в тутой узел. Одетая в платье и длинный коричневый фартук, она внимательно за ними следила.
— Здравствуйте! — шагнув к ней, Клэр протянула правую руку, а в левой крепко держала ребенка. Именно так Клэр решила заводить знакомства — действовать тут же, пока не вмешались скромность и застенчивость. Протянутую руку женщина проигнорировала, и Клэр быстро ее опустила. — Я Клэр Стаффорд.
Женщина оглядела ее с головы до ног и, очевидно, осталась невысокого мнения.
— Беннетт, — произнесла она и сжала губы в тонкую бесцветную полоску.
«Ей лет тридцать пять, — догадалась Клэр, — а выглядит старше. Интересно, мистер Беннетт дома? Он, вообще, существует?»
— Рада познакомиться! — вежливо проговорила Клэр. — Мы сегодня заезжаем. Сейчас поднимались, смотрели, что и как.
— Да, я слышала ребенка.
Клэр подняла завернутую в одеяло малышку.
— Это Кристин! — На ребенка женщина внимания не обратила — прищурившись, она смотрела на Энди, который стоял среди высохшей травы. Руки в задних карманах джинсов, голова чуть наклонена набок — не парень, а картинка. Клэр заметила, что взгляд Беннетт потеплел. Это мой муж Энди, — сказала она и понизила голос до заговорщицкого шепота. — Он немного расстроен, считает, что квартира не очень… — Клэр тотчас поняла, что сделала ошибку.
— Неужели? — холодно переспросила женщина. — Он что, привык к классу люкс?
Очевидно, Энди на расстоянии почувствовал, что Клэр нужна помощь. Широко улыбаясь, он подошел к женщинам.
— Здравствуйте, мисс…
— Беннетт, — подсказала женщина. — Миссис Беннетт.
— Ну вот! — Энди всплеснул руками в притворном отчаянии и одарил новоиспеченную соседку бархатным взглядом карих глаз. Клэр наблюдала с изумлением, в котором растворилась капелька ревности. Воистину, обаяние Энди не знало границ, как бы бессовестно он ни врал. — Я бесконечно рад знакомству! — Он поднялся на крыльцо, и Беннетт позволила ему пожать свою руку, предварительно вытерев ее о фартук.
— Взаимно! — отозвалась она.
На глазах у Клэр Энди сжал ладонь Беннетт, потом выпустил, и бесцветные губы соседки дрогнули в улыбке.
Повисла тишина, и Клэр почувствовала ледяное дыхание приближающейся мигрени: первые спазмы были слабыми, как раскаты далекого грома. Ребенок согнул ручку и уперся в одеяло, словно тоже хотел — не ребенок, а Кристин, не хотел, а хотела! — к той костлявой неприветливой женщине. Клэр покрепче прижала теплый сверток к груди.
Энди хлопнул ладонями по бедрам.
— Ну, нам пора на ленч! — объявил он и выдержал паузу. Однако если хмурая Беннетт рассчитывала, что ее тоже пригласят, то крупно ошиблась. — Пойдем, милая, нужно перекусить. Сейчас принесу бумажник. — Он побежал вверх по деревянной лестнице, перескакивая через две ступеньки сразу. Клэр улыбнулась миссис Беннетт и пошла следом.
' — Надеюсь, ваш ребенок не рева, — проговорила соседка. — А то домик маленький, стены тонкие.
Квирк давным-давно не заходил в больничную часовню и не понимал, что делает в ней сейчас. Двери из коридора, ведущего в отделение рентгенологии, казались совершенно неуместными — вычурные ручки и две узкие панели витражного стекла, установленные несколько лет назад на средства некой богатой леди в память о ее безвременно умершей дочери. В часовне всегда царил холод, причем холод особенный, у Квирка он совершенно необъяснимо ассоциировался с лилиями в вазе, каждое лето красовавшимися на алтаре часовни в Каррик-ли. Квирк тогда не мог избавиться от ощущения, что букет тот же, и лилии чудесным образом не вянут. Однажды он решился сунуть палец в нежный белый колокольчик и до сегодняшнего дня не забыл ощущение чего-то липкого и прохладного, как кожа покойника. Часовня Святого Семейства маленькая, без альковов и колонн — не спрячешься от неусыпного ока масляной лампы в ярко-красном абажуре, денно и нощно горящей перед дарохранительницей. В часовне, возле статуи Святого Иосифа, Квирк в тот день увидел Мэла, коленопреклоненного, со сложенными для молитвы ладонями и низко опущенной головой. Квирк тихо устроился на скамье неподалеку от Мэла, который даже не обернулся, словно не заметил его присутствия, но через минуту перекрестился и со вздохом сел на скамью. Оба помолчали, потом Квирк обвел рукой статую, алтарную лампу, сам алтарь, застланный белой, с золотой вышивкой тканью, и спросил:
— Скажи, Мэл, ты во все это веришь?
— Стараюсь, — немного поразмыслив, ответил Мэл и искоса взглянул на свояка. — А во что веришь ты?
— Меня отучили верить много лет назад.
— Обожаешь рассуждать на такие темы и красиво выражаться? — фыркнул Мэл, снял очки и сильно потер сперва правый глаз, потом левый. — Что ты хочешь?
Теперь задумался Квирк.
— Чтобы ты рассказал мне о гибели Долли Моран.
В глазах Мэла не отразилось ни капли изумления.
— Очевидно, мне известно куда меньше твоего, — проговорил он. — Я не из тех, кто намеренно сует нос туда, где его почти наверняка оторвут.
— Это угроза? — недоуменно спросил Квирк и засмеялся.
Мэлэки сидел с каменным лицом.
— Квирк, ты не знаешь, что творишь. Думаешь, что знаешь, но это не так.
— Я знаю, что Кристин Фоллс умерла не от эмболии, как ты левой рукой написал в досье, — более-менее спокойно начал Квирк. — На самом деле она умерла при родах. Ребенок родился мертвым, как ты и говорил, но я знаю, что он исчез, точнее, ему помогли исчезнуть. Еще знаю, что рассказал тебе о дневнике Долли Моран, а днем позже ее пытали головорезы, череп раскололи. Убеди меня, Мэл, что эти факты не связаны, мои подозрения необоснованны и ты не нажил проблем на свою голову! — Квирк искренне себе удивлялся: откуда эта злость? Против какой несправедливости он протестует? По отношению к Долли Моран, Кристин Фоллс, ее ребенку или по отношению к себе? Только кто обошелся с ним несправедливо, кто его обидел? Не он умер при родах, давясь кровью и собственным криком, не ему прижигали запястья, и голову раскололи не ему. Мэла гневная тирада не впечатлила: вместо ответа он коротко кивнул, словно подтвердилось что-то важное, поднялся и шагнул к двери. Темный костюм делал его похожим на священника, а синий галстук вполне мог быть воротничком прелата-ультрамонтана. Во взгляде, которым он смерил Квирка, читалось изумление вперемешку с презрением и жалостью.
— Послушай моего совета, Квирк, — проговорил он. — Не суйся в это дело.
Квирк, не поднявшись со скамьи, покачал головой.
Не могу. Я вляпался в это дело по самое некуда, впрочем, как и ты.
Мэлэки вышел из часовни. Через какое-то время поднялся и Квирк. Красное всевидящее око у алтаря шевельнулось и словно подмигнуло. Квирк содрогнулся. Как там у Йейтса [11]? «Увидел я холодное бездушное небо…»
Больше всего Энди Стаффорд любил ночные перегоны, причем не
