и когда Хакетт предложил вторую, взял почти без колебаний. Сизый дым стелился над столом, как ночной туман — над морем, в ушах Квирка звучал голос Долли Моран: «У меня все записано…»
— Понятия не имею, что они искали, — проговорил Квирк, как самому показалось, слишком громко. Лицо Хакетта еще больше уподобилось маске. Над головой, где-то на верхних этажах больницы, раздался грохот. «Вот так дела! — подумал Квирк, на миг забыв о Долли. — Чего только не услышишь!» Хакетт явно принял грохот за сигнал к действию, отлепился от стола, подошел к двери и уставился на накрытый простыней труп Долли Моран. Люминесцентные лампы мощного светильника источали белый свет, похожий на пульсирующий туман.
— Получается, Долли знала ту девушку, как бишь ее… — продолжил разговор Хакетт, словно никакой заминки не было.
— Кристин Фоллс, — подсказал Квирк, чересчур поспешно, как сам тотчас почувствовал.
— Да, верно, — не обернувшись, кивнул Хакетт. — А теперь скажите: вы часто даете визитки друзьям и подругам умерших?
Квирк не знал, что ответить, а отвечать следовало. Свой голос он услышал будто со стороны.
— Меня заинтересовала та умершая, ну, Кристин Фоллс.
Хакетт не обернулся и тогда, он завороженно смотрел на секционный зал, слово там творилось нечто невероятно интересное.
— Почему? — только и спросил он.
Квирк пожал плечами, хотя отвернувшийся детектив не мог этого видеть.
— Из любопытства. В нашем деле оно не редкость: работаешь с мертвыми и задаешься вопросом: как же они жили. — Объяснение прозвучало фальшиво, только что с этим поделаешь? Хакетт наконец обернулся. «Сказать ему, что ли? Пусть снимет чертову шляпу!» — подумал Квирк.
— От чего же умерла она? — с дружелюбной полуулыбкой поинтересовался Хакетт.
— Кто?
— Та девушка, Кристин Фоллс.
— От легочной эмболии.
— Сколько ей было лет?
— Немного, только эмболия и молодых не щадит.
Хакетт задумчиво рассматривал носки своих ботинок. Плечевые накладки пальто сошлись на спине: он заложил руки в карманы синего, застегнутого на все пуговицы пиджака.
— Ладно, — он взялся за дверную ручку, — мне пора.
Изумленный Квирк вскочил, оттолкнув кресло.
— Вы ведь сообщите мне… Сообщите, если что-то выясните? — спросил он дрожащим от отчаянья голосом.
Детектив снова обернулся, и на его грубом лице расцвела улыбка.
— Мы многое выясним, мистер Квирк! — бодро и радостно пообещал он. — Очень-очень многое. — С той же улыбкой он скользнул за дверь и прикрыл ее за собой быстрее, чем Квирк выбрался из-за стола.
Чуть ли не машинально Квирк взял стакан Синклера и осушил. Затем он подошел к шкафу, вытащил бутылку и налил себе новую порцию. «Мэл Гриффин! — с горечью и досадой подумал он. — Ты никогда не узнаешь, какую услугу я тебе оказал!»
Вообще-то Клэр мечтала о чем-нибудь приличнее верхнего этажа двухквартирного дома на Фултон-стрит, но это, тем не менее, было на порядок лучше всех мест, где они жили после свадьбы — их иначе, чем ночлежками не назовешь. «А самое главное, — повторяла себе Клэр, — дом мой, то есть наш, полностью выплаченный! Мы не должны банку ни цента и можем обустроить его так, как захотим». Дом был серый дощатый с крутой скатной крышей и большим крыльцом с качелями. Им с Энди принадлежали три комнаты на втором этаже, а еще кухонька и ванная. «Какая светлая у нас гостиная! — радовалась Клэр. — А арочное окно в торцевой стене совсем как в алькове церкви, и выходит на старое ореховое дерево, по ветвям которого скачут белки». Помощник мистера Кроуфорда прислал маляров из мастерской в Роксбери, и Клэр позволили выбрать цвета. В итоге гостиная стала солнечно-желтой, кухня, разумеется, белой, а ванная — голубой. Подходит ли для детской ярко-розовый, Клэр не знала, но вот краска высохла, и получилось очень симпатично. Этим утром из магазина обещали доставить кроватку, после обеда — вещи со старой квартиры (у приятеля Энди был пикап), а пока Клэр наслаждалась простором пустых комнат. Сколько в них воздуха, сколько света, как здорово скрипит под ногами кленовый пол!
— Ах, Энди! — воскликнула она. — По-моему, это лучший дом на свете, и, подумать только, он наш!
Энди стоял, опустившись на одно колено, и чинил разболтанную розетку.
— Ага, — не оборачиваясь, проговорил он. — Старик Кроуфорд — добрейшей души человек.
Клэр подошла к мужу, прижалась к его спине и обняла за плечи, жадно вдыхая металлический мужской запах. Запах Энди всегда казался ей синим, как музыкальные автоматы, разлитое машинное масло или гибкий лист прокатной стали.
— Да ладно тебе, хватит хмуриться! — Клэр разомкнула объятия и ласково погладила широкую грудь Энди. Она хотела добавить, что он чудо как хорош в темных брюках и пиджаке спортивного кроя, но тут в колыбели проснулся ребенок. Клэр тайком радовалась тому, как плач ребенка — Кристин, нужно привыкать к ее имени — как плач Кристин, тоненький, но громкий, словно голос флейты или другого инструмента с высоким звучанием, на нее действует. Сердце билось и быстрее, и сильнее, словно внутри стучал кулачок. — Что случилось, малышка? Ну, что случилось? Нравится этот красивый домик? Он на-а-аш!
«Видела бы меня мама! — думала Клэр. — Папа лишь рассмеялся бы и вытер губы рукой, словно они испачкались».
Клэр улыбнулась Энди и жадно втянула воздух.
— Ты только понюхай! Запах свежей краски!
Не без труда удерживая равновесие, Энди обул сперва один ботинок, потом другой.
— Я проголодался. Пошли, купим по Гамбургеру!
Клэр согласилась, хотя уходить из новой квартиры желания не было: нужно же привыкнуть, пропитаться волшебной атмосферой! Короткий коридор тянулся от кухоньки к застекленной двери, за ней пролет шатких ступеней спускался на задний двор — этим входом они и будут пользоваться. Энди шел по лестнице первым и придерживал за локоть Клэр, прижимающую к груди ребенка. Искреннее желание помочь — вот что она больше всего ценила в муже. Энди помогал не только ей, но и другим — старикам, детям, женщинам с тяжелыми сумками, однорукому инвалиду, который работает на заправке у шлагбаума, и даже неграм.
За лето задний двор высох — трава под ногами хрустела и превращалась в пахнущую древесной золой пыль. Бурые, под цвет травы, сверчки стрекотали, поджимали задние ножки и прыгали в разные стороны. В этой части двора было лишь узловатое персиковое дерево и задушенная сорняками грядка, на которой когда-то давно выращивали овощи.
— Да! — горестно засмеялась Клэр. — Тут надо как следует все изменить.
— С чего ты решила, что это наше, и менять можно? — спросил Энди. Он смотрел на дом, и Клэр, обернувшись, увидела на крыльце высокую женщину с худым лицом и неопределенного цвета волосами, стянутыми на затылке
