Но ведь ты – русский. Или француз? У нас тут много русских, и у них совершенно другие имена, уж я-то знаю. Например, в моем классе учился один симпатичный парень по имени Николя. Его родители были из Сибири, где все время идет снег.
Я оставил рассказ о своих этнических корнях на потом, кратко убедив девушку, что я действительно Петров из Москвы. Ален Петров.
Кофе был горячий и великолепный, не хуже того, что Марион приносила нам с Шарлем во время моего первого визита в дом Монтесье. Голова прояснилась, Марион не казалась уже столь противной и вульгарной, а жизнь – отвратительной, как это обычно бывает с похмелья. Пора было воспользоваться своим импровизированным ночным приключением на благо дела.
– Значит, ты не живешь в доме Монтесье?
Марион хихикнула, подобрав под себя голые сдобные ноги.
– В доме из прислуги никто не живет, а сейчас и подавно. Мсье сегодня собрался уезжать в Женеву, и все получили отпуск на целый месяц.
Решив расспросить Марион на полную катушку, я налил себе новую порцию кофе и повел непринужденный блиц-опрос.
– Слуг распустили на каникулы, потому что Шарля ни с того ни с сего отправили в клинику?
Марион кокетливо улыбнулась:
– Вовсе не «ни с того ни с сего». Мсье давно хотел лечить сына, ведь с тех пор, как утонула Шарлотта, Шарль сам не свой – пьет виски, не просыхает с утра до вечера, ты ведь и сам видел.
– Значит, он действительно любил Шарлотту?
Марион игриво погладила мое колено своей атласной пяткой:
– Он ее просто обожал, дурачок. Она будто приворожила его, на других женщин бедный парень даже не смотрел. А вот Шарлотте Шарль был совсем не нужен, это и слепому ясно.
– Кто же ей был нужен?
Марион закурила и бросила на меня самый что ни на есть таинственный и многозначительный взгляд:
– Никому не скажешь? Хотя, какая разница, это ведь просто мои слова. Но я-то женщина и все сердцем вижу, меня не одурачишь.
Она выдохнула сигаретный дым и уставилась на меня круглыми блестящими глазами.
– И что ж ты увидела сердцем?
– Что Шарлотта влюбилась не в сынка, а в его папашу – в мсье Роже. Голову дам на отсечение!
Я замер с чашкой кофе в руке. Странные сны Шарлотты… Неужели человек с треугольным лицом и есть Роже Монтесье? Я неторопливо допил свой кофе и с деланным безразличием поинтересовался, как закручивался этот педофильный роман и как реагировал на него Шарль.
Марион озабоченно нахмурила лоб.
– Понятия не имею, что это еще за педофильные романы, но девчонка была влюблена по уши. Это было весной, когда мсье приболел и приехал на пару недель в Версуа. Шарлотта тогда вовсю крутила с Шарлем, все слуги знали, что она ночует у него. И вот однажды я вышла в свободную минутку покурить в саду и увидела, как Шарлотта идет по дорожке от ворот к дому. Вдруг она остановилась с таким лицом, ты не представляешь. Я проследила за ее взглядом – она смотрела на мсье, который сидел в шезлонге. Потом она повадилась играть с ним в теннис. Шарль прямо из себя выходил.
– Но ведь Шарлотта была еще ребенком. Вряд ли у них с Монтесье было что-то, кроме тенниса.
Марион выразительно хмыкнула:
– Вот уж не уверена. Однажды она пришла к нему в кабинет. Сказала, что хочет поговорить о деле, я слышала. Они закрылись едва ли не на полдня. А Шарль с горя так напился, что упал и уснул прямо в холле, можешь себе представить.
– И когда же все это происходило?
– Думаешь, я помню? Говорю, по весне, где-то в конце апреля. Было совсем тепло. Словом, незадолго до того, как Шарлотта утонула.
В этот самый момент ожил, заверещал мой сотовый. Марион немедленно состроила презрительную мину, оттопырив губу и пробормотав что-то в духе «мегера». Я глубоко вздохнул:
– Слушаю.
– Ален? Наконец-то. Куда это тебя занесло, пустился во все тяжкие?
– Я…
– Тебе напомнить, для чего ты сюда прилетел? Для того чтобы найти пропавшую девушку, а не подругу для постели. «Ангел»! Но это не мое дело. Мое дело – передать тебе слова Жака: Жосье убит, полиция работает на месте.
Голова у меня снова пошла кругом:
– Подожди, я не понял. Что случилось, почему Жосье…
– Вопрос не по адресу – я же сказала тебе, что полиция работает на месте – отправляйся туда и все узнаешь.
– А ты где?
– Я дома, естественно, ночь на дворе.
– Еще вопрос! Как прошло свидание с Жаком?
Соня произнесла длинную тираду, целиком состоящую из ненормативной российской лексики, завершив кратким:
– Не будь идиотом, Жак тебя ждет!
И дала отбой. Что было делать? Старик Жосье, как я и предполагал, что-то знал, за что и поплатился жизнью. Я наскоро простился с разочарованным ангелом и вышел в светлеющее утро Версуа.
«Полиция работает на месте». Не зная, где был убит бедняга Жосье, я мог бы интерпретировать эту единственную вразумительную фразу Сони как душе угодно, но, поразмыслив, решительно направился к трехэтажному дому на улице Дегалье. В самом деле, старик вел замкнутый образ жизни и большую часть своего свободного времени проводил дома, где его и было удобнее всего отправить на свидание с дочерью.
Городок был погружен в тишину. Первые лучи солнца золотили крыши домов, сероватый оттенок ночи неуловимо рассеивался, а небо нежно розовело. Жители Версуа мирно спали, наверняка и во сне улыбаясь друг другу, радостно махая ладошками: «Привет! Как дела?» Между тем ночью в этом мире благополучия и сердечности был убит человек – безобидный старик. Или не такой уж безобидный? Показалось мне в конце нашей единственной встречи, что он что-то знает или так оно и было? За считаные минуты я добрался до улицы Дегалье, свернул во двор знакомого дома.
