— Аркадий писал о вас? О реставрации колокольни? — вежливо осведомилась Саша.
— Отчего же не писать? Писал, — согласилась Женя. — Он человек интересующийся. И с фантазиями.
— С фантазиями, — эхом откликнулась Саша. — Много сочиняет?
— Очень! — воскликнула Наташа. — В основном, про Новоладожск. Ему бы сериалы придумывать для кино. А что? Иногда у него забавно получается. Но наши его не особенно слушают. Некогда им. Только у Коли терпения хватает на его истории. Ну и у нас тоже.
— А про синих людей истории были? — спросила Саша.
— Про «синяков» что ли? — засмеялась Наташа.
— Про людей с синими лицами. Про то, откуда они появились и куда потом исчезли.
Женщины переглянулись.
— А откуда вы знаете? — спросила Евгения. — Он нам о них говорил. Мы-то думали, разыгрывает он нас. Вы с ним уже встречались?
— Да, — сказала Саша. — И потом, я общалась с этими людьми. С «синелицыми».
Женщины у костра замерли и во все глаза уставились на нее. На Наташином лице отразилась вся гамма чувств — от крайнего удивления до явного недоверия. Евгения смотрела на журналистку со смесью жалости и грусти. Саша почувствовала себя неуютно. Вероятно, так чувствуют себя все, кого вдруг начинают подозревать в помрачении рассудка. Но она постаралась взять себя в руки и спросила:
— Вы в городе совсем не бываете?
— Н-нет, — ответила Женя. — Нам продукты привозят. Представители одной фирмы. В город только Коля ездит. По делам официальным.
— А люди с синими лицами сюда не забредали? — спросила Саша.
— Бог миловал, — с опаской сказала Женя и оглянулась на соседку.
Саша вдруг подумала, что если Новоладожск затопит, члены общины узнают об этом в последнюю очередь.
— Ну и хорошо, — улыбнулась она.
— Нет уж, — решительно проговорила Евгения. — Если в Новоладожске происходит что-то ужасное, вы не скрывайте. Неужели химический комбинат отраву какую-то выпустил в атмосферу?
— Про комбинат я не знаю, — сказала Саша. — А в больнице лежат больные с синими лицами. И никто не знает, что это за напасть, и как ее лечить.
Женщины нахмурились.
— И давно лежат? — деловито спросила Евгения.
— Первые больные поступили в больницу несколько месяцев назад, — сказала Саша.
— Значит, Аркаша не врал, — сказала Евгения.
Послышался топот — как будто приближалась большая толпа — и голоса. Саша от неожиданности вздрогнула.
— Время обеда, — весело сказала Наташа. — Где у нас ножик-то — хлеб нарезать?
Саша оглянулась. К палаточному лагерю приближалась группа мужчин. Весело переговариваясь, они подхватывали ведра с водой, подносимые им женщинами, жадно пили и обливали друг друга. Все они без исключения были крепкими, мускулистыми, а бронзовый загар обнаженных торсов в сверкании солнечных лучей делал реставраторов похожими на олимпийских богов с картин художников эпохи Возрождения.
— А вон и наш «начальник», — сообщила Наташа. — К нам идет…
Саша удивилась. Размеренным шагом, широко улыбаясь, к костру шел совсем молодой мужчина лет двадцати пяти с темной щетиной на щеках и подбородке.
— Мир честной компании! — весело проговорил Ершов, подойдя к костру, неподалеку от которого под сенью пышной липы на холщовой тряпке Наталья с Евгенией спешно раскладывали снедь — свежие маленькие огурчики, зелень, помидоры, вяленую рыбу. Наташа, спохватившись, взяла нож и стала резать хлеб. — У нас гостья? — Николай улыбнулся еще шире. — Очень приятно. Гостям мы всегда рады. Издалека к нам? — повторил он вопрос Евгении, но, не дав Саше вымолвить слово, торопливо добавил: — Да я вас, наверное, знаю. Вы… э… Вы на телевидении работаете. Новости и все такое?
— Да, это я, — со вздохом ответила Саша, втайне мечтавшая быть неузнанной хоть в этой незатейливой компании, в поле, у костерка. — И часто вы смотрите наши «Новости»?
— Случается, — рассмеялся Ершов. — Что же мы стоим? Присаживайтесь. Есть очень хочется.
— Одну секундочку, — протараторила Наташа. — Сейчас закончим. Молитву творить вы будете?
— Пожалуй, — согласился он.
Наташа потянула за руку присевшую было Сашу, женщины торжественно встали вокруг импровизированного стола, а Ершов с тем же довольным видом, с каким созерцал еду, начал творить молитву. Когда он закончил, Саша села, словно загипнотизированная. Ершов бросил на нее веселый взгляд, взял миску с вареной картошкой и мясом и начал с аппетитом есть.
Пищу вкушали почти молча, перебрасываясь малозначительными фразами. Ершов был поглощен процессом насыщения полностью, а женщины не решались отвлекать своего руководителя от важного дела. У Саши же от непонятного смущения совсем пропал аппетит, и она еле-еле ковыряла ложкой в миске.
— Аппетит еще не нагуляли? — подмигнул Ершов и спросил как бы между прочим: — Вы у нас сюжет хотите снять? Криминал какой-нибудь в нашей общине обнаружили?
Саша отставила миску в сторону и, взяв маленький желтоватый огурчик, стала нервно вертеть его в руках.
— Нет, что вы… — еле слышно проговорила она. — Просто приехала. Посмотреть…
— А посмотреть есть на что, — не то провозгласил, не то спросил он. — Хотите подняться на самый верх? На колокольню? Оттуда такой вид открывается — закачаешься! В буквальном смысле этого слова, — он рассмеялся.
— А можно? — спросила Саша, бодрясь.
— Сразу после трапезы и полезем, — пообещал Ершов.
* * *
Высоты Саша не боялась никогда. Она любила летать на самолетах и вертолетах, а однажды при съемке сюжета на спор с оператором прыгнула с парашютом с высоты тысяча метров и получила огромное удовольствие. Иногда ей снилось, что она летает высоко над облаками. Просыпаясь после таких снов, она всерьез думала, что в какой-то прошлой жизни она была птицей. Или пращуры ее были не обезьянами, а птеродактилями. Но, поднимаясь по скрипучим, шатким лесам ремонтируемой колокольни, она почувствовала дрожь во всем теле. Слишком уж ненадежными казались ей строительные конструкции. А может быть, давали знать о себе расстроенные нервы. Ершов шел впереди, не оглядываясь. Когда до колокольни оставалось не более двух метров, Саша остановилась и покачнулась. В это было трудно поверить, но она поняла, что не сможет сделать следующего шага. «Что-то случилось с моими крыльями. Видимо, атрофировались, отсохли и отвалились», — мрачно пошутила она сама с собой. Ее спутник оглянулся не сразу. Он дошел уже до самой верхней площадки и вдруг обнаружил, что Саша отстала. Взглянув вниз, он увидел бледное лицо девушки, белые костяшки ее пальцев, судорожно вцепившихся в какую-то скобу, и стал быстро спускаться. Подойдя к Саше вплотную, он осторожно обхватил ее за плечи и заглянул в ее испуганные глаза.
— Что, Александра? — тихо проговорил он. — Вам страшно?
Саша с трудом разомкнула пересохшие губы, но ответить не смогла, только слегка пожала плечами.
— Я не знал, что вы боитесь высоты, — не повышая голоса, произнес он. — У вас кружится голова?
Саша отрицательно помотала головой и почувствовала, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы.
— Будем спускаться? — мягко спросил он.
Она снова помотала головой.
— Тогда держитесь за мою руку, — улыбнулся он.
Ее ладонь утонула в его огромной лапище, и они стали медленно подниматься.
— Бояться тут совершенно нечего, — Ершов, поняв свою оплошность, стал наконец-то развлекать Александру разговорами. — Леса сколочены на славу. Знаете, какой вес они выдерживают? Представьте двадцать здоровых мужиков, по пять пудов каждого, а то и больше. Доски, конечно, поскрипывают, но они весьма добротные. Мы лес по соседству заказываем, в Карелии. У меня там приятель — директор деревообрабатывающего завода. Качество я лично проверяю. Голова не кружится, точно?
— Не кружится, — Саша обрадовалась, что смогла наконец заговорить. — Я сама не понимаю, что случилось. Обычно я не боюсь.
— А я в детстве очень боялся высоты, — весело сказал Ершов. — Все приятели надо мной посмеивались. Сами во дворе с крыш гаражей прыгают и меня дразнят. А я стою как вкопанный, ноги словно к земле прирастают, как подумаю, что нужно куда-то забираться, да еще и прыгать.
— И как же вы?.. — Саша посмотрела наверх.
— Хорош бы был наставник, который на земле команды отдает, в то время, как вся община работает на верхотуре, — рассмеялся он. — Я в себе этот страх изжил. Не сразу, конечно. Это уже в армии произошло. Строительство, церковь — это все потом. Я ведь бывший десантник… Однако мы пришли.
Они ступили на небольшую площадку, устланную грубо выструганными досками. Под сводами, державшимися на пяти облупившихся резных колоннах, был укреплен небольшой, по всей видимости, старинный колокол, о чем говорил почерневший узор и многочисленные выбоинки на его поверхности. Николай Ершов заметил, что Саша рассматривает колокол, и проговорил:
